Отправлено: 12.06.13 17:32. Заголовок: you deserve much better than me; 17.07.1996 - [ЗАВЕРШЕН]

Dietrich & Freja Lessing
Дом Фреи и Дитриха, Германия, Лейпциг;

Люди расстаются совсем иначе, но только не мы.

 Отправлено: 13.06.13 05:14. Заголовок: внешний вид, фартук ..

внешний вид, фартук с оленем, волосы собраны в высокий хвост;

цитата:

Everything's about to change. I feel it in my veins, it's not going away, Everything about to change.

Дитрих сидел за кухонным столом, в его руках была воскресная газета, он медленно перелистывал страницы, вчитывался в заголовки, но читал только интересующие его статьи. Фрея же готовила завтрак на всю семью. Она изредка поглядывала на дочь, что играла в гостиной, затем переводила взгляд на мужа, и неизменно улыбалась, понимая, как сильно их дочь похожа на них, на своих родителей.
Всего на секунду Дитрих отложил газету в сторону, взглянув на свое рыжее солнышко:
-Она вылетая Бекка.

Их брак трещал по швам. Фрея понимала это, но не хотела верить, что все может оборваться, когда они так счастливы; когда у них славная малютка Катарина; когда они просто влюблены друг в друга так, что все окружающие только завидуют. Или ей просто казалось, что все завидуют ее рушившемуся браку.
Она стояла у плиты. Волосы, собранные в высокий хвост, были чуть растрепаны: выбились несколько прядей, которые теперь девушке приходилось убирать с лица тыльной стороной ладони. На панели для приготовления стояли десятки колбочек с приправами, доски с нарезанной зеленью, чуть в стороне всего этого бардака настоящей хозяйки, увлеченной приготовлением вкуснейшего ужина, лежала поваренная книга, страницы которой были уже изрядно потрепаны жизнью. В очередной раз перевернув на чугунной сковороде мясо, девушка всыпала в него несколько специй, который моментально нагревшись, стали источать непередаваемые ароматы, разносившиеся по всему дому семьи Лессинг. Фрея довольно улыбнулась, обернувшись к дочери.
-Наш папа сегодня будет доволен, как никогда, - ласково проговорила девушка, касаясь макушки дочери губами и вытирая руки о полотенце, что все это время висело на стуле дочери. Катарина в этот момент рисовала очередную картину. Маленький шедевр, который, так же как и все ее шедевры, дедушка, отец Фреи, отправит в рамку и велит повесить где-нибудь в доме. Карандаши были рассыпаны по обеденному столу, отчего миссис Лессинг лишь мягко улыбнулась, потрепав дочь по рыжим вьющимся волосам, а затем вновь вернулась к мясу, что пора было перекладывать на противень и отправлять в духовку.
Когда основное приготовление ужина было завершено, и оставалась только сервировка стола, Фрея за каких-то десять минут вымыла все посуду и довела свое любимое место в доме до стерильной чистоты. На только что протертую столешницу, девушка доставала белоснежные приборы для ужина – тарелки, чашки с блюдцами, вилки и ножи, когда за спиной услышала привычный хлопок входной двери и тяжелые шаги по коридору – это был он, тот, без кого свою жизнь она не представляла. Шорох кухонной двери заставил ее обернуться.

Фрея глубоко вздохнула, прикрывая веки. Несколько шагов к выходу из кухни, разносившиеся, наверное, чуть ли не по всему дому.
-Катарина, девочка моя, поднимайся в свое комнату. – На вопросительный же взгляд дочери, миссис Лессинг лишь несколько грозно добавила, - сейчас же.
Катарине ничего не оставалось, как повиноваться матери и отправиться в свою комнату, не понимая, тем не менее, в чем она провинилась.
Когда детские шаги стихли, и скрипнула половичка у двери комнаты Катарины, Фрея закрыла дверь в гостиную, а затем прикрыла еще одну дверь, ведущую в коридор к лестнице. Лессинг сделала несколько глубоких дыхательных упражнений, но так и не смогла успокоить свой гнев, который уже в следующую секунду вылила на своего любимого мужа.
-Мне осточертело, что ты сравниваешь нашу дочь со своей погибшей сестрой, Дитрих! – Фрея стояла напротив мужа, оперившись ладонями о кухонный стол. Она глубоко дышала, – она ни капельки на нее не похожа, пойми это! Она индивидуальна! У нее твои и мои черты. В ней нет ни капли твоей Бекки, Дитрих! И если вина за то, что твоя сестра покончила с собой все еще гложет тебя, сходи в церковь, поставь за ее упокой свечу, но перестань терзать ей нашу с тобой семью! Дитрих, оставь уже это прошлое на ее могиле, пожалуйста. – Фрея с сожалением и скорбью смотрела в глаза мужа, - иначе все развалиться, все.
В ответ он лишь молчал. Тишина затягивалась, поэтому Фрея сделала то, что считала нужным. На тот момент. Она тяжело выдохнула, а затем ни слова не говоря, сняла с себя фартук с носатым оленем, повесила его на стул и вышла из кухни. Еще минута и плавно закрылась дверь ванной на первом этаже. Она рыдала с включенной водой.

В его руках были листы формата А4, на которых в их положении могут принести только лишь плохие известия. Плохие для них троих.
Катарина же в этот момент вскочила со своего места и кинулась в объятия к отцу. Это было так же естественно, как было противоестественно то, что сама Фрея не заспешила к Дитриху для объятий и поцелуя, что был обыден для них раньше. Чтобы как-то сгладить шероховатость ситуации, девушка сделала несколько шагов к мужу, легко коснулась губами его щеки, не посмотрев ему даже в глаза. Затем, чуть улыбнулась дочери, когда коснулась ее хрупкого плечика, а та вскинула голову и, потревожив рыжую копну волос, во все глаза уставилась на мать.
-Катарина, - в голосе миссис Лессинг что-то рвалось, ее сердце чувствовало, что в их сегодняшней холодности что-то сокрыто и это пугало Фрею, но не должно было пугать их дочь, в конце концов ей нет и пяти лет. – Собирай свои рисунки, дорогая, и карандаши, и беги мыть руки. Сейчас будем ужинать.
Девушка молча наблюдала за тем, как дочь собирает карандаши, листки с рисунками и еще совершенно чистые, как несколько карандашей падает под стол, но даже это сейчас не важно. Сейчас важно только одно – то, что происходит между ними двумя: мужем и женой.
Дверь за дочерью плавно закрывается и только в этот момент, Фрея позволяет себе сделать отчаянный выдох. Она плотно сжимает губы, смотря на Дитриха без отрыва. Ее тонкие пальцы теребят край фартука с коричневым красноносым оленем, который он подарил ей на рождество в этом году. Тогда ей казалось, что она знает этого мужчину так же хорошо, как себя. А сейчас?
-Сейчас, - миссис Лессинг указала на стол и посуду за своей спиной нервным движением дрожащей руки, - мы накроем на стол. – Она вновь сделала этот тяжелый, полный отчаянья вздох. Ее сердце чувствовало, что на их семью надвигается ураган, который уничтожит все, что они пытались сохранить. – Сядем ужинать и будем делать вид, что ничего не случилось.
С этими словами, Фрея развернулась к столешнице и молча начала накрывать на стол, не желая более сейчас открывать рот и говорить еще хоть что-то.

 Отправлено: 13.06.13 09:56. Заголовок: внешний вид; Каждую..

внешний вид;

Каждую ночь мне снится мой дом.
Яблони снятся и груши.
Снится сирень, что стоит за окном,
Снятся осенние лужи.

Вижу любимую маму, сестру,
Снятся ещё три собаки.
Птицы, что пели мне по утру,
И, конечно, соседские драки.

Снится утро в тумане, под туманом роса,
А под росы мне снится небо.
А потом мне приснилась пожилая коса,
Что по полю прощальные пела.

В ней столько рыжести, столько света, столько яркости. Она – маленькое чудо, посланное ему Богом, в которого он так отчаянно не верит. Она – маленький ангел, с едва заметными крыльями, прозрачными, мягкими на ощупь, и такими невинными. Её прикосновение чаще всего такое слабое, как и бывает у маленьких детей, - у дочерей, но требовательное, словно ей жизненно необходимо держаться за его большие, по сравнению с её, пальцами. Он заглядывает в её глаза, и видит отражение той, с которой он похоронил себя. Он видит в Кати свою покойную сестру, и с каждым днём это становится всё заметнее, всё реальнее, словно его сестра-двойняшка переродилась в это маленькое тельце, и само не подозревает об этом. Но потом Катарина вздернет нос, надует губки, и он ловит в её чертах лица схожесть с белокурой Фреей, на которую дочь так непохожа, исключая вот такие моменты. Сидя рядом с ним, маленькая кукла засыпает прижавшись к нему плечом, и со стороны они настолько похожи, настолько едины, что должно быть страшное, - и почему в ней так мало от матери? Почему у неё не белокурые волосы, что с первого взгляда так покорили сердце Дитриха? Но нет, она скорее Лессинг, скорее рыжесть солнца, чем белизна снега, с которым он часто сравнивал волосы своей жены. Любимой, единственной жены.
В какой-то момент становится невыносимо, и он сам не понимает когда это случается. Вот маленькая, такая беззащитная куколка (да, он всегда сравнивал её с фарфоровыми куклами) бегает вокруг него в парке, в следующую минуту изображает из себя птицу, и распустив руки пытается сорваться с земли сразу в небо, и он боится, боится всем сердцем, что ей это удастся. Что Катарина сорвется в небо точно так, как когда-то сорвалась Бекка...
Дитрих даже не слышит как произносит те слова, что так сильно ранят сердце Фреи. Он поднимает на неё взгляд, видит мороз в её глазах и эту неисчерпаемую боль, которая растекается по её венам. Он смотрит на неё чуть виновато, но вместе с тем с каким-то упреком, что ему самому непонятно. Она ничего не говорит, не хочет продолжать этот разговор, так как понимает, прекрасно понимает, что муж не станет поддерживать разговор на эту тему, не будет спорить, так как он вообще не любит обсуждать свою сестру.
Фрея выходит из комнаты, он слышит звук удаляющихся шагов, и всё так же сидит на своём стуле, с раскрытой газетой, смотря в одну точку перед собой. Он чувствует себя виноватым перед ней, хочет сказать, как же сильно её любит, но вместо этого он сидит и не двигается. Из ванны слышен звук воды, и он уверен, что по ту сторону двери Фрея сидит на полу и плачет. Что этот звук возможно её слез, а никак не душа, но Дитрих всё не может двигаться.

-Вы уверены? – сквозь пелену мыслей доходит до него вопрос пухловатой женщины, что держит в руках стопку бумаг. Он смотрит на неё пару секунд, словно всё ещё не до конца уверенный в том, что и правда хочет этого сделать. Дитрих опускает голову и кивает ей, чувствуя себя уж больно беспомощным существом, и так только рядом с Фреей и Кати, которая всё время тараторит о птицах, и мечтает иметь крылья чтоб взлететь ввысь. Он же всё никак не объяснит ей, что люди не могут летать, а если уж полетят, то могут очень сильно упасть и разбиться о землю.
Лессинг берет в руки протянутую папку, и даже не поблагодарив женщину, выходит из юридической конторы. Шагая по пустым улицам он всё ещё думает, и не знает. Последние дни он всё чаще видит сны. Сны, которые скорее воспоминания из детства. Видит то, как проводит лезвием по горлу собственной сестры, и просыпается в холодном поту. Смотрит на спящую рядом Фрею, и боится, боится, как же он боится её потерять... Дитрих встает, идет на кухню, бродит по гостиной, выходит на балкон, всю ночь напролет курит, а потом возвращается обратно в кровать. Он не понимает, что именно изводит его – схожесть дочери с сестрой; то, что Фрея любит его не зная ничего о том, кто он на самом деле; или же то, что он может лишиться их и ничего с этим не поделать? Этот страх съедает его изнутри, так как Дитрих видит смерть повсюду. Оглядывается и слышит её шаги. Он и есть сама смерть, и эта вторая жизнь... убийства и кровь, о которой не известно его жене, - это убивает его.
Дитрих тяжело вздыхает и открывает входную дверь. Он слышит то, как Кати что-то напевает себе под нос, чувствует запах жареного мяса и больше всего хочет оказаться обыкновенным мужчиной, у которого нет такого багажа за собой. Который не убийца, не в крови по локоть, который не живет двойной жизнью. Он заходит на кухню, дочь сразу же бросается к нему, и он натянуто улыбается, целуя её в макушку, и незаметно прикрывает глаза, когда ощущает прикосновение губ Фреи на своих. Уже второй раз за свою жизнь, он готов признать свою слабость, свою ничтожность, так как не в силах произнести хоть одно слово, несмотря на то, что знает – так правильно. Так нужно сделать. Так будет лучше для всех, и в первую очередь для Фреи с Катариной. Но он любит их, настолько сильно любит, что тянет эту минуту, пока они всё ещё семья, пока они вместе, пока он может дожидаться дочери, которая убегает с карандашами и рисунками в свою комнату. Дитрих в упор смотрит на Фрею, на фартук, что он сам подарил ей, и чувствует слабость во всём теле, совершенно не зная с чего начинать. Она сильнее него, нарушает молчание за него, и ему становится всё тяжелее. В какой-то момент он кивает ей в ответ, снимает с себя куртку, и садится на стул, положив папку с бумагами себе на колени.
Он смотрит на неё. На то, как её руки бегают по столу, как она старается всё наладить, как сильно пытается не замечать, что их общая жизнь рвется по швам, и что в этом нет её вины, что только Дитрих, и лишь он – сломанный человек, которого никак не вернуть к жизни. Она так отчаянно пытается его вернуть, как же отчаянно...
-Фрея. – Тихо произносит он, но жена не слышит его, - Фрея. – повторяет он, - Прошу, садись на минуту. – И вот настает момент, когда он должен снова сделать решительный шаг. Но если когда-то он перерезал глотку своей сестре, то сейчас он должен сделать то же самое самому себе, так как никак не может произнести те слова, который навсегда разорвут их связь, которая сделает их лишь родителями Катарины, но никак не мужем и женой.
-Прости меня. – Он опускает взгляд и совершенно не знает, что говорить, а главное – как именно. Он смотрит на папку с бумагами, и тихо добавляет: - Ничего не выходит, Фрея. Не получается просто. – Какая же ложь! И он ненавидит себя за это, как же сильно Дитрих себя ненавидит сейчас.

 Отправлено: 14.07.13 13:40. Заголовок: Фрея чувствует это н..

Фрея чувствует это напряжение вокруг них двоих; знает, что близиться самый страшный разговор в их жизни, который может положить конец их семье. Но она не желает ни то что слышать об этом, она не хочет даже обсуждать это. Она твердо уверенна в том, что все можно исправить, если постараться. Но ведь они могут все исправить, они ведь этого хотят оба, правда?
Чтобы отвлечь себя, не давать этим нехорошим мыслям проникать в сознание, молодая мама занимала все мысли предстоящим ужином. Ее руки были заняты белоснежным набором посуды, вилками, ложками, которые девушка, приготовив ранее, теперь составляла на стол, сервируя ужин на трех персон – дочь, себя и любимого мужа. Ей уже не хотелось идеальности сегодняшнего вечера, ей хотелось тепла и уюта, витающего в воздухе, вместо этого электрического напряжения между ней и ее любимым мужчиной.
-Фрея, - тихонько позвал ее Дитрих, когда девушка доставала мясо из духовки. Она знала, о чем он хочет с ней поговорить, поэтому не отреагировала, когда муж позвал ее. Лишь когда он попросил ее присесть на пару минут, девушка присаживается, вытирая руки о белоснежное вафельное полотенце, зная, что этого разговора им уже не избежать.
Фрея смотрит в глаза Дитриха, скрывая свою собственную боль от того, что все рушится. Она пододвигает стул, на котором сидит, ближе к мужу, откладывает полотенце в сторону, смотрит в глаза любимого человека, видя в них боль, которой ей так хотелось избежать для них двоих. Девушка протягивает руку к лицу мужа, аккуратно касаясь его щеки:
-Дитрих, не говори так, - она не желает мириться с тем, что происходит, - не говори, родной. Мы можем со всем этим справиться, ты знаешь это, - нежно проговорила Фрея, касаясь губами его губ, будто бы прося прощение за тот скандал, который стал началом их конца, которого теперь она так старалась избежать.
Девушка садится на самый край стула, берет лицо мужа в свои ладони, заглядывая ему в глаза. Она знает, что ему чрезвычайно тяжело говорить все это, но какого ей? Он понимает, как она любит его? Понимает, как сильно хочет быть вместе с ним, растить дочь и даже Бог с ним, что она похожа на его сестру, она смирится с этим, однажды просто промолчит, когда он снова вспомнит про их сходства с Ребеккой.

Фрея просыпается посреди ночи от того, что слышит тихий щелчок двери. Дитриху снова приснился кошмар, о содержании которого он никогда не рассказывал и вряд ли расскажет своей любимой. Она смотрит на него сквозь большое балконное окно – он выкуривает одну сигарету за другой, смотрит куда-то в небо, снова курит, делая глубокие затяжки. Она все мечтает отучить его от этой вредной привычки, но это всего лишь планы на их будущую долгую, счастливую жизнь.
Затем он уходит куда-то вниз и еще очень долго она не спит, слушая его тяжелые шаги по дому. Она сворачивается клубочком на его половине постели, укутывается частью его одеяла, стараясь уснуть, но вновь засыпает только когда он, думая что его любимая крепко спит, возвращается в постель, аккуратно укладываясь рядом с ней и обнимая ее. Дитрих целует ее в плечо, прижимая к себе будто бы извиняясь за то, что его не было рядом пол ночи. А она поворачивается к нему лицом и, утыкаясь в его грудь носиком, засыпает, обдавая его своим дыханием.

-Любимый, - тихонько шепчет Фрея, смотря на бумаги, лежащие на коленях мужа, а затем вновь переводит глаза на его лицо, - убери эти бумаги. Спрячь, я не хочу, – молодая миссис Лессинг гладит мужа по щекам, - я не могу, Дитрих. Я очень тебя люблю, – девушка смотрит в глаза мужу, целуя его в губы, - очень люблю, мы справимся, ты же знаешь, что справимся, у нас ведь все будет хорошо, правда, Дитрих, ведь правда? – Фрея сжимает пальцами рубашку мужа. Она не плачет, лишь с надеждой смотрит в глаза мужчины, надеясь на то, что он передумает, что порвет эти документы и больше никогда не сделает такой попытки, говоря, что у него не получается.

 Отправлено: 22.07.13 15:43. Заголовок: это любовь, она вмес..

это любовь, она вместе с кровью хлещет, когда поддеваешь пулю в бедре ножом, вьется вокруг, как падальщик, ворон, кречет, смотрит в глаза, скулит над тобой, трепещет. и под конец сжирает тебя живьем.

Это нечестно, неправильно, но кто говорил, что жизнь вообще правильная штука? Он сидит и смотрит на свои протертые ботинки черного цвета, где-то в уголке может заметна засохшая капля крови, а может и нет. Он смотрит вниз потому, что не может встречаться с её глазами. Смотрит на свои грязные ботинки лишь потому, что если поднимет взгляд, то уже не сможет справится с собой, и возможно скажет всё то, что не должен говорить. а она выглядит такой беспомощной, такой отчаянной, когда пытается схватиться за его ладонь, хочет доказать, заставить его поверить в то, что всё будет хорошо, но не ему ли знать, что ничего не будет хорошо. Призрак прошлого ходит по пятам, и он не хочет чтоб смерть хотя бы краем глаза посмотрела на его рыжеволосое чудо, на его единственную любовь, которую он смог испытать после гибели сестры. Он не хочет допускать этого, но он проклят, и Дитрих в этом уверен, как и в том, что решения не изменит. Она может отрицать, может взять и разорвать бумаги в клочья, но в глубине души Фрея уже знает, что утром его не будет в этом доме, что она проснется одна в постели, которая когда-то была ихней. Она это знает, и несмотря на всю безысходность ситуации, отчаянно пытается убедить его в обратном, показать всю свою любовь, и тем самым причиняет ему ещё больше боли. Он знает, он прекрасно знает, насколько сильно она его любит. Он не сомневается в этом, как и в том, что если и любит кого-то в жизни всей душой, то только Фрею, и их дочь. Они двое – всё, что у него было в этом мире. Всё, что есть. Всё, что важно. И именно поэтому он должен отвернуться от них. Пусть возненавидит его, пусть будет проклинать его, но зато будет в безопасности, в сохранности. Ведь какой же станет их жизнь завтра, послезавтра, спустя год? Они уже начинают отдаляться друг от друга потому, что Дитриху приходится жить со своими демонами внутри и не выпускать их наружу, дабы ненароком не ранить тех, кто ему так дорог. За его спиной пряталась тьма, демоны всего света, и сама смерть, которая уже пыталась протянуть свою костлявую руку, и он не мог позволить себе этого... не мог допустить чтоб с ними что-то случилось, так как история с Беккой не могла повториться. Никогда.
Он пытается не реагировать на её прикосновения и мольбы, поэтому как-то резко вырывается из её рук и встает на ноги, подходя к окну и выглядывая на улицу. Маленькие детишки играют в мяч, и через пару лет Катарина, его милая Кати, тоже будет играть с ними, и задорно смеяться, а солнечные лучи будут путаться в её рыжих волосах. Он бы хотел увидеть это, быть рядом с ней, когда она упустит мяч, или упадет на асфальт и разобьет себе колени. Он бы хотел взять её на руки, целовать её окровавленные коленки и успокаивать, вытирая слезинки с её глаз, но эта нормальная жизнь была не для него. Он это прекрасно знал. Каждый платит за свои грехи, какими бы они оправданными не были. Он тоже должен заплатить за них, и поэтому обязан уйти от тех, кого любит больше всех.
-А ты знаешь, что мы не справимся, Фрея, - тихо отвечает он ей, и сам же ненавидит себя за сказанное. – Умоляю тебя, не говори этого, вообще ничего не говори, я не могу это выслушивать. Я правда не могу, Фрея, ты просто должна признать, что ничего не выходит, что вам без меня будет лучше. Признай, что я полный негодяй. Презирай меня, только не люби... не люби так сильно... не надо, Фрея, умоляю тебя... – Дитриху хочется забыться, сказать ей насколько сильно он её любит. Упасть на колени перед ней, но он не может этого сделать, поэтому продолжает стоять у окна, и смотреть на детей, что играют на улице. Он не может обернуться, не может посмотреть на свою жену. Пока ещё жену. Жену, которая спустя пару минут, спустя несколько мгновений перестанет ею быть, и это будет последним... последним наказанием в его жизни.

 Отправлено: 04.09.13 14:46. Заголовок: This world will neve..

This world will never be what I expected

Она думает только о том, что будет с ней и ребенком, если он уйдет. Точнее даже она думает в большей степени о себе, как она будет без человека, для которого проживает эту жизнь, для которого создает уют, варит супы и готовит жаркое. Но почему она не думает о нем? Почему она такая эгоистка. Или все же она просто принимает это решение за двоих, чтобы не смотря ни на что быть вместе? Быть по-настоящему счастливыми. Вместе.
Фрея пытается прямо сейчас физически удержать Дитриха от ухода, но она слаба, какой бы сильной не хотела казаться для него и для себя. И муж, пользуясь этой слабостью, вырывается из ее рук, отдаляясь окончательно. Теперь он стоит у кухонного окна и между ними разрастается пропасть. Он смотрит на детей, играющих на соседской детской площадке и только одному Богу известно о чем он думает. Фрея не смеет даже пошевелиться, лишь смотрит в его спину, отказываясь понимать все, что происходит. Отказываясь верить в то, что все действительно рушится, а он не хочет даже попытаться все удержать в руках, в сердце и душе. Это он эгоист, он, - проносится в ее сознании мысль, которой она противится, - у него есть причины, о которых она, к сожалению, может быть, никогда не узнает.
Фрея устало выдыхает и выпрямляет спину, по-прежнему сидя на самом краю стула. Так она еще ощущает, что этот мир реальность, а не ужасный сон от которого можно проснуться. Проснуться нельзя, но ей так хочется.
Он просит ее молчать и тем самым не говорить о любви к нему, которая сквозит в каждом ее слове. Она не хочет сдаваться, не хочет совершать ужасную ошибку, не хочет оставаться одной и не хочет, чтобы их дочь росла одна, но как, как?! он не может этого понять или увидеть этого в ней, в ее глазах и словах? Или может он понимает все гораздо лучше нее, а она лишь слепо идет за своим сердцем, отключив разум и здравый смысл?
-Ты знаешь, что я не смогу делать то, о чем ты меня просишь. - Фрея сминает подол фартука. Ее взгляд, наконец, осознанно задерживается на документах о разводе, в которых она вычитывает до боли родное имя еще мужа и какой-то чужое, свое имя. – Катарина все равно будет твоей дочерью, а я твое женой, и я буду тебя любить, как бы ты не просил не делать этого. – Наверное, он хотел бы сказать что-то еще, вновь возразить, вновь сказать ей «молчи», но она опережает его, вновь пытаясь быть сильной хотя бы сейчас, при нем. – Помолчи.
Фрея делает глубокий вздох, тем самым приводя себя в чувства, затем поднимается на ноги и подходит к шкафчику с белоснежными кружками, откуда достает одну из них. Руки не слушаются, дрожат и поэтому белоснежный фарфор разбивается о пол на два крупных осколка – очень символично в условиях всего происходящего. Женщина не замечает это, не хочет замечать, как и то, что будет вынуждена подписать документы. Она наливает себе воды и делает несколько маленьких глотков, окончательно осознавая весь ужас того, что происходит в их жизнях.
Она не смотрит на мужа, ее голос на грани срыва, но она храбрая и сильная и только поэтому держится. Ей нужно это пережить, ради его спокойствия, возможно, ради себя и благополучия дочери.
-Я подпишу их, - в голосе заметна дрожь, которую женщина даже не пытается скрывать. Она про себя молиться, чтобы сейчас с радостными возгласами в кухне не ворвалась Катарина, - об одном прошу, умоляю тебя, если ты уходишь - ты уходишь так, чтобы я больше никогда не увидела тебя. Мне не нужны твои деньги, этот наш дом, я не хочу, чтобы ты что-то оставлял мне или Катарине из своих вещей и фотографий на память, не хочу оставлять и твою фамилию, мне достаточно будет той боли вместе с любовью, которую ты оставишь, сжигая все мосты за нами и перед нами, оставляя себя на крошечном островке отчаяния. Я оставлю твою фамилию Катарине, если захочет она сможет найти тебя, когда станет старше, я не буду мешать, и не буду настраивать ее против тебя, ты ее отец. Она имеет право знать кто ты и что ты за человек, но я никогда больше не хочу тебя видеть, слышишь, никогда – на последних словах в кухню влетает Катарина, распахивая с громким хлопком дверь. Очередная чашка от испуга и неожиданности падает на пол и разбивается на три осколка, - на счастье, – безразлично замечает молодая без пяти минут бывшая миссис Лессинг, хватая бумаги о разводе со стола и кидая их на столешницу рядом с газовой плитой. – Ужин. – Спустя меньше минуты она уже улыбается, выставляя на стол готовые блюда.
Но если бы только они оба знали, как тяжело ей дается все это, как тяжело ей в последний раз видеть лицо, глаза, губы и руки того мужчины, которого она никогда не забудет, но которого больше никогда не увидит.

Just let me clear my head
I think I’ve had too much

 Отправлено: 01.10.13 12:58. Заголовок: Мозг человека способ..

Мозг человека способен хранить в себе слишком много воспоминаний; настолько много, что они каждый раз начинают подниматься со дна, подобно надутому шару, который рвется на поверхность воды, и как не старайся, а удерживать его вечно – тебе не удастся. За каждый грех тебе приходится отвечать, и неважно веришь ли ты в бога, в ад или рай, от этого тебе никуда не деться. Только вопрос о том, зачем этот проклятый бог (если он все же существует) посылает тебе ангела, если он уже давно решил отправить тебя в ад – неизвестно. Тебя убивает один взгляд на своего потрепанного ангела-хранителя, которому остается смотреть на свои окровавленные крылья и думать о следующем дне, когда придется взять себя в руки и перетащить тяжелые перья с одного места на другой. Ты понимаешь, что если бог и существует, то он слишком жесток. Не к тебе – нет, ты привык к тому, что он тебя не жалеет. Он жесток даже с теми, кто всю свою жизнь стоял на его стороне и пытался исправить этот гнилой мир своими белоснежными крыльями. Почему же он не спасет таких людей? Не сбережет от страданий и боли?
-Умоляю, не усложняй всё! – голос, на удивление тихий, что удивляет самого Дитриха. Ему хотелось бы верить в слова Фреи и надеяться, что она всегда будет его женой, что Катарина тоже останется его дочерью, и что в их жизни не появится кто-то ещё. Но Лессинг слишком хорошо разбирается в жизни, слишком хорошо знает таки людей, которым необходимо чувствовать себя нужным. Он уверен в том, что рано или поздно Фрея устанет от одиночества, что если завтра её будет разрывать от боли, то спустя неделю она всё равно возьмет себя в руки и позволит себе быть счастливой. Эта светловолосая женщина не из тех, которые останавливаются перед преградой. Она прекрасно знает чего достойна, поэтому Дитрих не думает о том, что она позволит ему разрушить свою жизнь. Она может умолять его сейчас, может просить его остаться и пытаться заставить его поверить в то, что ещё не всё потеряно, но завтра всё будет иначе.
Он наблюдает за её движениям и вспоминает их первую встречу, - удивляется своей внезапной сентиментальности, так как Лессинг вообще привык не вспоминать прошлое, исключая тот единственный инцидент, когда его руки были в крови самого близкого человека на свете. Но сейчас он вспоминает их первую встречу, то как тонкие пальчики Фреи бегали по прозрачным стаканчикам, как она любила играть с вилкой, как улыбалась, когда ловила на себе взгляд рыжего, - это невыносимо, это и правда невыносимо. Дитрих опускает глаза, когда жена вновь нарушает молчание и он со всей ясностью понимает, что это всё, что скоро их не будет связывать ничто, кроме рыжеволосой девочки, что так любит рисовать и придумывать истории. Мужчина смотрит на свои ботинки, снова изучает их, словно видит впервые, а на самом деле пытается не сорваться, ведь решение уже принято, и пути назад нет. Он пытается сглотнуть, но в горле слишком сухо. Нельзя отступать сейчас, когда он практически разбил сердце Фреи на маленькие осколки, нельзя давать слабину тогда, когда она уже согласилась, но как же больно, черт бы его побрал. Казалось, что он никогда прежде не испытывал такой боли, даже тогда, когда сам провел лезвием по гладкой шее собственной сестры. Дитрих встает, пытается не пошатнуться, думает о том, что вот сейчас выйдет из этого дома и никогда не вернется. Отправится к Данте и будет долго пить, при этом не произнеся и слово, а лучший друг предпочтет проигнорировать тот факт, что жизнь Лессинга разрушена. А можно ли во-второй раз разрушить то, что уже давно разрушено? Дитрих не знает, но и не хочет думать об этом. Фрея стоит спиной к нему, а ему очень хочется дотронуться пальцами до её шеи и прижать её к себе хотя бы на пару секунд, но он понимает, что этим всё усложнит ещё больше. Он не имеет права произносить даже простые три слова, так как эта правда причинит ей ещё больше боли, поэтому он игнорирует слово «ужин», делает пару шагов назад, пытаясь запомнить её такой – стоящей спиной к нему, не плачущей, а сильной, как всегда сильной, а потом Дитрих быстрыми шагами выходит из кухни. По дороге к дверям Катарина цепляется за его руку, словно понимает, что если он сейчас уйдет, то это всё, поэтому она что-то щебечет, но Дитрих лишь посильнее обнимает её, целует в рыжие локоны, после чего практически выбегает из дома, которому уже никогда не стать их домом...
Оказывается, жизни, что были разрушены, могут рушиться заново...

 Отправлено: 26.10.13 17:01. Заголовок: In a matter of secon..

In a matter of seconds,
the skyscraper collapsed...
And was gone

Эта адски больно, черт возьми. Адски!
Сердце щемило. В висках стучало, от вкусных запахов, стоящих в кухне, тошнило. Звук его удаляющихся шагов был таким, словно рядом одна за другой взрываются бомбы. А хлопок двери – Фрея навсегда запомнит его звук и то, что было после него.
Кажется, Катарина по прежнему стояла в коридоре, смотрела вслед отцу, который навсегда ушел из их жизни. Кажется, она так и не сдвинулась с места: не сделала ни шага вперед, ни шага назад, просто стояла, ждала, когда дверь откроется и в нее войдет ее папа. Фрея тоже ждала этого щелчка, ждала, когда, раскаиваясь, он будет прижимать ее к себе, нежно целовать ее мокрые от слез щеки, обкусанные губы, и шептать, что не уйдет, что ненавидит себя за все, что сделал и за все, что причинил своей жене. Но ни через минуту, ни через две и даже через полчаса гробовой тишины в когда-то их доме, этого не случилось.
Шаги девушки в пустом доме отдавались гулом в холле и гостиной. Шелест бумаг о разводе, которые Фрея кинула на стол, отодвигая при этом тарелки – некоторые из них слетели на пол и разбились, можно было сравнить с завыванием ветра в кроне осеннего дерева; а скрежет перьевой ручки о белоснежную бумагу, что разрушила всю их жизнь, с разбивающимся стеклом, которое оставляло глубокие порезы, если его взять в руки. Эта подпись навсегда останется на ее сердце рубцом, которым она прикончила все, что не смогла сохранить и удержать.
А может просто не достаточно сильно старалась? Нет!
Девушка закрывает глаза и в эту же секунду несколько тарелок перед ней исчезают, будто по мановению волшебной палочки, превращаясь в мелкую пыль. Фрея не понимает, что происходит, и сейчас, признаться, даже не хочет. Ей на удивление нравится то ощущение, которое она почувствовала – некая легкость внутри, на сердце, будто бы только что она залепила Дитриху пощечину за его слова. Новая тарелка со стола снова стерта в пыль – еще один удар, теперь пришедшийся в его грудь. Как бы сильно она хотела побежать за ним следом, схватить его за руку и обнять за шею, но она слишком гордая для этого и слишком любит, чтобы держать того, кто хочет уйти. Она старалась, не старался он, сбежавший от проблемы, но не попытавшийся ее решить. Он трус, который не стал бороться за нее и их жизнь, так отчего она должна бороться за них двоих! Отчего!?
Женщина хватается за край стола руками, в ней столько злости и ненависти, которые дают ей силу, что она с какой-то неестественной легкостью переворачивает стол, и прежде чем всему тому, что на нем стояло с жутким дребезгом опрокинуться на пол, все исчезает точно так же, как исчезали тарелки минуту назад. И единственным звуком в кухне становится ее собственный стон, переходящий в крик, и грохот стола, который девушка таки опрокидывает.
Под руку попадается его любимая чашка, подаренная на его первое день рождение после их знакомства – теперь это ничего более, кроме как груда осколков, разлетающаяся от удара о стену в разные стороны. В след за чашкой летит тарелка, попадающая в семейную фоторамку и вазу, которую он подарил ей на их первый год совместной жизни – от вазы остается несколько крупных осколков, которые теперь легонько покачиваются, лежа на полу и тумбе, где некогда стояли.
Фрея берет себя в руки. Сжимает кулаки, делает глубокий вздох, втягивая носом воздух, а затем выдох ртом. Она плотно сжимает губы, чтобы не дать себе зарыдать, опускаясь на пол, в эту груду осколков от чашек и тарелок, которые таки были разбиты. Затем чуть вскидывает голову, задирая острый носик.
-Я хозяйка своей судьбы, - с изрядной толикой стервозности в голосе, произносит девушка сама для себя, - и если ты готов существовать, Дитрих Лессинг, так существуй. А я буду жить так, что ты еще ни единожды пожалеешь, что в этот день закрыл дверь. Ты горько пожалеешь, Дитрих, что у тебя не хватило смелости остаться, вместо того, чтобы бежать.
И не важно, что уже через неделю она будет сидеть в другом кафе с дочерью и умело заигрывать с каким-то молодым человеком. И не важно, что случайно в парке познакомится с другим мужчиной. И не важно, что будет долгие годы носить его фамилию и действительно жить. Важно лишь то, что шрамы, оставленные тобой, Дитрих, будут всегда возвращать ее в этот день, будут всегда напоминать о тебе и о том, что все могло быть иначе, если бы она, или ты, или вы оба смогли бы быть достаточно сильными, чтобы остановится и остаться вместе.