Отправлено: 22.01.14 15:08. Заголовок: Me and you what’s going on? 03.03.2007 - [ЗАВЕРШЕН]

Me and you what’s going on?
Guy Burnham, Gerda Njordal

3 марта 2007 года, суббота;
Метрополитен-опера, Линкольн-центр; Манхэттен, Нью-Йорк, США / Metropolitan Opera, Lincoln Center for the Performing Arts; Lincoln Square, Manhattan, New York City, US.

 Отправлено: 22.01.14 15:45. Заголовок: — Я не поеду, — твёр..

— Я не поеду, — твёрдо говорит Герда, глядя мужу в глаза. Её тело напряжено, как у кошки перед прыжком, пальцы крепко сжаты в кулаки, но руки отведены за спину так, что Гай их не видит. — Не очень хорошо себя чувствую.
Сегодня утром он поставил её перед фактом, что уже вечером самолёт доставит их в Нью-Йорк. Форма одежды — вечерняя, цель визита — посещение Метрополитен-оперы. Всё как обычно: сухо и безразлично. Впрочем, как и вся их совместная жизнь.
Она не любит оперу. При всей своей любви к классической музыке, она абсолютно не выносит голоса и манеры оперных певцов, а вместе с ними и весь этот жанр. И пусть кто-то посчитает её невежественной и даже дикой, она не поменяет своих предпочтений в угоду чьему-то мнению. А вот Гай прекрасно знал вкусы и предпочтения своей законной супруги. Иные сказали бы, что это прекрасно, но только не в случае четы Бёрнем, — Гай играл на этом, заставляя Герду делать то, чего она не любит и лишая её того, что доставляет ей хоть какую-то радость. Поверьте, птичка в клетке чувствует себя превосходно по сравнению с тем, что уже два года испытывает эта норвежка.
Сегодня была опера. Не длительный, но не обещающий ничего приятного перелёт из Вашингтона в Нью-Йорк. «Русалка» Дворжака в огромном зале Метрополитен-оперы, на чешском языке, — три часа тридцать пять минут чистого унижения и пытки.
Ньордаль действительно больно. Она никогда в жизни не говорила Гаю о том, что ей плохо.
Во-первых, эта особа не привыкла жаловаться. К тому же, пребывание в пансионате научило её молчать даже тогда, когда, ради того, чтобы сохранить хорошую мину при сильной боли, приходилось сжимать зубы, — она ненавидела, когда вокруг неё бегают, когда вынуждают оставаться в душной палате, лишая солнечного света и свежего воздуха, пичкая сердечными лекарствами. Их запах она тоже ненавидела. А потому молчала.
Во-вторых, сказать своему супругу о том, что ей плохо, было равносильно тому, чтобы сказать своему врагу о том, что ты слаб, — незамедлительно последует удар. Но сегодня она должна была настоять на своём, поскольку её «не очень хорошо», с учётом всего вышесказанного, могло означать лишь одно — Герда находилась в предобморочном состоянии.

* * *

Me and you whats going on?
All we seem to know is how to show the feelings that are wrong;

— Гай! — Герда бежит по пирсу, спотыкается, но Гай подоспевает как раз вовремя, чтобы поймать эту неугомонную и немного неуклюжую светловолосую девчушку — кажется, единственного человека на всём белом свете, кто так искренне радуется, видя его. Ньордаль цепляется за его шею и тихо смеётся ему на ухо, — Гай, ты приехал!
От него пахнет бергамотом и, совсем немного, ароматом новой кожи и дорогой древесины, впитавшимся в одежду за время перелёта из США в Норвегию. Она же пропитана ароматами морского бриза и хвои. Кажется, здесь так пахнет сам ветер.
Герда тараторит что-то без остановки. И трудно разобрать, что она говорит за шумом волн, но Гай улыбается и жмурится от солёных брызг, разносимых ветром по всему берегу.

* * *

Она открыла глаза уже в самолёте, когда в иллюминаторе уже были видны огни вечернего Нью-Йорка. Весь полёт прошёл в полудрёме или полубреду, она то проваливалась в забытье, то видела отрывки их личного прошлого, где всё было куда более тепло и безоблачно.
Взгляд болезненно блестящих глаз цвета морской волны на некоторое время остановился на лице Гая, — Герда будто искала в нём знакомые черты, но не находила. Норвежка тихо выдохнула и безропотно отпустила воспоминания, взгляд устремился в окно, за которым там, внизу, мерцали миллионы огней.

 Отправлено: 22.01.14 17:09. Заголовок: Застегивая запонки и..

Застегивая запонки из белого золота, он слышит голос жены сзади, - нетрудно представить её сейчас, стоящую позади него, сжимающую ладони в кулаки и пряча их за спину, - некоторые привычки не просто забываются. Ему не нужно оборачиваться чтоб видеть этот ледяной взгляд, в котором он всё меньше видит ту светловолосую девчушку, которая бежала к нему с распростертыми объятиями и непрерывно рассказывала обо всём, что ей пришлось пережить во время его отсутствия. Ему даже не нужно отвечать, так как они оба прекрасно знают простую истину – ей не выиграть даже такого простого спора, и уже через час, Герда Ньордаль, - призрачная попытка остаться свободной не изменив фамилию, - будет сидеть рядом с ним в ложе для особых гостей и слушать оперу, которую она так отчаянно ненавидит. Иногда Гаю кажется, что его любовь к этому виду искусства питается исключительно ненавистью Герды к ней. Впрочем, как и все его проявления любви.
-Ты всегда нехорошо себя чувствуешь, когда дело касается оперы, - холодным, почти ледяным голосом отвечает Гай, не обращая внимание на жену, - щелчок второй запонки и мужчина поворачивается к Герде, но даже не смотрит на неё, - но тем не менее, надо, - после чего он спокойным шагом покидает комнату и выходит в холл. Это не совсем правда. Как и то, что ему необходима его компания сегодня вечером. Они оба это прекрасно знают, но тем не менее...
С каждым днем всё больше кажется, что они находятся в совершенно противоположные крайности, - пора бы и привыкнуть к этой простой истине, которую уже никогда не изменить. И всё равно, каждый раз, когда Гай слышит в голосе Герды нотки обиды, которые крайне редко, но всё же, проскальзывают меж её дыхательных путей, ему хочется отвернуться от неё и замкнуться в себе, так как разбитое никогда не восстановится. Уж точно не в той форме, которой пребывала прежде.

***

-Герда! – зовет он её, ощущая её теплое, хоть и морское, дыхание вдоль уха. Она совсем не изменилась, только чуть-чуть подросла. В ней всё больше от русалки, нежели от простого человека, но как же дурманит её запах морской пены, которая всегда ассоциируется с радостью, смехом и домом, которого у Гая Бёрнема никогда прежде не было. Это всё она – Герда Ньордаль. Она может быть похожей на ураган, который из неоткуда появляется посреди моря и уносит огромные корабли, окутывая их в свои водяные волны. Но вместе с тем в её тонких пальчиках таится какая-то особая нежность, которая принадлежит ей и только ей, а если повезет, то и Гаю, если даже на короткий миг.
Он чуть дольше прижимает её к себе и совершенно не может понять, как такая хрупкость может выдерживать любой удар морской волны, но он не понаслышке знает, что Герда Ньордаль способна выдержать всё. Не в силах сдерживать улыбку, англичанин шагает рядом со светловолосой девушкой-морем и слушает её рассказ. Возможно, он не поспевает за ней и не может уловить смысл всех сказанных слов, но он всё равно счастлив, так как голос Герды Ньордаль – самая прекрасная музыка сотворенная природой.

***

Держа в руках папку с очередным контрактом, Гай просматривает последнюю часть договора, после чего устремляет свой взгляд в окно, - Нью-Йорк как всегда слишком ярок и болезненно ослепляет глаза. Бёрнем не обращает внимание на жену, которая останавливает взгляд на нём, - они привыкли к такому. Но сегодня Герда ведет себя немного странно и это не может не настораживать. Особенно, если ты собираешься весь вечер находиться в центре общества, которое так и ждет мельчайшей оплошности с твоей стороны. Самолет спокойно приземляется и они выходят. Уже в дверях Гай протягивает руку жене, которая не сразу берет её, - и к этим обыденным прикосновениям никак не привыкнуть.
-Постарайся не привлекать к себе внимания, - спокойным и даже поучительным тоном говорит Гай. Меньше всего ему нужно оказаться в центре внимания из-за не соответсвующего поведения жены сегодня вечером.

 Отправлено: 24.02.14 19:39. Заголовок: — Я имею на это прав..

— Я имею на это право, — тихо произнесёт она, когда Бёрнем покинет комнату. Герда ещё несколько минут будет стоять у зеркала, невидящим взглядом наблюдая за своим отражением. Опираясь обеими руками о края комода, она опустит голову и тяжело, немного судорожно выдохнет, вслушиваясь в затихающие шаги мужа, пересекающего холл и выходящего в прихожую. Вскоре хлопнет входная дверь, и звук этот заставит напрячься каждую мышцу её тела. Закрыв глаза, она прислушается к вязкой тянущей боли в области сердца.
В её жизни есть два слова, которые в своё время очень сильно повлияли на её судьбу. Нет, они существовали для неё и раньше, но никогда ещё не имели над ней такой власти, такого подавляющего господства над каждым вздохом и каждым словом, над всеми мыслями, чувствами и действиями. Раньше они были просто словами, — обыкновенными и ничем не примечательными словами, — и сложно было подумать, что из-за них когда-нибудь рухнет весь её мир. «Должна» и «надо», — произнесённые когда-то в полумраке отцовского кабинета, они до сих пор звучат холодным эхом из уст мужа. И, как правило, раз за разом всё больше отравляют её существование. И каждый день Герда всё отчётливей улавливает в интонации мужа нотки удовольствия от причинённой ей боли.

* * *

— Как она? — Ольга бросилась к молодой светловолосой девушке, на цыпочках вышедшей из палаты и плотно прикрывшей за собой дверь. Ингвар стоял за её спиной, скрестив руки на груди и, казалось, был ничуть не обеспокоен происходившим последние несколько часов. Наоборот, возникало ощущение, что мужчину явно тяготила необходимость всю ночь напролёт дежурить у палаты дочери, весь его вид говорил о крайней степени раздражения.
— Пока никаких улучшений…
— Она что-нибудь говорила? — В глазах женщины стояли слёзы, руки тряслись, но она изо всех сил пыталась сдерживать себя.
— Практически ничего. Временами она пытается произнести чьё-то имя, но пока ей это не удаётся.
— Чьё имя?

* * *

Она медлит, но вскоре её рука всё же оказывается в руке мужа. Тонкие пальцы едва скользят по его коже, — их прикосновение похоже на то, как осторожно дотрагиваются до обожженной кожи, она будто боится причинить ему боль. Но на самом деле, каждое такое прикосновение причиняет боль именно ей. Она боится их, всё таких же тёплых рук, которые когда-то согревали и приносили утешение.
Теперь они лишь обжигают.
Как отчаянно ей не хватало их тогда, в ослепительно белой палате, когда лекарство медленно стекало по трубкам капельниц, капля за каплей отсчитывая вечность. Тогда, когда из последних сил она раз за разом упорно пыталась произнести одно единственное имя. Его имя, — именно оно всё никак не могло сорваться с её бледных потрескавшихся губ.
— Хорошо, — спокойно и неожиданно послушно отвечает Герда. Её голос тих, но произнесённое звучит чётко, вторя интонации Гая. Спускаясь по трапу, он будет чувствовать холод её рук и то, как, споткнувшись, она побоится искать в нём поддержки.

Полночь, дай на плащ мне черный неба лоскут,
Я закрою раны от дотошных людей.

— Герда? Герда Ньордаль! — Низкий мужской голос, полный неожиданного восторга, — скрыть который, наверное, и полагалось на подобном мероприятии, но, по-видимому, не представлялось возможным, — окликнул норвежку в холле Линкольн центра. В этот же момент несколько недоуменных взглядов устремились на счастливого обладателя этого яркого и чистого баритонального баса, но его, кажется, это совершенно не волновало.
— Ротгар, — счастливая улыбка озарила бледное лицо Герды задолго до того, как она обернулась, — этот голос она, пожалуй, узнала бы и с закрытыми глазами.
— Прости, не хотел тебя пугать… — огромный мужчина, отчего-то до боли напоминающий медведя, виновато опустил глаза, но тут же дёрнул плечом и губы его вновь расплылись в широченной улыбке. — Я безумно рад тебя видеть!
— Думаю, ты испугал не меня, а вон тех пожилых господ, — тихо рассмеялась Герда, но именно в этот момент она почувствовала не мужа, а серую грозовую тучу по правую руку. Она замолчала и моментально спала с лица. — Ротгар, позволь представить моего супруга. Гай Бёрнем.
Медведь-Ротгар, знавший Герду с того самого момента, когда в двухлетнем возрасте они умудрились не поделить домик из старой рыболовной сети, внимательно проследил за выражением её лица и, казалось сам стал немного меньше.
— Гай, это Ротгар, мой старинный друг.
— Очень приятно, — без особого восторга произнёс старинный друг и обошёлся вежливым кивком головы. — Вы не будете против, если я ненадолго украду вашу супругу? Я бы хотел познакомить тебя с одним очень интересным человеком…
Когда Ротгар отвлёкся, Герда аккуратно коснулась плеча Гая и заглянула ему в глаза. Она ничего не сказала, но во взгляде ясно читалось: «Я ненадолго. Всё будет хорошо… я обещала».
Несмотря на всё, происходящее между ними, Ньордаль время от времени проявляет по отношению к мужу что-то, отдалённо напоминающее то ли нежность, то ли заботу. Зачастую это кажется странным на фоне их взаимной ненависти друг к другу, иногда — нелепым в моменты, когда на жестокость она внезапно отвечает послушанием и неожиданной мягкостью. Но, чаще всего, мягкость кажется бессилием, а послушание чем-то напоминает отчаяние.

 Отправлено: 26.02.14 14:45. Заголовок: остается время чтобы..

остается время чтобы закрыть глаза
лечь лицом на ладони свои (так увы верней)
и вспомнить как безупречно тонка
была шея ее в кольцах минувших дней.

-Вот вернусь домой, сразу же сделаю ей предложение. Женюсь как можно скорее и увезу её далеко-далеко, чтоб не слышать ничего о войне. У её родителей своя ферма, поэтому она всегда пахла свежим молоком. Даже сейчас, когда нам везет и мы получаем новые запасы еды, то я беру пакетик молока исключительно для того чтоб понюхать его и вспомнить о её белоснежных волосах, запахе кожи и надеяться, что она ответит «да» и больше не будет ничего, что омрачит ей жизнь, - парень лет двадцати пяти по имени Роберт, усмехнулся, - Слышь, я обязательно женюсь на ней и приглашу тебя на свадьбу, Бёрнем, - Гай смотрит на сухой ломтик хлеба и понимает, что жует кусочек уже более пяти минут. –А тебя кто-нибудь ждет? – спрашивает друг по несчастью и англичанин замирает. Он смотрит на огонь перед собой и на мгновение забывает о том, что находится в Ираке – настолько далеко от Олесунна и Герды, что лишь сегодня утром когда-то знакомого Майкла Кармайкла разорвало в клочья, да так, что они даже не смогли собрать его внутренности, - Гай на короткое мгновение забывает обо всём и видит перед собой берег; морская волна скользит по песку и едва касается женских ножек, - она же подпрыгивает на месте и заливается звонким смехом, после чего поворачивается к нему, - ветер играет с её светлыми, как пшеница, волосами; он стоит в нескольких шагах от неё и не может отвести взгляд, а она смеется, срывается с места и бежит к его сторону; обхватив его шею руками, Герда поднимается на цыпочки и обнимает его, - она пропитана запахом соленой морской волны и Гай мечтает чтоб этот миг не обрывался.
-Бёрнем, ты что, заснул? – смеется Роберт и англичанин поднимает на него взгляд.
-Прости, - ломтик хлеба в руках слишком сухой и почти безвкусный, - я просто задумался, - он не знает как это объяснить, да и что сказать.
-Так что, она тебя ждет?
-Надеюсь, ждет, - опустив взгляд произносит Гай и подносит хлеб к губам.
-Я надеюсь познакомиться с ней на моей свадьбе, смотри мне, ты обязан привезти её с собой, слышь, Бёрнем?
Роберт старается не шуметь, а Гаю очень хочется верить в то, что всё будет именно так.
Он ещё не знает, что через неделю Роберта убьют у него на глазах и тот никогда не сделает предложение той, что пахла молоком.

***

Гай Бёрнем категорически не любит мужчин, что не скрывают свой интерес к его жене, - с другой стороны, чего же ему волноваться? Они с Гердой давно во всём разобрались, - в тот самый день, когда она напрочь отказалась взять его фамилию. Англичанин поворачивается на голос незнакомого мужчины и сразу же переводит взгляд на жену, к которой были обращены эти самые слова, - увы, он уже никогда не станет тем человеком, который так же беззаботно сможет позвать её в толпе людей и это, увы, совсем не обрадует норвежку. За считанные секунды выражение лица Гая становится очень холодным, кажется, что откуда-то подул сильный Норвежский ветер, который пробирает сквозь кости и намеревается их сломать, - пожалуй, он никогда не перестанет ревновать её, но уж точно никогда не покажет этого.
Сдержанный кивок, никаких вопросов и совершенное безразличие к проявлению некой нежности со стороны жены, - нежность, что появляется исключительно тогда, когда Герде хочется самостоятельно сделать вдох, а сил на то чтоб перечить мужу – у неё не осталось. Бёрнем отворачивается от мужчины с которым уходит его жена, - ровными шагами он направляется одному из сенаторов, который сразу же улыбается при виде знаменитого Гая Бёрнема. Жаль, что где-то в области груди он чувствует очень сильный укол, и да, он ненавидит себя за эту маленькую слабость.
-Мистер Бёрнем, я был уверен, что встречу вас сегодня, даже говорил об этом Еве, - рядом с сенатором стоит его обворожительная жена, которая любезно улыбается Гаю.
-Рад вас видеть, мистер Трэверс, миссис Трэверс!
-Где же ваша супруга? Я так надеялась увидеть её сегодня! – улыбается Ева, но Гай даже не поворачивается чтоб отыскать в толпе свою жену.
-Она встретила своего друга детства, но думаю, она тоже будет рада видеть вас...
Привычная обстановка. Привычне любезные разговоры. И лишь одна непривычность – Герда не стоит рядом и не дышит шумно от волнения.

 Отправлено: 28.02.14 18:38. Заголовок: А вот Герда на удивл..

А вот Герда на удивление безразлично относится к женщинам, которые уделяют чересчур много внимания её супругу.
— Мистер Трэверс, Эва. — Ровно и так мягко произносит Герда, беря мужа под руку, что миссис Трэверс заметно напрягается. Тем не менее, обращение Герды играет свою роль, и Ева, — полька по происхождению, — вскоре расплывается в улыбке, благосклонно склоняя голову в знак приветствия. — Рада вас видеть!
— Герда! Как хорошо, что вы к нам присоединились! Мистер Бёрнем говорил, что вы встретили своего друга детства. Это всегда так волнительно, не правда ли?
— Да, вы правы. Такие встречи всегда приятны, особенно, если они происходят раз в десятилетие. — Ньордаль не видела лица мужа, но она была уверена — на его скулах заиграли желваки. Она ощущала его холод всем своим телом, — разливающийся по руке, он весьма быстро достигал сердца. — Надеюсь, нас ждёт исключительный вечер. Партию русалки исполняет Рене Флеминг. Мы были на её концерте с Хартмутом Хёллем в Осло несколько лет назад, — это было прекрасно.

* * *

— Мама, скажи мне, он жив? — Она чувствует, как задыхается, как к горлу подбираются липкие путы ужаса, — мама…

Яркие полоски света, пробивающиеся сквозь листву старого дуба, играют в волосах Герды. С тех пор, как она начала ходить, эта скамейка в дальнем углу парка, окружавшего пансионат, стала для неё своеобразным укрытием. Во-первых, тут её никто не искал. Никому просто пока ещё не приходило в голову, что эта безумная, с риском повторного приступа, будет сбегать так далеко, лишь бы побыть в одиночестве, вдали от этих назойливых медсестёр, лекарств, капельниц и полумрака палат. И почему все считают, что лёжа в четырёх стенах, лишённая солнечного света, не способного проникнуть сквозь плотные шторы, что так упорно закрывает каждый сюда входящий, она будет выздоравливать? Нет, это был самый верный способ загубить Герду Ньордаль!

— Мама, я должна его увидеть. Прошу тебя.

А во-вторых, этот дуб напоминал ей о Гае. Узнай он об этом, он бы тихо рассмеялся, вскинув голову и прикрыв глаза. Она знала. Он делал так обыкновенно, когда его маленькая смешная девочка говорила какую-нибудь глупость. Но, сидя здесь, вслушиваясь в шум листвы и подставляя лицо тёплому солнцу, Герда действительно молилась о том, чтобы, как и этот многовековой дуб, её Гай был крепок и силён, чтобы он выстоял на поле боя и выдержал всё, что сотворит с ним война.

— Он уехал. Отец предпочёл не рассказывать семье Бёрнем о произошедшем. — К концу фразы тон голоса стал каким-то официальным, а взгляд Ольги отрешённым, — она прекрасно знала, что значит этот взгляд. Герда откинулась на подушку, уставившись в потолок. В тот вечер она так больше и не взглянула на мать. Да и к вопросу о Гае она больше никогда не возвращалась.

Она ждала его. Всё это время она ждала, надеясь вновь услышать его голос, его тихий и нерешительный смех, она отчаянно нуждалась в ощущении тепла его рук, согревающего её вечно холодные из-за болезни пальцы. Он был её самым близким другом. Был мальчиком, который так трогательно оберегал её, ограждая от всех ужасов большого мира. Только когда он был рядом, Герда ощущала себя в безопасности, только рядом с ним её сердце было абсолютно спокойно.
Она ждала его. И каждый раз, закрывая глаза, она оказывалась рядом с ним, вдали от дома, на этой бесполезной проклятой войне, после которой выжившие начинают завидовать павшим. Если бы только она могла стать для него хотя бы маленьким хрупким светлячком, чтобы отдать всё тепло этому свету, чтобы привести его домой живым и невредимым…
Но когда он, живой и невредимый, приехал к ней в Тромсё, что-то с ним уже было не так, — что-то в его глазах. И это что-то заставило Герду бояться за него ещё больше, чем тогда, когда он был на войне.

Сделать всего несколько шагов к тебе. Растерянный и измученный, ты стоял у камина, и единственным порывом моим было подойти к тебе и обнять. Крепко, не отпуская, поделиться с тобой теплом и заполнить ту страшную пустоту, что зияла там, где когда-то билось твоё сердце. Я должна была сказать тебе тогда то, что никогда уже не сорвётся с моих губ. Должна была. Но твоя проклятая сдержанность, холодная и отталкивающая, — ты будто ненавидел меня за какие-то ведомые только тебе прегрешения.
Ты так испугал меня.
И больше всего на свете я жалею о том, что так и не решилась сделать того, о чём лишь одном так отчаянно желала все эти годы.

* * *

O mně-li duše lidská sní,
af se tou vzpomínkou vzbudí!*

— Мистер Бёрнем, прошу простить меня за беспокойство, — сотрудник Линкольн-центра, молодой парень лет двадцати с должным почтением и ровной спиной склоняется над плечом Гая, тем не менее, заметно нервничает продолжая говорить, — ваша супруга…

Не трудно было заметить, что Герды рядом с Гаем не оказалось. И то ли он не заметил, как она тихо поднялась со своего места и покинула зал, то ли по обыкновению своему никак на это отреагировал. Тем не менее, миссис Ньордаль так и не удалось выполнить своё обещание, данное мужу на трапе самолёта. Хотя, она изо всех сил пыталась, — именно по этой причине, ощутив приступ сильной боли в области сердца, Герда предпочла, чтобы то, что должно было произойти потом, произошло не на глазах у публики, собравшийся в концертном зале Метрополитен-оперы, а где-нибудь подальше от посторонних глаз. Право же, её супругу не нужны были расспросы о здоровье его жены, многочисленные пересуды, вздохи и жалость, особенно унизительная для такого человека, как Гай Бёрнем.

Герда упала в холле, вдали от посторонних глаз. Ей вызвали «скорую» и в обморочном состоянии перенесли её в машину.


^*«If his human soul is dreaming about me, may that remembrance awake him!» — (чешск.) отрывок из арии Русалки «Měsíčku na nebi hlubokém…» из одноимённой оперы Антонина Дворжака.

 Отправлено: 02.03.14 17:37. Заголовок: *** Легкое прикосно..

***

Легкое прикосновение знакомых рук, но мужчина даже не смотрит в сторону подошедшей жены, - многим знакомым кажется, что его сдержанность – залог английской крови, впрочем, нельзя сказать, что Бёрнем против этого. С одной стороны он в принципе не любит проявления заботы на людях, а с другой – не может, просто не может быть нежным и мягким, когда рядом с ним находится Герда Ньордаль, - он ненавидит её фамилию и проклинает его сто, даже тысячу раз, с той самой поры, как они поженились, так как понимает, что такая мелочь, как «Ньордаль» всегда будет лежать пропастью между ними доказывая окружающим и ему, в первую очередь, что Герда никогда не будет полностью принадлежать ему.
-Простите, - прерывает он разговор женщин, - мне нужно поздороваться с мистером О’Доннелом, - норвежка может кожей чувствовать, насколько холоден тон Гая, - он ненавидит себя сейчас за то, что, даже если на короткое время, он снова почувствовал себя чужим рядом с женой, которая никогда уже не встретит его с радостной улыбкой. B такие минуты, даже если их крайне мало, Бёрнем почему-то вспоминает то детство, где Герда сидела на мокром песке и смеялась...

***

И я живу тобой, живу который день.
Я лишь твой образ разглядел в толпе прохожих.

Под ногтями высохшая кровь, которая уже не вызывает отвращение, - молодой англичанин сидит на земле, прислонившись спиной к мокрой поверхности камня и смотрит на чистый листок бумаги, - очень важно чтоб ни одна капелька крови, ни одно пятно грязи не попало на него. Со стороны может показаться, что молодой солдат затаил дыхание, побоявшись даже выдохнуть застрявшие в легких воздух на поверхность листка, - ручка чуть дрожит между пальцами англичанина, а он всё смотрит в белизну и видит пенку, которую выносит море на изгибах волн...

Герда,

Мне что-то неспокойно, надеюсь с тобой всё хорошо. Не могу передать словами свою тревогу, но ещё вчера утром мне померещился ворон, который раскрыл крылья прямо над моей головой, - знаю, ты скажешь, что всё это суеверие, но в последний раз, когда я видел его, то мне пришлось поехать на войну. Не знаю что будет дальше, стараюсь не думать об этом, - ещё больше стараюсь не заводить здесь друзей, так как каждый день – ещё один шаг ближе к смерти. Извини, мне не стоит об этом писать тебе, ты и так переживаешь за своего непутевого англичанина, но просто... здесь совсем другое небо, понимаешь?
Сегодня утром я проснулся от запаха соленой морской воды. Мой сосед удивленно смотрел на меня, когда я начал спрашивать откуда же этот запах, но я клянусь тебе, то ли мне снилось твоё море, то ли ты отправила мне его запах и каким-то чудом он оказался рядом со мной.
Иногда так хочется быть трусом и слабаком. Иногда мне даже хочется чтоб все мы были такими. Особенно тогда, когда очередной знакомый, с которым мы пили чай лишь несколькими днями ранее, лежит у моих ног, сжимая чью-то фотографию и не дышит. В последнее время я всё чаще замираю, когда натыкаюсь на мертвеца. Скажу тебе честно – я боюсь. Нет, не смерти я боюсь, скорее другого. Как же тебе объяснить, Герда...
Я боюсь, что ты... я...понимаешь, я боюсь умереть, так никогда больше не увидев тебя. Не знаю, почему это так важно и даже представляю твоё выражение лица, когда ты читаешь эти строки, - на губах играет довольная улыбка и ты шепчешь про себя "Ох, Гай», но это и правда так. Я никогда не был... я хочу сказать, что я... я никогда не умел выражать свои чувства. Это всегда было проблемой для меня. Выражать собственные чувства, - для таких как ты, нет ничего проще, но только не для меня. Порой мне даже казалось, что у меня и вовсе нет чувств, если уж это настолько проблематично для меня. Но я не хочу, Боже, я так сильно не хочу умирать здесь в одиночестве, но я не трус. Я правда не трус. Я готов умереть, если нужно. Я готов на всё, но... я так хочу увидеть тебя. Герда, я так...
Ты снишься мне каждую ночь. Я помню, ты говорила, что когда нам кто-то снится, то он думает о нас, могу ли я надеяться, что ты каждый день думаешь обо мне? Я знаю, Герда, моя милая Герда, что это очень уж эгоистично с моей стороны, но если умирать здесь, в полном одиночестве, то хотя бы с запахом моря и твоей улыбкой, даже если лишь в воображая её.

Твой Гай.

В семью Бёрнем всегда поступало два письма от наследника – один для матери, а другой - для Герде. Гай Бёрнем всегда просил маму в своём письме, чтоб та отправила второе адресату. Он до сих пор не знает, что Клиодна не отправила в Норвегию ни одно письмо своего единственного сына.

***

Он не вспоминает, нет, он просто не слушает оперу. Такое происходит редко, ведь Гай Бёрнем искренне любит слушать душераздирающие арии, но только не сегодня, - кажется, он не смотрел в сторону Герды с той самой минуты, как некий Ротгар окликнул её. Англичанин хмурится, но окружающие не замечают никаких изменений, так как для Бёрнема это привычное состояние. Погруженный в какие-то свои мысли и раздумывая о том, чтоб завтра же устроить себе поездку куда-нибудь, Гай не сразу замечает подошедшего к нему парня, который выглядит уж больно испуганным.
Англичанин выходит слишком быстро, - уже на лестнице он замечает, что практически бежит в сторону выхода, где уже замечает мигающий свет машины скорой помощи, - надо было оставить её дома, не для неё, а для себя, - Гай Бёрнем до дрожи ненавидеть это беспокойство, которое вылезает из самого сердца в самый неподходящий момент и тошнотой подкатывает к горлу. Ему кажется, что его стошнит прямо здесь, и лучше бы стошнило, но вместо этого Гай останавливает бегающих сотрудников скорой помощи.
-Я её муж. Я еду с вами, - он опускается на сидение рядом с Гердой, которая неподвижно лежит.
-Вы можете взять её за руку, - говорит медсестра и мягко улыбается ему. Гай несколько минут смотрит на измученное лицо жены, а потом резко отводит взгляд в сторону и делает вид, что не слышал ничего.

 Отправлено: 19.03.14 18:32. Заголовок: Море синеет вдали, к..

Море синеет вдали, как огромный сапфир,
Детские крики доносятся с дальней лужайки,
В воздухе — чайки...
Мальчик играет, а девочке в друге весь мир...

Он сидел на берегу, зарыв босые ноги в песок и смотря вдаль — туда, где серые волны сливаются с бесконечностью осеннего неба. Герда долго вглядывалась в его силуэт, не понимая, что он забыл тут, молчаливый и сгорбившийся под грузом воспоминаний о войне, с которой он так и не вернулся.
— Гай… — позвала она тихо и осторожно, нерешительно сделав два-три шага и коснувшись его плеча. Гай вздрогнул и обернулся. Лицо его было бледным и бесцветным, осунувшимся и испачканным в грязи.
— Это ты, русалка?
— Я.
Она села рядом на остывший песок и, устремив взгляд на горизонт, склонила голову ему на плечо. Гай не пошевелился. Всё его внимание, кажется, занимало что-то вдали; что-то, чего Герда была не способна различить среди серых волн и лучей заходящего солнца.
— Зачем ты здесь?
— Мне больно.
Их голоса приглушал крик чаек, круживших над головой. Рваный, он терзал душу, предвещая беду.
— Знаю. Но ты не ответила на мой вопрос, русалка. Куда ты собралась?
— За тобой…
— За мной? — Гай фыркнул в привычной для него манере и, закинув голову, прикрыл глаза. — Не слишком ли далеко тебя это завело?..

— … Миссис Ньордаль, вы меня слышите?
«Слышу», — мысленно ответила она, всё ещё цепляясь за серые волны и хмурого Гая. Где-то далеко чей-то встревоженный голос, прерываемый мерным звуком кардиоаппарата, сказал кому-то, что она отказывается бороться. А после звук этот вновь превратился в крик чаек.

— Мне не хватает тебя.
Гай улыбнулся. Он приобнял Герду и осторожно коснулся губами её волос.
— Я всегда рядом с тобой, как ты не видишь? Открой глаза и посмотри…

* * *

Заряд ослепительно-белого утреннего света прорвался сквозь веки. Герда зажмурилась, прикрыв ладонью лицо. В голове, казалось, всё перевернулось — боль пульсировала в висках. К горлу подступил приступ тошноты. Выше запястья левой руки в кожу впилась игла капельницы, мучительно медленно, капля за каплей, подающей в вену уже знакомое лекарство.
Врывающийся в распахнутое настежь окно ветер, раздувал занавеску, превращая её в парус. Она видела его, закрывая глаза, взмывающего в небо над белоснежной «Mjöll», затерявшейся в лазури океана.
Стало легче дышать.
В палате не было ни звуков реанимационной аппаратуры, ни крика чаек. Лишь из окна доносился приглушенный гул улиц, тем не менее, остававшийся всего лишь фоном.
Герда аккуратно приподнялась чуть выше на подушке и повернула голову. Там, в кресле у её изголовья, неестественно закинув голову назад, спал Гай. Его костюм был изрядно помят, а запонки из белого золота были оставлены рядом с часами на тумбочке.
Что-то внутри обрывается. Герда недоуменно смотрит на спящего мужа, боясь поверить в то, что всё это время он провёл здесь, рядом с ней. Тот же костюм, те же запонки, что он одевал дома в Вашингтоне, — да, это несомненно они. Но…
Ньордаль закрывает глаза, отчётливо слыша его тяжёлое дыхание — он заболевает. Тут же она вновь открывает их, убеждаясь, что он реален. Но нет ничего в этой комнате, что было бы сейчас реальней него.

 Отправлено: 30.03.14 19:15. Заголовок: мне никогда не говор..

мне никогда не говорили: "умело используй оружие",
мне говорили: "оружие - ты сам".

-Ты что-то рано вернулся, - Бертрам сидит в любимом кресле, с трубкой во рту, - Гай ненавидит этот запах табака, так как он всегда напоминает ему о детстве, что закончилось слишком рано. Сложив руки в карманы наследник семьи обходит кресло стороной и останавливается у камина, - его руки ледяные, может от холодного ветра, ведь он часами гулял пока наконец-то не приехал домой, а может потому, что он до сих пор не может принять решение. –Твоя мать сказала, что ты уехал к Герде Ньордаль на несколько дней, - в очках на переносице Бертрама, извивается отражение огня, Гай усмехается и отходит в сторону столика в бутылками скотча, виски, бурбона, - выбирай, что душе угодно.
-Я уехал, - спокойно отвечает он. Старший Бёрнем прекрасно знает, что его сын немногословен, но ответ его всё равно не устраивает.
-И почему же ты вернулся на второй день?
-Не захотелось, - он подносит к губам стакан с бурбоном и делает небольшой глоток.
На этом разговор окончен. На этом вообще всё окончено, потому что у Гая Бёрнема слишком холодные руки, и ему кажется, что никакой огонь не сможет растопить тот лед, который появился в его груди всего лишь днём ранее, - никто никогда не предавал его до сих пор, ведь некому было предавать. Этот англичанин всегда был одинок, но он надеялся, что в этом мире есть один единственный человек, который просто не станет отворачиваться от него, - наивный ты, Гай Бёрнем.

***

-Мне кажется, что с ним что-то не так, - миссис Бёрнем опускает чашку на фарфоровую тарелку и поднимает глаза на мужа. Тот слишком углублен в чтение газеты, поэтому не сразу слышит её слова.
-Я сказала, что я волнуюсь за Гая, - даже если Клиодна уже смирилась с тем, что её сын уже взрослый и вполне может позаботиться о себе сам, её не покидает чувство, что тому сейчас нелегко, - да, как неудивительно, даже несмотря на полное безразличие и не состояние вмешаться в воспитание Гая, в неё всё же есть некий материнский инстинкт, которого она не может объяснить, но чувствует.
-Он только что оправился, не утрируй, - миссис Бёрнем поджимает губы от недовольства.
-Мне кажется что-то случилось.
-И что же?
-Эта девочка.
-Какая девочка? – Гай наконец-то отрывается от чтения и поднимает глаза на жену.
-Дочь Ингвара, кто же ещё.
-А что с ней? – Клиодна усмехается и опускает взгляд.
-Мне кажется, милый, любовь – единственное, в чем ты так и не научился разбираться, - после чего женщина встает и покидает гостиную.
Бертрам Бёрнем сидит с раскрытой газетой в руках и смотрит в одну единственную точку, - он и правда не понимает причем тут «любовь» и дочь Ингвара, когда они говорили о Гае. Поразмыслив несколько минут, мужчина пожимает плечами и продолжает читать сегодняшний номер.

***

Он и сам не понимает, как погружается в сон, - Герда лежит в нескольких метрах и по словам врачей, с ней всё будет хорошо. Он бы мог поехать в отель, переодеться, взять и для неё какую-нибудь одежду, но не делает этого, - лишь отправляет водителя за нужными вещами и сам опускается в кресло. Гай долго смотрит на профиль своей жены, - она до сих пор не стала его женой, даже если и носит обручальное кольцо на безымянном пальце. Иногда ему кажется, что он чертовски похож на своего отца, - принуждает всех жить лишь по своим правилам, - но порой он понимает, что у него просто не было другого выхода. Родиться сыном Бертрама Бёрнема уже означало, что в какой-то степени ты пойдешь по его стопам. Даже если он мертв. Даже если...
Гай откидывает голову назад и смотрит в потолок, - всё могло быть иначе, твердит он себе. Всё могло быть совсем иначе, еслиб Герда научилась его любить, - в том, что она его никогда по-настоящему не любила, он уверен. Он бы тоже мог стать другим, быть спасенным ради неё, но она не только отказала ему в чувствах, но и оставила свою девичью фамилию, - уже дважды оттолкнула его.
Он прикрывает глаза всего на минуту, но погружается в сон. Гай Бёрнем видит самые невероятные сны.

***

-Она на тебя так похожа, - он улыбается, касаясь губами плеча жены.
-У неё твои глаза, - тихо смеется она и наблюдает за тем, как маленькие ножки топают по мокрому песку.
-Но твой характер, согласись!
-Тебе не нравится мой характер? – возмущается она.
-О нет, что ты! Я в восторге от твоего характера, миссис Бёрнем!
-А мне показалось, что ты не доволен чем-то! – она начинает его щекотать и светловолосая девочка поворачивается к родителям. Морская волна снова догоняет её, и она бежит в их сторону, запрыгивая на них.
-Папа боится щекотки! – смеется она, когда мать с отцом начинают играть уже с ней.

Папа?
Нет, это из другой сказки.
Не про Гая Бёрнема.

Темноволосый мужчина открывает глаза и жмурится, - он не сразу вспоминает о том, что видел во сне, поэтому старается перевести дух. Шея отекла и он проводит рукой по ней, тогда Гай и замечает, что Герда пришла в себя и смотрит на него. Он совершенно не знает, что ей сказать. И в который раз произносит вместо «полюби меня, прошу», совсем ненужные слова.
-Ты в порядке?

 Отправлено: 05.04.14 22:22. Заголовок: Думаю рвано и ранено..

Думаю рвано и ранено о тебе
И убедительно в роли себя
для других существую.

Сложно сказать, как сильно нужно любить человека, чтобы за столько лет его жестокость и безразличие оказались беспомощны перед этой любовью; он так и не сумел убить её, растаптывая и испытывая её на прочность день ото дня. Герда могла злиться на него, могла ненавидеть — абсолютно искренне, но не всей душой. Какая-то её часть хранила хрупкое чувство, зародившееся ещё в те времена, когда суровый северный ветер был для них самым желанным и родным из всех ветров.

Она прикроет глаза и немного зажмурится, когда потянется тонкими пальцами к руке и, отклеив пластырь, аккуратно вынет катетер капельницы — нет, не больно, всего лишь неприятно. Но не впервые. Герда не без труда примет вертикальное положение, сев на край кровати и свесив босые ноги вниз. Руки, ещё слабые, как и всё тело, с трудом выдержат, когда, опершись на них, она коснётся ногами холодного пола. И каждое движение будет даваться с трудом, будто глубоко под водой, а не в самой обыкновенной больничной палате. Тем не менее, она встанет и, подойдя к Гаю, опустится на колени рядом с его креслом, — стоять всё ещё не просто.
Я люблю тебя.
Она положит руки на подлокотник и опустит на них голову. И слова, которые она так и не сказала тогда, вновь застрянут в горле. За ненадобностью. Ведь ему не нужна её любовь. Но, шутка ли, они, словно беспокойная птица, время от времени нестерпимо стремятся на волю, разрывая сердце бессмысленной, бесполезной болью.
— Да, — произнесёт она вместо этого. И звук её голоса покажется глухим и болезненно слабым. Герда поднимет взгляд на Гая, до сих пор не понимая, как он оказался здесь и зачем, бросив всё, остался стражем у её постели. И, если бы она могла поверить в то, что на самом деле заставило его поступить так, она бы поверила. Но Герда не могла допустить даже мысли об этом, — так нуждаясь в капле любви и внимания друг к другу, в элементарном сострадании и обыкновенной нежности, все эти годы они отталкивали друг друга и день ото дня разрушали это, даже не подозревая, что у них ещё есть, что терять.
Сейчас, оказавшись так близко, Герда ещё отчётливей уловила болезненный блеск в его сине-серых глазах. Она чуть-чуть приподнялась и потянулась к его лицу, тем не менее, готовая и к тому, что он оттолкнёт её руку. Холодные кончики пальцев несмело коснулись его лба и Герда беззвучно выдохнула:
— У тебя жар…
Пальцы задержались у его лица; Герда перевернула ладонь и вновь прикоснулась ко лбу мужа её тыльной стороной. В её лице читалось беспокойство, но кроме него было что-то ещё — во взгляде — то, чего Гай давно уже не ожидал увидеть в глазах своей собственной супруги.
— Гай, — она заглянет в его глаза, не решаясь произнести вслух то, что собиралась. Но, если не самое главное, то она всё же найдёт в себе силы сказать о том, что благодарна ему за то, что он не оставил её одну. Герда замолчит. Взгляд синих глаз скользнёт по его лицу и ненадолго оставит его в покое, но вскоре эти неутомимые глаза вновь испытующе заглянут ему прямо в душу, потревожив её забытые струны своей мягкостью.
— Забери меня домой, — устало и робко попросит она спустя несколько минут, склонив голову на руки и прикрыв глаза. Прядь мягких волос соскользнёт ему на запястье, вызывая из памяти воспоминания о тех временах, когда, морской ветер щекотал русым шелком его кожу.

И всё же... хрупкое ли, если смогло выдержать всё то, что выпало на его долю?

 Отправлено: 02.05.14 09:16. Заголовок: Но все это море, кип..

Но все это море, кипящее там, под кожей,
Так жжется, что хочется землю ногтями от боли рыть!..
я знаю, что с нами случится, а что - не сможет.

Он смотрит на неё долго, - не издавая ни звука, ни касаясь её кожи подушечками пальцев, практически не двигаясь, словно боится причинить вред, спугнуть, - он молчит и смотрит в её глаза цвета морской волны. В такие редкие секунды собственной слабости, Гай Бёрнем почему-то думает, что хотел бы протянуть руку, убрать с лица Герды светлую прядь волос и поцеловать её совсем по-другому, - не так, как обычно, когда стараешься причинить боль; доказать, что она загнанная в клетку птичка, которой не вылететь; когда хочешь растоптать, уничтожить всю её душу, потому что, будь она проклята, эта её душа, которая заставила тебя пасть на колени перед ней и подумать, что даже такие грешные люди, как ты, заслуживают счастья, - и что с того, если «счастье» для тебя всегда было где-то поблизости с ней, и неважно, если она отвернется, прогонит, скажет, что ненавидит.
В такие моменты ты вспоминаешь того мальчишку, что с нетерпением ждал поездки на море, лишь бы иметь возможность увидеть улыбку одной норвежки...
Он ничего не отвечает, снова не двигается, - ему плевать на жар, на белые стены этой больницы, ему на всё сейчас плевать.
У меня жар, Герда Ньордаль.
У меня жар, когда у тебя – остановка сердца.
Я никогда не умел признаваться в любви, но мне необходимо чтоб твоё сердце билось, слышишь?
Он бы мог приказать ей вернуться обратно в кровать, - имел на это полное право, - мог бы сказать, что ей самое место там, где заботятся о ней, - ведь как не крути, а сердце у Герды Ньордаль, всё же, больное, - он бы мог нахмуриться, принять своё привычное – холодное выражение лица, но не делал этого, - точнее, он просто не мог.
Как и не мог отвести от неё взгляд...
За окном ночь, - свет от ночных фонарей пробирается сквозь стекла и танцует на волосах Герды, которая сидит перед ним на полу и смотрит на него снизу верх. Гай бы хотел вернуть себе самообладание и стать тем, кем она привыкла видеть его, - но не может. Мужчина старается встать очень осторожно, дабы не задеть жену, - он всё никак не привыкнет к этому дурацкому слову, - он наклоняется над ней и не дожидаясь её слов, её мольб или ещё чего-то, просто берет её на руки, - почти так же бережно, как в детстве, когда Герда умудрялась падать на ровном месте и даже старалась убедить его в том, что нет, с ней всё в порядке, он же не слушался её и относил домой.
Молчание затягивается, - в их случае это стало традицией. Он держит в руках хрупкое тело норвежки, которая напоминает ему птичку со сломанным крылом, - она молча прижимается к нему, хватается за воротник его пиджака и Гай боится, что она дотронется до его шеи и он снова потеряет себя, - растворится в этой соленой воде.
-Мистер! Мистер! Вы куда, мистер?! – за ним бежит молоденькая медсестра, которая выглядит настолько напуганной, что можно было и пожалеть её. –Нельзя так, мистер, у больницы есть правила! Вы же...
-Я забираю её с собой. – Гай даже не смотрит в её сторону, лишь произносит эти слова тихо и медленно, после чего останавливается у лифта.
-Но...мистер...
-Удачного Вам дежурства, мисс, - на губах англичанина играет легкая улыбка, после чего он входит в лифт, - двери закрываются, а он не может даже взглянуть на Герду, которую всё ещё держит в руках.
Только пусть твоё сердце бьется, умоляю...