Отправлено: 26.01.14 15:37. Заголовок: ты идешь ко дну, ты уже на дне; 20.03.2013 - [ЗАВЕРШЕН]

Aaron Warrington & Agnes Gervase; silver city, new mexico, usa;
бедный город, мотель, федерал, преступник и невозможность друг друга убить. картина маслом;

 Отправлено: 26.01.14 16:36. Заголовок: внешний вид: синие д..

Скрытый текст

внешний вид: синие джинсы, свободно сидящие ниже талии, простая черная майка, светло-серый расстегнутый кардиган поверх; босая, волосы распущены;

- Ну и заебись теперь, - Агнес Джервис остервенело вращает переключатель крана, пока он не доходит до упора с глухим скрипом, возвещающим о кончине любой надежды, веры и любви к миру, являя на свет божий тонкую, еле живую струю грязно-ржавой воды, что, попадая на замызганный пол душевой кабины, отнюдь не делала её чище, - по правде говоря, девушка думала, что единственный способ привести это место в приличный вид, - спалить к чертям собачьим, - она бы лично разлила по полу керосин, мрачно наблюдая, как тараканы разбегаются по стенам, прячутся в норы, надеясь удрать, в этом опережая даже крыс, одна из которых сейчас торжественно восседала на дыре в стене под потолком, расчетливо выдаваемой хитрожопым владельцем этой халупы то ли за вентиляцию, то ли за окно, то ли за единственный источник воды, - Джервис не сомневалась, - в конце лета, когда в Нью-Мексико адовая жара, как шлюха, путается с бесконечным потоком дождей, из этой пробоины хлещет, как из ведра, затапливая и без того подгнивший пол, вяло поскрипывающий под ногами, даже не пытаясь спрятать трещины и проседание в правом углу помещения, - наступишь, - провалишься к дьяволу, и хер кто тебя вытащит. Очень понимающе переглянувшись с крысой, которая ради такого события отвлеклась от выгрызания из себя блох, девушка завернула кран обратно, наблюдая за тем, как страстное желание помыться вытекает в трубу, заодно смывая с покоцаной эмали ржавые разводы, напоминающие том, что когда-то какой-нибудь неудачник нашел здесь свой последний приют, - хмырь, наверное, здорово прогневал всех богов на этот свете, раз они ему так удружили.
Агнес Джервис зло лягнула пяткой стену, взвыла, пропрыгав на одной ноге, громко прокляла весь мир, пожелав ему счастливого путешествия в к негру в зад, и, с чувством выполненного долга вышла, громко хлопнув дверью, судя по звукам, вызвав обрушение приличного куска штукатурки, которую в последний раз обновляли во время постройки, - лет так сто назад.
Тот, кто назвал городок в честь ценного металла явно просчитался, ну или обладал весьма паршивым чувством юмора, - насквозь шахтерский, тесно сплетенный с мексиканцами, он тщетно пытался отбелить стены домов от копоти, - за считанные дни они вновь становились неприглядными, грязными, измазанными разводами и надписями из баллончиков с дешевой краской, той, что оставляет после себя омерзительный запах и ничем не отмывается, проступая даже сквозь побелку. Итак, Силвер-сити, административный центр округа Грант, штат – Нью-Мекико, население почти одиннадцать тысяч человек, больше двадцати процентов – за чертой бедности, прибытие – сегодня утром, время пребывания, мать его, - неизвестно. Прошло несколько часов, а Агнес Джервис уже ненавидит эту дыру всем сердцем, - за блеклые одноэтажные дома, выстроенные по четким линиям, за пьяную толпу под окнами, скопившуюся на задворках местного бара, за порванные, свисающие кусками обои, плесень на потолке, мигающую лампочку, телевизор, ловящий только один канал и то, почему-то, с приветом из Мексики, но больше всего, - за Аарона Уоррингтона, вальяжно рассевшегося в продавленном кресле, расцветки «бабушкин цветочек», засаленном, грязном и явно скрывающим в себе клопов, которые явно не покусятся на мужчину, куда там, - признаю своего и еще крошки ему таскать будут. Агнес Джервис была в дороге почти трое суток, меняя машину на автобус, его на поезд, ходящий раз в сутки и делающий технически остановки среди какой-то пустыни, а его – на долгий путь пешком под холм, и спускаясь с него, что бы солнце жгло шею. Агнес Джервис хотелось нормально поесть, не рискую отравиться, помыться, - не смотря на прохладную мартовскую погоду, отличавшуюся сухостью и легким ветром, тело нещадно потело, и выспаться, ну и еще тяжелого анального наказания для Федерального Бюро Расследований, которое идет на сделки, а потом спихивает ответственность на других.
И, поддавшись приступу злости, она выхватывает у мужчины из рук пачку сигарет, - за пару часов Уоррингтон, по ощущениям, прокурил все, что можно, - комната тонет в дыму, который мало скрывает бедность и убогость, сквозящие из каждого угла, и, открыв форточку, выбрасывает её на улицу, слыша, как она попадает прямиком в покореженный мусорный бак, где как-раз ковыряется типичный представитель этого божьего города.
- ФБР, потому что мы думаем о вашем здоровье, - девушка кривит губы в улыбке.
И мечтаем о том, что бы вы как можно скорее сдохли и перестали растрачивать деньги налогоплательщиков.

 Отправлено: 26.01.14 18:28. Заголовок: внешний вид, без очк..

внешний вид, без очков;

И это - его долбанная жизнь.
За окном битый час орут что-то, - Аарон Уоррингтон не вслушивается, прекрасно представляя и так, о чем может идти речь, - эта великосветская беседа между типичными жителями очередного бедного городка очередного бедного штата всегда начиналась с взаимных обвинений, а заканчивалась дракой, - или перестрелкой, как повезет; окно закрыто наглухо, но крики местных все равно слышны, и, краем уха улавливая испанскую речь, Аарон Уоррингтон может представить себе, будто ему двадцать, он в Мичоакане, и сейчас в комнату войдет Хосе, смерит его странным взглядом и выдаст очередное задание, обязательно включающее в себя тридцать пакетиков с порошком, пистолет и соседний портовый город, - Аарон Уоррингтон может представить себе, будто он дома.
Если бы у него еще был настоящий дом.
Может, поэтому ему так легко, - идиотское путешествие по маршруту Мексика-Америка в не менее идиотской компании воспринимается Аароном Уоррингтоном так спокойно, словно он в отпуске, - а сопровождающая его девица носит с собой оружие потому, что с пистолетом выглядит сексуально, а не потому, что работает на Бюро; Аарону Уоррингтону попросту некуда возвращаться, - так было тогда, в те дни, когда у него было несколько домов в нескольких штатах, плюс дом в Мексике, плюс десяток девчонок, к которым можно завалиться на ночь, и те не станут ничего спрашивать, - так есть сейчас, когда после того, как Уоррингтон поставил жирный метафорический крест на жизнях сотни-другой людей, он прекрасно понимал, что встретить его могли бы уж точно не с распростертыми объятиями.
Ему некуда возвращаться, а значит - можно идти вперед.
Пусть даже в компании Кезайи, или как там зовут этот кошмарный сон любого преступника, - Уоррингтон предпочитал звать ее "эй, ФБР", - а лучше бы вообще никак не звать ее, и не знать ее, и не вступать в сделки со следствием, и не попадаться под руку детективам; прежняя жизнь более чем устраивала Аарона Уоррингтона, но, - что поделать, - пришлось помахать ей ручкой.
Впихнуть бы в девушку пару таблеток экстази, - мечтал Уоррингтон, опуская очередной окурок в видавший виды стакан, прилагавшийся к номеру вместе со старыми креслами, разваливающимися кроватями и парочкой облезлых крыс, - может, хоть повеселела бы; в особо напряженные дни их увеселительной поездочки Аарон еще представлял, как подсадит Кезайю на героин, - и, нет, не потому, что он бездушный ублюдок, - эта причина идет по умолчанию, - он просто не отказался бы понаблюдать; кроме тела, в брюнетке не было ничего привлекательного.
Вот, пожалуйста, доказательства.
- Эй, ФБР, - насмешливо щурится Аарон Уоррингтон, - или, ах, простите, он же теперь Картер Роул, на редкость непривычное слуху имя, - иди нахуй.
Продолжая ухмыляться, глядя прямо на девушку, Уоррингтон вытаскивает из-за уха сигарету и снова прикуривает, - в двдацатый раз за последние пару часов, - а что, спрашивается, еще делать в этой дыре, - тебе бы покурить не помешало, - делится соображениями Аарон тоном доброго доктора, перед которым сидит девочка с ангиной, - больно нервная.
Аарон Уоррингтон хочет спуститься, вытащить ту пачку сигарет, - куда бы она ни улетела, - вернуться и запихать ее девушке в глотку.
Да, Господи, просто так.

 Отправлено: 31.01.14 01:24. Заголовок: Спустя две недели Аа..

Спустя две недели Аарона Уоррингтона, простите, Картера Роула, хочется взять за шкирман, отворот свитера, воротник футболки, горловину майки и как следует, со вкусом, с чувством-толком-расстановкой впечатать носом в столешницу, так, что бы раздался приятный хруст, - то ли костей, помахавших рукой своему целому состоянию, то ли деревянной поверхности, что не вынесла такого над собой надругательства и решила, что она отказывается работать в таких условиях; а потом, медленно, неторопливо, почти нежно, провести лицом по крышке стола, наблюдая, как по светлому тянется густая кровавая полоса, а Аарон Уоррингтон, в новом крещении-причастии-покаянии - Картер Роул, - шипит, чертыхается, дергается, когда ему в кожу впиваются, влезают под верхние слои, занозы, - то совсем мелкое крошево, что слишком сложно вытащить, то почти щепки, - и если их не трогать, они загниют, и мексиканец сдохнет за несколько дней от сепсиса, инфекции, воспаления; он просто сдохнет.
То, что такие, как Аарон Уоррингтон все еще оставляют за собой следы на земле было главной причиной того, что в бога Агнес Джервис не верила, только посылала к нему за пазуху, - горько, терпко, - мол, - вали в никуда, оставайся ни с чем, - вот она, - господня защита и награда; и перекреститься не забудь, - пустоте и пыли это охуеть как важно и интересно.
- Да, случайное последствие вовремя не использованного презерватива? - Агнес Джервис, - сама доброта и гостеприимство, - все для вас, сэр, - только сегодня и только сейчас вы получаете ушат дерьма на свою голову по цене малой лохани, - пользуйтесь, наслаждайтесь, не забудьте рассказать, как вам понравилось; Агнес Джервис же нравится, что она не слышит своего имени, - ни первого, ни второго, - ни вообще какого-нибудь, - лаконичное «Эй, ФБР» её вполне устраивает, вполне ясно напоминая, кто она, кем была и кем остается, не смотря ни на что, - винт государственной системы наказания тех, кто попал в его жернова; Джон Смит, неудачник, попался на мелкой краже в магазине - два года лишения свободы; Аарон Уоррингтон, в рождении, но не смерти, - Рикардо Гарсиа - наркоторговля, убийства, вооруженные нападения, похищения людей с целью выкупа, организация крупномасштабной преступной сети - три года лишения свободы; добро пожаловать в страну великой справедливости и пошли нахуй. - Найдешь в этой цивилизацией забытой дыре нормальный, - схожу, прогуляюсь, - тон девушки не меняется ни на йоту, - легкий, приятный, таким светские беседы ведут, а не рассуждают о сложностях половой жизни в городах третьего мира страны, которой не должно было быть на карте.
Агнес Джервис до зуда в с силой сжатых кулаках хочется выхватить эту сигарету, раздуть тлеющий фильтр, а потом впечатать его в Уоррингтона, и не важно куда, - лишь бы в этом убогом месте перестало пахнуть сыростью и плесенью и стало, - горелой, обожженной плотью, - чтобы он подорвался, ломанулся за холодной водой, которой тут в природе не существовало, - она вечно течет неприятно теплой, не зависимо от времени года, разве что летом сильнее пахнет землей, плюнул, - потянул за ручку дребезжащего холодильника, дабы достать кусок льда, но тот уже вечность как не подключен к сети питания, - из стены на одном ржаво-красном проводе свисает раздолбаная розетка, что искрит по праздникам и грозиться все спалить каждый третий четверг пятого месяца четного года. Но она не делает и шагу, - когда последняя сигарета подойдет к концу, Аарон Уоррингтон вполне может выбрать стену, на которую он полезет. Джервис рекомендует ту, на которой больше всего паутины, - заодно и уберет.
Облагородит это, вашу мать, прекрасное место обитание с кроватью, скрипящей так, будто она сдохла еще вчера и теперь разлагается, оставляя на полу то тут, то там винты и болты, - а сбросить матрас на пол - не вариант, - проще просто пойти спать на улицу; чистое постельное белье? Все для вас, в самой лучшей стране мира. Все еще - идите нахуй.
- Мне не помешал бы билет на самолет в место под названием «какое-угодно-только-не-это», все остальные предложения рассматриваются в порядке очереди. - Агнес Джервис ждет, жаждет, ходит кругами, мечтая о том, как Аарон Уоррингтон сорвется, и в протоколах можно будет черным по белому вывести «самозащита». - Роул, я две недели слушаю твои потуги на остроумие, спиши на то, что моя нервная система не может этого вынести.
Твоего существования, вынести, ебаный ты крест, скинуть бы тебя со всех Голгоф.

 Отправлено: 31.01.14 02:14. Заголовок: Вот это, мать твою т..

Вот это, мать твою так, Рикардо Гарсиа, твоя ебаная жизнь, да да, если до тебя все еще не дошло, - все эти крысы в заляпанной душевой, все эти мерзкие кресла, которые вот-вот развалятся на куски от малейшего дуновения ветра, - все эти кровати, на которых ты все равно не спишь, потому что вторую никто не предоставит, а ляжешь с единственной ныне доступной девушкой - проснешься без чего-нибудь жизненно важного, - все эти попрятанные по разным местам сигареты, вся эта дерьмовая еда, которая подчас хуже тюремной, - все эти города и городишки, в которых мексиканцев все еще больше, чем кого-то другого, сплошная твоя родная Мексика, Рикардо Гарсиа, Мексика и никакой цивилизации; эта жизнь ласково пинает тебя из одной тюрьмы в другую, с допросов на суд, а сопровождает тебя девка, вызывающая перманентное желание приложить ее башкой об стену, раз, другой, еще, - чтобы упала и не поднималась; терпение, Рикардо Гарсиа.
Все мы живем так, как того заслуживаем.
Он только вскидывает брови на привычную подначку, - сложно как-то обижаться на то, что является истинной правдой, а Аарон Уоррингтон насчет своего рождения никогда не питал иллюзий; папа открыл ему правду лет, кажется, в шесть, - тебя родила шлюха, если тебе интересно, Рик, - да, папа, охуенно интересно, спасибо, как бы я жил без этой правды; Кезайя может думать все, что ей там угодно в ее хорошенькой головке, но Уоорингтон знает, - нас определяют поступки и деяния, а не то, желали ли тебя родители во время зачатия, - а от случайных союзов зачастую получаются отличные ребята; да, Аарон Уоррингтон считает себя отличным парнем, несмотря на все, что успел совершить за всю жизнь.
А, может, как раз поэтому.
- И зачем далеко ходить? - лениво и почти любезно осведомляется мужчина, зажав в зубах сигарету, и в красноречивом жесте резко опускает вытянутые ладони, указывая себе пониже пояса, - хотя - да, лучше не стоит, - заключает он, хрипло смеясь, - в его смехе столько же веселья, сколько бывало в те дни, когда Аарону Уоррингтону приходилось убивать; о, благословенны будут те славные трудовые будни, - еще откусишь.
Аарон Уоррингтон не сомневается, что ФБР только и ждет, когда он не выдержит и сожмет пальцы на ее тонкой шее, - потом она хладнокровно пристрелит его, как бродячего пса, коим наверняка и считает, а начальству скажет, - о, ну, понимаете, это была самооборона, этот ваш наркоторговец хотел меня убить; ФБР никто не осудит, потому что Аарон Уоррингтон полезен ровно до момента окончания вашингтонского суда, а там, - хоть потоп, - хоть в общую камеру, где его на куски разорвут еще до того, как успеет открыть рот; Аарон Уоррингтон не сомневается также в том, что не собирается доставлять Бонду-в-юбке такого мелкого удовольствия.
- Ну ты пожалуйся еще, - радостно усмехается Аарон Уоррингтон, стряхивая пепел мимо стакана, - обшарпанной поверхности стола уж точно все равно, какое еще дерьмо на него просыпется, - а лучше - откажись, а? Или у вас там это не принято, ФБР? Потусоваться месяц-другой с Картером Роулом или лишиться работы - такой выбор? - откажись, ФБР, серьезно, - свали отсюда, да побыстрее, пока еще существуют эти зачатки непонятного спокойствия, вынуждающие сидеть на месте, в чертовом кресле в цветочек, курить и думать головой вместо того, чтобы зарезать тебя нахрен, пока спишь.
Аарон Уоррингтон понятия не имеет, каковы будут пределы его терпения в этот раз.
- Нервная система страдает, - сочувственно кивает мужчина, - да, я тебя так понимаю; прикрыв на секунду глаза, Уоррингтон сползает чуть ниже, будто от этого станет удобнее сидеть, - а все потому, что у тебя нет чувства юмора.
Никакого, вообще.

 Отправлено: 09.02.14 02:36. Заголовок: В свои двадцать пять..

В свои двадцать пять в их справедливость Агнес Джервис нихуя не верит, для неё все это не больше, чем строчки в протоколах, приговоры, подписанные судьями, что их даже не читают, только оставляют на бумаге жирные пятна да крошки, воняющие горелым маслом, казённые тюрьмы с трехразовым питанием, и пустой, бесконечный, омерзительный треп, - о свободе, равенстве, демократии, гуманизме, - Агнес Джервис искренне считает, что они все могут пойти и отсосать у монумента Аврааму Линкольну, если им так угодно, но пускай не лезут не в свое дело, пускай вернут правосудию клыки, прекратив превращать его в гончую, которой вырвали зубы и срезали когти, да еще и напялили ошейник шипами внутрь, - все для вас, наши хорошие, - говорят они, - лишь бы страна была в безопасности, - заливаются соловьем, - лишь бы люди спокойно спали по ночам, - пиздят, пиздят и еще раз пиздят; страх – это ведь тоже оружие, - плетка в руках погонщика стада, - в детстве она на таких насмотрелась. Все, как один, с прямой спиной и прищуренным взглядом, уверенные в своем бесконечном уме и таланте, не понимая, что все дело в том, что у них – хлыст и именно по этому – они ведут стадо за собой, - отбери его у них, спихни с коня, - животные промчаться по ним, не заметив, превращая копытами живые тела в фарш из мяса, костей и крови, размазанный по земле.
Вот такой, по мнению Агнес Джервис, должна быть справедливость, - отвечающей ударом на удар, а не подставляющим другую щеку, забирающей жизнь за жизнь, ломающей пальцы, вырывающей языки, развешивающей трупы вдоль дорог на радость воронью, - потому что справедливость не знает, что такое протокол, - она ищет истину, а не демагогию; но мир охраняют беззубые старые псы, и он просто медленно мчится в обезьянью задницу.
Силвер-сити, кстати, прекрасно подходит, - не зря здесь собрались лучшие представители человечества, которых даже в ад не берут, - и без них тошно.
Агнес Джервис лениво выгибает бровь, почти театрально демонстрируя все, что она думает об остроумии Аарона Уоррингтона, которого ненавистно называть Картером Роулом, словно бесконечно напоминая о том, что у него есть новая жизнь, вон как ластится, липнет, скоро станет совсем его, а Аарон Уоррингтон для всех умрет, останется похороненным в какой-нибудь канаве на отшибе, - ложное правосудие во всей своей красе. – Откушу, - меланхолично соглашается, - вот только на твоей интимной жизни в ближайшие годы это все равно не шибко скажется, - сам же знаешь, как в тюрьмах любят мексиканцев, почти так же, как белых мальчиков, - девушка ухмыляется омерзительно, гнусно, словно подчеркивая все то, что хочет сказать, - вот твоя справедливость и награда за все деяния и помыслы, Аарон Уоррингтон, - тебя поставят раком и отымеют всем корпусом, - прими, распишись и наслаждайся.
- Ну нет, милый, – почти нежно тянет темноволосая, беря мужчину ладонью за подбородок и смотря прямо в глаза, - И тебе дадут какого-нибудь замученного щеголя в идеальном костюме, который будет отвечать только «да», «нет» и «не уполномочен»? Слишком хорошо, чтобы быть правдой, не считаешь? – Девушка с приятельской дружелюбностью похлопывает его по щекам, а выходит, будто треплет пса, - хороший мальчик, привел тетенек и дяденек к своему логову, а теперь жди пулю в лоб, - очереди же, нехватка финансирования, боеприпасы кончились, сам понимаешь, - не все сразу.
У Агнес Джервис чувство, что они разыгрывают в русскую рулетку одну пулю, и пустых щелчков все меньше.
- Нет, а с тобой зачахли даже его остатки, – лениво отзывается американка, слишком лично и неторопливо вытаскивая у Аарона Уоррингтона изо рта сигарету и со вкусом туша её прямо о поверхность стола, - отчетливо пахнет горелой древесиной.
Но куда больше, - кровью, потом и ненавистью.

 Отправлено: 12.02.14 23:06. Заголовок: Ее хочется затрахать..

Ее хочется затрахать до смерти, и ладно бы только в прямом смысле, - в конце концов, в послужном списке Аарона Уоррингтона уже имеется секс по весьма сомнительному согласию, - ее хочется измочалить, измотать до невозможного состояния; хочется потому, что невозможно, - в самом деле, Аарон Уоррингтон сколько угодно может выдавать самые мерзейшие из своих улыбок, но невозможно вечно терпеть человека, который тебе искренне и глубоко неприятен, - хочется потому, что Аарон Уоррингтон, как ни странно, подспудно зол на весь мир, который внезапно и всерьез нагнул его раком без всяких предупреждений, - а больше всего хочется именно потому, что сделать с милейшей и приятнейшей американкой по факту нельзя ничего, и остается только злорадствовать над тем, что и она - ха-ха - нихрена не может сделать Аарону Уоррингтону, нихрена по-настоящему опасного, или болезненного, или унизительного, пусть и цедит слова сквозь зубы, словно общается с распоследним дерьмом.
Едва ли не впервые в жизни чьи-то чувства в отношении Аарона Уоррингтона оказываются настолько взаимны.
- Что бы ты знала о тюрьмах, - вполне себе искренне хохочет мужчина, отвечая на ухмылку Кезайи радостным оскалом; примкнуть к нужной банде, жить в одиночной камере, напомнить о нужных связях, ткнуть нужных людей в миску с дерьмовой кашей, - Аарон Уоррингтон знает все наперед, так же, как знает, что мексиканские тюрьмы гораздо страшнее американских, так уж заведено, и не Бонду-в-юбке менять порядок вещей только из-за того, что ее бесит отдельно взятый операционист картеля, - меня там будут любить, - тянет Уоррингтон последнее слово, - только если кто-нибудь пойдет в обход программы по защите свидетелей и разболтает сокамерничкам о том, что я паршивая крыса, - Аарон Уоррингтон разводит руками, как бы говоря, - да, - я сдал правительству хренову тучу народу и могу спокойно об этом говорить, правда же, как прекрасна жизнь; он щурится, - но никто этого не сделает. А если сделает... - мужчина сокрушенно качает головой, - так обычно реагируют на печальное известие вроде тех, что солнце завтра будет светить не слишком-то ярко, - тогда ты получишь море удовольствия, узнав об этом, ФБР. Торжествуй.
Аарон Уоррингтон знает одно, - он выдержит все, - он всегда выкрутится, всегда выберется живым, какая бы дрянь ни случилась в его жизни; он знает свое будущее на несколько лет вперед, - три года тюрьмы, условно-досрочное за примерное поведение, а дальше - вон из страны, и никаких Штатов, никакой Мексики, забудем старое дерьмо, начнем новое, да здравствует жизнь во всей ее сомнительной красе; жизнь - слово ключевое.
Жизнь, - чужую, - в эту минуту очень хочется отнять.
- Не считаю, - в тон отвечает Уоррингтон, расширяя глаза в удачно изображенной невинности, в которую все равно никогда и никто не поверит, - по-моему, в самый раз, - он терпит похлопывание по щекам, но тут же вскидывает руку и сцепляет пальцы на запястье девушки, удерживая ее ладонь на месте; пальцы сжимаются сильнее, хотя со стороны это, пожалуй, все еще выглядит слишком интимно, - так, обычная вздорная парочка, вздумавшая снять номер в самом неподходящем месте Нью-Мехико.
Ну да, как же.
- Так иди, развей скуку, - корчит гримасу Уоррингтон, - прогуляйся, выпей, избавь меня от своего бесценного общества, - ему кажется, что пахнет не древесиной, а смертью, - труп начинает разлагаться, и лицо Бонда-в-юбке больше не кажется таким кукольно-привлекателным; Аарон Уоррингтон морщится, вспоминая, куда он успел припрятать две последние пачки, и не отрывает взгляда от лица девушки, негромко констатируя, - ну ты и сука.

 Отправлено: 13.02.14 00:06. Заголовок: Все дороги ведут не ..

Все дороги ведут не в Рим, - они ведут в ад, который оказался так близко, - это только в прогнивших книжках для трахнутых на голову праведников значится, что гиена огненная далеко и ждет их после того, как они сдохнут, осчастливив этим свой мир, - на самом деле вот же, - есть комната, запертая на ключ, хотя замок настолько хлипкий, что его легко можно выбить с одного удара, - даже не придется возиться со скрепкой или гвоздем, или, упаси боже, отмычкой; есть комната, в ней - кровать с продавленным матрасом, на котором остались пятна, вызывающие приступ рвоты, стоит только подумать об их происхождении, есть продавленный диван, истрепанный, засаленный, словно притащенный с помойки и единственная его функция – прикрывать дыру в полы, от которой тянет сыростью, гнилью и чем-то давно окочурившимся, да таким, что даже местные тощие шавки жрать не стали, есть пара кресел, одно из них засоряет собой Аарон Уоррингтон, другое стоит в углу у окна грудой обломков, которым одна дорога – на растопку в особо пакостные и просыревшие дни; есть стол, украшенный многочисленными следами от огня, - еще одна подпалина вписалась в него виртуозно, словно была здесь всегда, - её просто вовремя не заметили, есть занавески, - драные, висящие внизу бахромой, со следами от пуль ровно в том месте, где вместо стекла вставлены куски погнутой фанеры, что дребезжит при малейшем порыве ветра.
Этой комнаты не должно существовать, - она, - судорожный гимн смерти, разрушению, ничтожеству, унижению, нивелированию такого понятия как «гордость», но она – есть, числится по регистрационным книгам, за неё вносится налог, тут даже убирают иногда, последний раз в день открытия гостиницы; и именно это – ад, - живой, дышащий, пропитанный человеческим дыханием и хриплой яростью, а не то пекло, что рисует измученный мозг того, кого потом причислят к святым, хотя последнего в нем, - ноль, разве что вода в легких клокочет единым ритмом – умирайааронуоррингтонумирай.
И в комнате есть двое,
с них начинается разложение, - кажется, стоит присмотреться, и кожа поползет, проступит плоть и кость, и окажется, что они родились тут, выросли здесь, и поползут подыхать в подпол; Агнес Джервис тут не больше суток, но ей уже кажется, что она едет головой окончательно и бесповоротно.
Еще немного и захочется перекреститься
- Рано, – довольно склабится девушка, тяня одно слово с, почти дружеской иронией, - будто они просто мирно попивают пиво в местном пабе и невзначай разболтались о планах на жизнь, - пока я могу довольствоваться только мыслями о том, что это рано или поздно произойдет, да, Роул, женские тайные и не очень фантазии – странная штука, - в моей тебя ебет здоровенный негр; забавно, тебе не кажется? – Но еще сильнее желание увидеть, как Аарон Уоррингтон сломается, треснет по кускам, рассыплется и полезет в петлю, как слабак, как мразь под ногами, - ломайсяааронуоррингтон ломайся.
Сорвись, Аарон Уоррингтон, пускай все это закончится малой кровью, а не очередным кругом, - Данте был не прав, - их куда больше, и мы проходим их заживо.
- Как хорошо, что мне похуй на то, что ты считаешь, – почти радостно отзывается девушка, впрочем, любая издевка с неё стекает, как только пальцы Аарона Уоррингтона сталью обхватывают запястье, - Агнес Джервис далеко не дура, - она прекрасно знает, что он сильнее, вот только сделать ничего не может, - что означает пять синяков-отпечатков-пальцев по сравнению с несколькими минутами удовольствия, - спасибо тебе, великое правительство великой страны; сдохни уже.
- Нет, Роул, – Агнес Джервис делает вид, что ничего не происходит, - не отводит взгляда, только наклоняется совсем близко, почти нежно, по-кошачьи, трясь носом о небритую щеку, - если за тобой придут, я хочу быть здесь, – пальцами по правой брови, давно кем-то рассеченной, - стоять и ничего не делать, смотря, как в тебя всаживают обойму, – легко целует левую скулу, - сука, – соглашается, даже не задумываясь, - а ты, видимо, научился делать комплименты.
Все дороги идут сюда.
В ад.
К тебе.

 Отправлено: 13.02.14 01:13. Заголовок: если выбираешь биле..

если выбираешь билет на поезд, пущенный под откос,
глупо было бы верить, что путь получится гладким;

Мы умираем, оба, я и ты, каждый день, каждый чертов час, и не все ли равно, что наручные часы перестали отсчитывать секунды за неделю до Силвер-сити; я живу в долбанной реанимации с тех самых пор, как осознал себя приемным сыном хладнокровного преступника, под чьим началом - еще несколько сотен таких же, - с тех пор, как вместе со всеми начал продавать смерть, наблюдать смерть, дарить смерть, - мы все там были мертвые, знаешь, вся эта хрень про смерть в чужих глазах, так вот, она там, посмотри, она там с самого младенчества, - я и правда жил в реанимации, где умирали с пугающей регулярностью, а мы - так называемые живые - не удосуживались скорбеть, оставляя без внимания десятки ушедших; мы привыкли к этому, - оба, - ты и я, не находишь, мы в чем-то похожи, наверное, в том, что мы оба - полное дерьмо, - я же знаю, что ты тоже умираешь, медленно и неспокойно, на своей идиотской службе закону и порядку, тьфу, смотреть тошно, ФБР, ничего смешнее не слышал; мы разлагаемся, - прямо сейчас расползаемся на неопрятные куски мяса, которыми по сути своей и являемся.
И все равно, кто здесь - агент, кто - преступник; мы - ничто; так любят выражаться бесталанные литераторы, я читал много книг, ты была бы удивлена, - мы с тобой - ничто, нас с тобой - нет.
Сдохнем - туда и дорога.
- Короче, твои эротические фантазии - трахающиеся мужики, - ухмыляется Аарон Уоррингтон, кивая с видом, - понятно-понятно, я все понял, запишу это в вашу карту, больной, нездоровые желания, несбыточные мечты; Аарон Уоррингтон будто бы задумывается, всерьез оценивая перспективы, - охуенно забавно. Ты просто королева дерьмового юмора, - все это нихера не смешно, ну, ладно, веселится тут одна Кезайя, приноровившаяся называть Аарона Уоррингтона Картером Роулом, - но все это нихера не смешно, что, впрочем, неважно, потому что Уоррингтон, как бы его теперь ни звали, уверен в себе так, как ни в чем другом на свете, - и не надейся.
И не надейся, что в тюрьме я буду играть роль стукача и всеобщего козла отпущения.
И не надейся, что меня найдут раньше времени.
И не надейся, что я сломаюсь, и не надейся, что я покажу тебе это.
И не надейся, что я сдохну раньше, чем того захочу, - раньше, чем ты.
Туда и дорога, помнишь?
- Как хорошо, что мне похуй на тебя, - скалится Аарон Уоррингтон еще более радостно, чем прежде; это, конечно, бесцеремонное вранье, - когда все равно, не хочется реагировать на человека вообще; а Уоррингтон до дрожи в пальцах хочет вдавить эти самые пальцы ей в глаза, так, чтобы орала на весь паршивый мотель, - до дрожи в ногах хочет натравить на нее бывших пешек картеля, чтобы отымели - все по очереди, а он бы смотрел и участливо спрашивал, ну как дела, дорогая, когда ты там сдохнешь, скоро ли, - Уоррингтон хочет до дрожи ее саму, и кто знает, чего именно в этом желании больше; откуда что берется, - Аарон Уоррингтон отлично притворяется Картером Роулом, которому тоже на всех похуй, хватая ФБР за другое запястье и рывком притягивая к себе на колени, не заботясь о том, что за такие действия через секунду может оказаться под прицелом, - вряд ли это стало бы чем-то новым, - всегда умел, - возражает он, облизываясь, - у меня для тебя миллион комплиментов. Сука. Падла. Мразь, - Аарон Уоррингтон без лишних церемоний целует ее в губы, не допуская и намека на нежность и приязнь, - еще один способ показать, как же сильно его все это бесит, - он сильно прикусывает нижнюю губу девушки, прежде чем отстраниться и изобразить усмешку, - мне продолжать?
И не надейся.
Не раньше, чем ты.

 Отправлено: 13.02.14 02:25. Заголовок: и не бойся, ведь ник..

и не бойся, ведь никто никогда
не поймет, кто остался, ты или я.

Это все похоже на то, словно вскрывают застаревший, уже давно загнивающий нарыв ржавым тупым ножом, - лезвие елозит по коже, приминает её, выдалбливает уродливую вмятину-борозду, но никак не прорывается, - гной остается в теле, распространяется, как смертельная болезнь, - и вот ты уже весь покрыт зудящими струпьями, скоблишь себя, как подыхающая скотина, которую даже на бойню не поведут, - пристрелят, да в ближайшей канаве и бросят, - местное зверье растащит зараженное мясо по берлогам, - не жалко, - скоблишь себя, мечтая прорезать хоть один, но нож – туп, и проку от него – никакого, - отбрасываешь, скребешь ногтями, - грязными, покоцаными, - и вот ты уже на заброшенной улице, - сидишь, а кто-то кидает тебе на колени четвертак, - милостыня-подачка-просьба, - сдохни.
Об этом, здесь, кажется, оглушающе вопят стены.
Тогда как они – лишь о своем непредназначении.
И Агнес Джервис кажется, что на них лопается нарыв за нарывом, - вскрывая под собой уродливое нутро, которое не приведет к дальнейшему исцелению, - никто из них не умеет лечить, промывать и перевязывать раны, - в их существовании – лишний, не прижившийся навык, от которого легко отмахнуться; исцеление – тем, кто заслужил, - а им, - хорошо бы просто похоронили, не оставив здесь навечно, - это, по её мнению, - наихудшее из наказаний, - оказаться спаянной в одном помещении и времени с Аароном Уоррингтоном, - навечно.
Это словно кто-то идет на вече, - идет держать совет, - знаешь, - если хотя бы половина людей в этом гребаном мире похожа на нас, - он обречен, - его не спасет даже кровопускание.
Нас, кстати, тоже.
Потому что и нас то нет, - посмотри, - она беззвучно вопит, тормошит, отвешивает пощечины, и все это, - не двигаясь с места, не прогоняя улыбки с лица, - смотри, - тут только один из, - второй – не больше, чем кривое отражение, - изломан в гранях, застрял по ту сторону, похожий, как потерянный близнец, - те же глаза [безумные], те же черты лица [уродливые], тот же голос [словно из горла – свинец и ртуть], - все одно и тоже, - и я не понимаю, я не понимаю, Аарон Уоррингтон, - зачем эта чертова реальность дублирует нас, создавая про запас, как ключи, что повесит на крючок в прихожей, а вторые – вручит наиболее близким соседям, на всякий случай.
Мы, - тот самый случай, - причина, по которой этот мир не имеет права на существование.
- Ну, ты в них тоже отметился, не забудь сдохнуть от счастья, – веселость Агнес Джервис отчетливо воняет сумасшествием, нездоровым, вымученным, словно вытолкнутым из себя, - это же охуенно смешно, - двое людей несутся наперегонки, - кто быстрее, кто удачливее, кому посчастливится наблюдать, как сдыхает второй, - впору продавать билеты в первые ряды. - Я знаю.
Я знаю, что рано или поздно твой хребет переломится.
Я знаю, что это будет весело.
Я знаю, что в этот момент буду рядом, - стоять рядом, дышать рядом, жить рядом, в тот момент, когда ты будешь гнить заживо.
- Пиздишь, – Агнес Джервис бы с радостью поддержала эту байку, согласилась бы, - да, Роул, тебе похуй, живи дальше счастливо, еби шлюх, ширяйся наркотой, предавай тех, с кем не так давно делил свою жизнь, как ломоть прогорклого хлеба, который у тебя отняли; но Аарон Уоррингтон врет сам себе, а она не собирается ему потворствовать, не собирается иметь с ним ничего общего, потому что ненависть у них – у каждого своя, и её – можно, - растягивать, выдыхать, шипеть рассерженной кошкой, оказавшись на чужих коленях, словно чувствуя, что сейчас натычут носом, - доигралась, - получай. – Шлюха, стерва, тварь, - мы в слова играем, Роул? – Кусать его с силой, до крови, смотри, - Уоррингтон, словно кто-то с силой дал тебе по губам, - верхняя – кровоточит, - и на вкус – ржавая, тошнотворная, с нетерпимым вкусом сигарет, - чтоб ты сдох, Уоррингтон, - от твоего дыма не спастись. – Демонстрировать свой словарный запас? – Она копирует ухмылку, зная, что на губах, - та же кровь, - лениво проводит языком, убирая из уголка, - это не имеет значения, Аарон Уоррингтон.
Мертвый ненавидит мертвого.
Если в этом мире способны существовать такие, как мы, - он достоин всех своих казней.

 Отправлено: 13.02.14 03:37. Заголовок: dig my shallow grave..

dig my shallow grave, it's not me you'll save, cuz' i'm a lost cause;

Этот мотель стоило бы сжечь.
Поджигателя даже не станут судить.
Залить все вокруг бензином, бросить горящую спичку да отойти подальше, - всего-то и дел, - этот мотель - лишь один из тысячи тех, где собирается самое отборное дерьмо со всей страны, с этим не покончить так сразу, но хорошие родители учат своих детей, что успеха можно добиться, если начать с малого; Рикардо Гарсиа же с детства учили тому, что, если часто долбить спиды и запивать их галлонами текилы, то можно закончить сердечным приступом, - что под экстази будет особенно классно трахаться, - что он будет мудаком, если подсядет на героин; Рикардо Гарсиа с детства учили множеству замечательных полезных вещей, - обернули в белую простыню, заказали гроб по размеру, дали пистолет в левую руку и шприц в зубы, сказали, - иди, парень, - иди, неси людям смерть, никогда не оглядывайся; Рикардо Гарсиа не оглядывается.
Даже на собственное родное имя.
Что такое "родное"?
Это должно что-то значить?
- Вот именно, - кивает мужчина, - от счастья. Если я сдохну - то только от счастья, если сломаюсь... - он прищуривается все так же насмешливо, все так же чертовски добродушно, - ты моя дорогая подруга, мисс федерал, нам с тобой так хорошо вдвоем, - и улыбается, - но я не сломаюсь, - она все равно не поверит, потому что не верит ни единому слову Аарона Уоррингтона, молодец, кстати, умница-девочка, были такие, кто верил - теперь отбывают срок; но лучше бы ей прислушаться, потому что Аарон Уоррингтон скорее и правда сдохнет, чем позволит себе перестать быть собой, - мечтай, ФБР.
Так что там насчет поджигателей, почему эти стены еще не горят, куда вы смотрите, эй; им бы так и остаться, - Аарон Уоррингтон, счастливый обладатель лишней пары имен, и девица, чьего настоящего имени он, скорее всего, никогда не узнает, - остаться в четырех вонючих стенах, которые не защищают от мира, - которые не защищают мир от людей, что внутри, - такой себе ад для бюджетников, разваливающийся мирок, в котором им обоим самое место; им бы так и остаться, - худшее наказание, низшая точка, путь в никуда, сдохну-а-тебя-заберу-с-собой; но Аарон Уоррингтон все еще жив, и Кезайя - отвратительно, нелепо, тошнотворно жива, - и что с этим делать, - Рикардо Гарсиа не учили, как справляться с дерьмом, его просто забросили туда, сразу нажав на затылок, погружая внутрь, - разбирайся уже сам; он делает это по-своему.
Они делают это по-своему.
- Никогда, - Картером Роулом быть удобно, - Картеру Роулу и правда на все похуй, в гораздо большей степени, чем человеку с тем же лицом и другим именем, а это о многом говорит, - Картер Роул не контролировал оборот наркотиков между странами, не стрелял никому в голову, не впечатывал подошву в чье-то без того обезображенное лицо, не нюхал кокс в квартире продажного местечкового политика, - Картер Роул хренов преподаватель испанского языка, будущий житель какой-нибудь безымянной страны, настоящий мудак, если уж к слову, - но не преступник, - с чистого листа, так говорят; Картер Роул может запустить руки мисс Бюро под майку, пробираясь выше, сжимая ладони, оставляя на гладкой коже будущие синяки, - Картер Роул может думать о том, что происходящее делает его более живым; на самом деле это делает Аарона Уоррингтона еще более мертвым, - а что? Играем, - он не спорит, - они не спорят, - как забавно можно прийти к согласию, стоит назвать свою тюремщицу сукой, она вся твоя, о дивный новый мир, чтоб его разорвало, - рад, что ты согласна, - Картер Роул, или как его там, этого нового человека, возвращает укус, - все та же чужая нижняя губа наконец трескается, Картер Роул видит кровь, - свои люди, сочтемся, - шлюха как есть, - он медленно проводит языком по верхней губе, слизывая остатки крови, не разрывая глазной контакт, - ты только посмотри на себя, - ладони добираются до груди, губы - до губ, снова, он бы искусал их не так, как продолжает сейчас, - а так, чтобы живого места не оставалось, чтобы Бонд-в-юбке больше не притворялась нормальным человеком за ширмой физической красоты, - чтобы по ней сразу было видно, какая же она дерьмо, ведь это просто нечестно, даже обидно, - что бы сказало начальство, - сборище извращенцев, а не Бюро Расследований, люди всегда это знали, приятно подтвердить на практике, - спасибо, Кезайя, - спасибо, как бы тебя ни звали.
Кровь - не страшно.
В нас ее слишком много, чтобы сдохнуть за один раз.
Слишком.
Что там насчет пожара?

 Отправлено: 13.02.14 23:50. Заголовок: Отче наш сущий, ежес..

Отче наш сущий, ежеси на небеси, - расскажи мне, почему ненависти во мне больше, чем любви, которую ты, согласно всем земным канонам, льешь нам грешным на головы, сыплешь, словно манну, за шиворот, что бы струилась по позвоночнику к земле; расскажи мне, почему я вдыхаю – воздух, а выдыхаю – только гнев и ярость, почему во мне не осталось ничего кроме; ты забываешь детей своих, Господи, и смотри, что они творят без твоего присмотра, - ты разрушил им Вавилонскую башню, а они, в отместку, крушат весь мир, разбирают по кирпичикам и волокут к себе в норы, обтягивают тряпицей и пробивают им голову соседу, жене, сыну.
Ты же ужаснулся деянию рук своих, Господи, и ушел, оставив нас слушать сказки про любовь, милосердие и всепрощение; ушел без нас; я думаю, что попросту – сбежал.
И теперь мы ходим тут, - потерянные и мертвые, выжатые досуха изнутри, и единственные эмоции, что нам подвластны, это злоба, зависть, похоть, - не их ли ты вписывал в свои несчастные скрижали, - смотри, кто-то, оглядываясь, тащит их к себе, разломает и сделает из них подпорку под плохо закрывающуюся дверь; не плачь, Господи, - все равно ничего не изменится.
Твой мир, знаешь ли – полное дерьмо.
У Агнес Джервис в глазах плещется безумие, а когда-то они были просто зелеными, - вот только этого никто не помнит, - в Агнес Джервис не узнать шестнадцатилетнюю девушку, примеряющую платье перед первым свиданием и мучающуюся из-за туфлей на каблуках, не узнать девчонку, которая орала, вопила, кусалась, пока тело сестры превращалось в орудие мести, в то, что стало основой этого мира, - в товар потребления; в Агнес Джервис нет ничего, кроме вины, боли и ненависти, - она сплетена из них, словно из стальных, литых нитей, которые заменяют и кожу, и плоть, и кровеносные сосуды; Агнес Джервис не особо воспринимает себя живой,
а рядом с Аароном Уоррингтоном она мертва уже с десяток лет,
даже воронье уже не клюет, - падаль.
И именно это, куда больше всего остального, способно развязать руки, - когда ты уже мертв – страх исчезает, вместе с преданностью, честью и гордостью, - зачем они тому, кто уже земля, кто уже – гниль.
- Всегда, – так люди остаются без чинов и званий, - вот ты был кем-то одним, вроде даже трепыхался и рыпался, трахал кого-то по выходным, после просмотра футбольного матча, и что-то похожее на нору было, - не суть важно, - был, а тут тебе выдают бумагу, что тебя больше нет, - имя другое, жизнь – другая, - примерь к себе на плечи, - жмет, не подходит, ну извини, - государство сделало все, что могло, а дальше – разбирайся сам; и Агнес Джервис Аарону Уоррингтону в этом точно не помощник, она ждет, когда он промахнется и упадет, выжидает, наблюдает, - у мертвых, знаете ли, полно времени, - скука точит их наравне с пустотой и ненавистью, наделав порядочное количество дыр между ребрами.
Впрочем, все это – не важно, все это – может смело идти на хуй.
Агнес Джервис смотрит с насмешкой, - ей интересно, что будет дальше, ей хочется блевать от того, что происходит сейчас, от рук Аарона Уоррингтона под своей майкой, - это похоже на то, словно вляпалась в гниль, и теперь она оседает на коже с прикосновениями, - о-м-е-р-з-и-т-е-л-ь-н-о; всего лишь трепыхания, на которые способны мертвецы, - хорошо, что мы оба это признаем; на губах – кровь, - его, своя, - кто теперь отделит, перемешалась не хуже, чем у кровных родичей, - только мы друг другу звери, знаешь ли, - в гортань не целовать, - её только перекусывать, с глухим хрустом, чтобы навсегда. Агнес Джервис обхватывает ладони Аарона Уоррингтора своими, сильнее прижимая к груди, так, что бы точно осталось памятью, - тошнотворно-синим, желтым, растекающимся по коже; и смеется, прямо в губы, перемежая с укусами, - ты, блядь, серьезно? Что бы сказало начальство? – Агнес Джервис смотрит на себя, Агнес Джервис видит себя, отражаясь в глазах Аарона Уоррингтона, как в наиболее кривом из зеркал; она запрокидывает голову и хохочет, и это похоже на скулеж гиены, - Ну хорошо, будь по-твоему, Роул, что бы сказал твой папочка? Что он сказал, когда узнал, кто сдал всю его систему с потрохами, м?
На самом деле, - им всем нечего сказать, - они тоже знает, что нас оставили тут, как ненужных детей, - делайте что хотите, выживайте как хотите, - черт с вами; и он с нами, Уоррингтон, - стоит за плечом, шепчет, дозволяет, не понимая, что мертвым ничего не нужно.
Даже Бог.

 Отправлено: 25.02.14 10:22. Заголовок: Штука в том, что так..

Штука в том, что так не должно быть.
Аарон Уоррингтон именно об этом и думает, - что пора завязывать со всей этой игрой в ебаное садо-мазо, в ФБР и преступника, потому что, - эй, дайте-ка подумать, - они ведь не играют, они и есть - ФБР и преступник, все происходит по-настоящему, и так не должно быть; Аарон Уоррингтон, на самом деле, не уверен, что сможет остановиться, то есть, - да, - потребности, организм, инстинкты, красивая баба на коленях, и что, собственно, еще нужно, но, - Аарон Уоррингтон не уверен, что ему этого будет достаточно; он не хочет трахнуть Кезайю, он хочет трахнуть ее и свернуть ей шею, а такое вопиющее неуважение к властям обломает на корню все перспективы на ту забавно-далекую нормальную жизнь; какая жалость.
Желания Аарона Уоррингтона отражаются в чужих глазах, как в уродливой пародии на комнату смеха.
Там же - ненависть, там же - злоба.
Там же - все то, что витает в воздухе и пахнет мертвечиной.
- На том стоим, - довольно тянет мужчина; вся его жизнь, в общем, - сплошной пиздеж, - сплошное вранье окружающим, поставщикам, торговцам, убийцам, девкам, так называемому отцу, так называемой семье, вообще всем подряд; глупо слишком долго отрицать то, что и без того известно, - а Кезайе, Аарон Уоррингтон уверен, о вранье известно побольше других, иначе как бы она смогла так успешно выстроить этот фасад из пухлых губ и ярких зеленых глаз, - так успешно, что Аарон Уоррингтон первые несколько дней даже не понимал, какого черта Бонд-в-юбке его так бесит, - и дело вовсе не в социальной разнице, которая сама по себе была полным дерьмом, - он даже не понимал поначалу, отчего ему так мерзко, словно рядом с ним - не женщина, похожая на куклу, а полуразложившийся труп.
Ах, да.
Одно и то же.
- Я, блядь, серьезно, - передразнивает Картер Роул, которому не нужно ни с чем завязывать, которого уже вообще ни черта не трогает, то есть, совсем, без исключений, - Картер Роул же не преступник, он, в общем, пока еще вовсе никто, - а когда тебя будто не существует, - твори, что хочешь, мир великодушно не обратит внимания, - или переломает все кости, это уж как повезет, - нет, правда, ты от всех осужденных течешь или только от меня, а? - прекрасный жизненный принцип, - зачем отвечать на чужие вопросы, если можно задать свои, хотя, - не то чтобы ответы были интересны, - не то чтобы вообще хоть что-то из происходящего было интересно, кроме, например, пальцев Кезайи, которыми она ясно дает понять, что сопротивляться пока не собирается, и, черт, Картер Роул прибережет эту мысль для своих будущих новых знакомых, когда с полным правом будет называть ФБР федеральным бюро шлюх; Картер Роул прижимает ладони сильнее, сжимает пальцы, впивается губами в шею, оставляя следы, - пометки, - пусть будут, ФБР, завтра посмотришь в зеркало, подумаешь о том, какое же ты дерьмо, какое же я дерьмо, какие же мы, - мой папочка был очень расстроен, - снисходит до ответа Картер Роул; правая ладонь спускается по спине, очерчивает талию, добирается до идиотской молнии на джинсах, - он, бля, почти плакал. Семейная трагедия, - шепчет в ключицы; на самом деле, - пиздит, снова, - сдал Аарон Уоррингтон далеко не всю систему, окей, хорошо, картель и так по факту развален, в Штатах от налаженного механизма совсем ничего не осталось, - но Аарон Уоррингтон прикрыл кое-кого в Мексике, прикрыл хорошо, ФБР неоткуда об этом знать, ФБР никогда не узнает об этом; а если бы Кезайя узнала, - посмеялась бы, - мол, Роул, что это у тебя, зачатки совести или природное желание все испоганить?
Второе.
Всегда второе.

 Отправлено: 09.03.14 14:42. Заголовок: Здесь больше не оста..

Здесь больше не осталось людей, - одни кривые зеркала, бесконечно отражающие уродливую пародию друг на друга, - где-то уловили отблеск, и теперь в их поверхностях его – мириады, а если разбить, кажется, что весь мир разлетается на пригоршню осколков, которые даже в ладонь не взять – вопьются, изранят, иссекут слабую плоть, - сиди потом, выковыривай трясущимися пальцами, наблюдая за тем, как кровь бесполезно стекает на грязный пол, на котором теряется, насмехаясь, - смотри, - смотри, - ты ничто, ты – такая же грязь, которую никогда не отмоют, - зачем? Сиди и баюкай израненную конечность, вой, плач, скули, пока легкие могут, а как только они заглохнут – сдохни, - и все, вот он великий смысл этой сраной жизни, - корчится на полу, не в силах даже посмотреть на нас.
Нас, мертвых, искаженных, перепачканных, оставляющих друг на друге слишком много следов, - отпечатки пальцев, частички крови, слюны, пота, - весь набор для генной экспертизы, - найдут, решат, что здесь был один человек; а может, - так оно и было, - кто тебе расскажет правду, Аарон Уоррингтон?
Когда вся правда вот она, - на ладони, - найди её в запеченной кровавой корке, прочитай на грязном полу и стенах, - эта жизнь, которую тебе подарили, предложив сделку, заранее проигрышную с двух сторон; посмотри и скажи, - оно того стоило?
Кто вообще назначил эту цену?
Этот мир – сплошное кривое зеркало, неправильный от своего создания и до гибели, - в этом мире невозможно отличить, кто – охраняет закон, а кто – его преступает, - мы же с тобой одно, Уоррингтон, мы с тобой – дно, илистое, заросшее тиной и водорослями, оплетающими сдохших рыб и моллюсков, что приходят в эту заводь умирать; мы – по разные стороны баррикад, по всем бумагам и протоколам, но – посмотри, - между нами нет разницы, - вместо отражений мы видим друг друга, - и никакого закона больше нет, и справедливости нет, а вера осталась только в святых книгах и ломящихся от жратвы столах святых отцов; такие, как мы – тянем этот мир в пропасть, словно Сизиф – свой камень, только в отличие от него, у нас, знаешь ли, есть все шансы справиться, - вот – трещина или разлом и мы почти у его края, - скидывай ношу и дальше уже пойдем налегке.
Прямиком в ад, - для нас уже нарисовали все ориентиры.
- Надо же, какой хороший мальчик, – Агнес Джервис цокает языком, расплываясь в омерзительнейшей из своих усмешек, словно ожидая, когда Аарон Уоррингтон не выдержит и все-таки впечатает её лицом в стол, что бы с полным правом проделать ему лишнюю дыру в черепной коробке, от которой по грязному полу – кровь, и больше – ничего. Наши родители должны разнести себе головы из двустволки, когда поймут, кого они породили; прости, мама, - хорошей дочери из меня не вышло, прости, папа, - я еще хуже, чем был ты, - достойное продолжение рода.
Надеюсь, на мне он и прервется.
- Разумеется, от всех, – Она хохочет, - это же так весело, Уоррингтон, я знаю, ты тоже это ценишь, запоминаешь, потом периодически будешь елозить в памяти, как старую фотографию, когда тебе будет шестьдесят, ты выйдешь на пенсию, снискав славу самого паршивого из учителей, к которому никогда не приходят ученики, обрюзгшего, ворчливого, нетерпимого, страдающего импотенцией, отдышкой давно лишившегося большей части волос; вот в чем соль этой сделки, - они обещают жизнь, но дарят только медленную смерть, гниение, разложение, - и Агнес Джервис рада, что Аарон Уоррингтон – согласился; собаке – собачья смерть.
Вот оно – милосердие.
Вот она – злость; она в каждом движении, прикосновении, вдохе и выдохе, - передается как смертельный вирус из губ в губы, из крови – в кровь, без надежды на дальнейшее излечение; этот штамм привит и от него не избавиться, - Агнес Джервис бесстыдно ерзает на коленях Аарона Уоррингтона, словно девка, которую сняли за десятку-другую, а она и рада; Агнес Джервис сжимает пальцы а коже до синяков, царапает, оставляя под ногтями частички чужой кожи, - все для того, чтобы нас опознали, все для того, чтобы никто и никогда не узнал, что тело Агнес Джервис – реагирует, выгибается под ладонями, зудит под поцелуями и укусами, и капли пота текут от висков по шее, размазывая дорожную грязь и пыль; все честно, без сделок с двойным дном, - пальцы расстегивают пряжку на ремне, - та поддается с неприятным металлическим лязгом, они же – сжимают выпуклость на джинсах чуть ниже, - Агнес Джервис все знает, равно как и Аарон Уоррингтон, и от этого знания все так же охота блевать.
Вторая ладонь, до этого сжимавшая плечо, резко поднимается и со всей силы ударяет тыльной стороной по лицу мужчины, так что губы – трескаются, а на костяшках – кровь; этого достаточно, чтобы оказаться на ногах, - взъерошенной, встрепанной, с задранной и смятой майкой и опущенной молнией на джинсах, помятой, как распоследняя шлюха.
Но в этот раз она смотрит на него с насмешкой, с вызовом, и мелочной радостью, - смотри, - сейчас я лучше тебя; возможно – единственный раз в жизни.
Но я – лучше.

 Отправлено: 12.03.14 01:34. Заголовок: the pull on my flesh..

the pull on my flesh was just too strong, stifled the choice and the air in my lungs. better not to breathe than to breathe a lie 'cause when i opened my body i breathe in a lie. i will not speak of your sins, there was a way out for him, the mirror shows not, your values are all shot. i can take the road and i can fuck it all away, but in this twilight our choices seal our fate;

Хороший мальчик Аарон Уоррингтон скалится, обнажая белоснежные зубы, - особенность, за которую когда-то, в той, прошлой жизни Рикардо Гарсиа дразнили мальчиком из рекламы колгейта, - сигареты, кофе, наркота, все прочее дерьмо, - улыбка эта больше подходит актеру на получении долгожданного Оскара, чем человеку, загнивающему в дешевом мотеле дешевого города в компании дешевой шлюхи из ФБР, - и, черт его возьми, Аарону Уоррингтону нравится этот диссонанс, иногда позволяющий думать о себе лучше, чем есть на самом деле, хотя, - он не питает на свой счет никаких иллюзий, - Аарон Уоррингтон - реалист до зубовного скрежета, прекрасно осознающий последствия собственных решений, и нынешнее положение, и скорый суд, и следующие несколько лет в камере-одиночке, и следующую жизнь под чужим, неестественно прилипающим ко рту именем; хороший мальчик Аарон Уоррингтон не тешит себя никакими надеждами, и красивая мразь на его коленях - превосходное тому подтверждение.
Кезайя сама, - сплошная безнадежность, - этакая концентрация, высший сорт, смотри, Уоррингтон, протяни руку, - коснись, - увязнешь по уши, - лучше уже не будет, Уоррингтон, ну а хуже?
Да куда уж хуже.
Благо, все еще жив; впрочем, "благо" - не самое подходящее слово, и, по правде говоря, Аарон Уоррингтон уже не помнит, чтобы когда-либо имел счастье употреблять его к случаю.
Ему все еще мерзко; пожалуй - впервые настолько мерзко во время простого поцелуя, одного из тысяч уже испытанных, но, - Кезайя - явно - особый случай, - она засовывает язык Уоррингтону в рот, и ему кажется, что еще секунда, и он окажется отравлен, - так, кажется, делают змеи, или кто там еще бывает ядовитым, познания Аарона Уоррингтона в биологии уверенно стремятся к нулю, - ему кажется, что Бонд-в-юбке вот-вот плюнет в него самым настоящим ядом, и он сдохнет, не дожив до своего шанса на жизнь, которую обыватели называют нормальной; Аарон Уоррингтон говорит - скучная.
Аарон Уоррингтон говорит - дерьмовая.
Но, - хоть какая-то, - определенно, лучше, чем ничего; судьба нареченного Картера Роула во сто крат приятнее, чем уготованная тем, кого хороший мальчик так легко и непринужденно сдал с потрохами. С другой стороны, никому из них не посчастливится, - скорее всего, - встретить на своем пути ФБР, похожую на ядовитую змею; никто из них не узнает, каково это, - прокусывать чужую губу и мечтать прокусить чужое сердце, - вырвать из груди голыми руками и сжимать, нахрен, пока не перестанет быть так мерзко, - пока не уйдет трупный запах, наполняющий комнату, отдающий вонью куда больше, чем треклятые сигареты.
Ни у кого из них не будет и шанса на то, чтобы выйти из тюрьмы раньше следующего десятилетия.
А у Аарона Уоррингтона - будет.
Об этом он все еще помнит.
- Помню, просил, чтобы ко мне по дороге в ДиСи, - ухмыляется Аарон Уоррингтон, сжимая кожу на чужом бедре, - приставили блядь посимпатичнее, - он тянет шею, слизывая каплю пота с ключицы Кезайи, - ФБР, оказывается, заказы выполняет. Охуеть можно.
Можно, и еще как, - охуеть от всего происходящего, - и неизвестно, кому из них двоих духота и ощущение нереальности этой комнаты, этого мотеля, этого города, этой долбанной страны больше ударяют в голову, - потому что, стоит Уоррингтону на секунду забыть о том, кто именно сидит на его коленях, Бонд-в-юбке бьет его по лицу, и он смеется.
Аарон Уоррингтон хохочет, вытирая ладонью кровь с разбитой губы, и оглядывает Кезайю, - снизу вверх, - во всей ее сомнительной красе, - ее сложно не хотеть даже сейчас, потную, растрепанную, издерганную, помятую, злорадствующую; ее сложно не понимать, потому что, - Аарон Уоррингтон прекрасно знает, - что им остается, кроме ощущения крохотных побед друг над другом?
Аарон Уоррингтон чувствует себя победителем, несмотря на отчетливо читающийся в глазах девушки вызов.
Он победил, потому что - остановился.
Потому что он не будет, бля, прикладывать эту дуру головой об стол раз двадцать подряд, пока весь мозг не вытечет; потому что он все еще помнит, - удивительно, - о собственном будущем, которое, - удивительно, - у него все еще намечается; и если это означает - не отвечать ударом на удар, - то Аарон Уоррингтон готов поступиться принципами.
Ведь, по большому счету, у него их нет.
- И это все, что ты можешь, - констатирует мужчина, одним плавным движением поднимаясь на ноги, - все, что ты можешь мне сделать; дьявол, ФБР, это же просто жалко. Даже для тебя, - Аарон Уоррингтон сплевывает прямо на пол и переводит насмешливый взгляд с брюнетки на собственную ладонь, уродливо запачканную темными пятнами крови, - дерьмовые следы дерьмовой жизни, - именно такими оказываются первые дни существования Картера Роула, и Аарон Уоррингтон не может не признать, что это очень даже честно.
Походя взъерошив волосы на голове Кезайи, он уходит в ванную, бросая через плечо, - не желаешь ли присоединиться ко мне в душе, дорогая? - и прикрывает за собой давно готовую развалиться ветхую дверь, прежде чем повернуть кран с мутной холодной водой, - или найти себе отдельный номер? - продолжает мужчина, повысив голос и выдыхая сквозь зубы, - или сдохнуть?
Аарон Уоррингтон продолжает ухмыляться, даже когда никто не видит.
Это все, что у него есть.

fin.