Отправлено: 05.05.13 18:48. Заголовок: our animal anger is eating our human hearts; 19.06.2009 - [ОСТАНОВЛЕН]

smile at the way everybody accepts the pain. just because i don't care doesn't mean i don't feel; just because i don't feel doesn't mean i don't understand. we are one in the unified field.

игроки квеста: leith murdoch & loreley murdoch;
место событий: ванная комната в придорожном мотеле неподалеку от сиэтла;
краткое описание сюжета: о переменах, которых мы не хотим, о принятых решениях, и еще немного - о том, как начать стирать свое прошлое. и ничего больше.

 Отправлено: 06.05.13 01:23. Заголовок: #1

Скрытый текст

внешний вид: потертые темно-синие уже видавшие виды джинсы, светлая майка, поверх которой натянута, но не застёгнута клетчатая рубашка, на ногах – кеды;

- Ваше имя? – Мужчина за стойкой регистрации неторопливо тянется за пошарпанной тетрадью, которую кто-то разлиновывал весьма криво, явно на глазок, явно не зная о существовании такого канцелярского прибора, как линейка; то, что тут выдавалось за книгу учета посетителей, выглядело весьма жалко, - круглые пятна кофе, явно от поставленной поверх кружки, жирные отпечатки пальцев, крошки, запавшие между страниц, привязанная измочаленной бечевкой ручка за пару центов, чей верхний колпачок кто-то старательно грыз.
- Джон Смит. – Мрачно выдавил молодой человек, нервно постукивая костяшками пальцев по выщербленной древесине.
- Вы уже шестой с этим именем. – Равнодушно заметил служащий, медленно записывая имя в предназначенную для этого графу так, словно выводил каждую букву перьевой ручкой, однако, почерк у него был весьма паршивый, больше напоминающий детские каракули в первых прописях.
- У нас съезд со всей страны. – Вяло огрызнулся шотландец, но мужчина, казалось, этого не заметил, - его лицо выражало полнейшее равнодушие, лишь лениво двигавшиеся челюсти, жующие жвачку намекали на то, что хоть какие-то функции организма у него работают. Мердока от него тошнило, - все в этом субъекте вызывало у него раздражение – его медлительность, ненормальное отсутствие эмоций, его выпученные, как у коровы глаза, явно говорящие о ранней стадии базедовой болезни, - вот только жалеть его не получалось; мужчина принадлежал ровно к той категории людей, которым Мердок искренне желал как можно скорее сдохнуть.
- Ваш ключ, номер четырнадцать, второй этаж, по коридору – налево, последняя дверь, число на ней мелом нарисовано. Очень вам рады. – Все это было произнесено все так же монотонно, словно служащему никогда не говорили о том, что хотя бы перед окончанием предложений стоит понижать тон, обозначая точки. Впрочем, ключ шотландец взял, хмыкнув, оценив его вес, - судя по всему, номера тут запирались на старинные амбарные замки, или что-то в этом духе; к куску металла, уже начинающему потихоньку покрываться ржавчиной, была небрежно привязана бирка с числом пять, которую кто-то плохо замалевал простым карандашом, а сверху написал четырнадцать.
С первого взгляда приходило понимание, что постояльцев здесь было немного, большинство приезжих останавливались тут не дольше, чем на сутки, именно столько можно без проблем выдержать убогую обстановку, которая по нраву лишь тараканам, парочка из которых прошмыгнула мимо его ног, явно не опасаясь быть затоптанной, за годы в их генетической памяти явно устаканилось то, что владельцы мотеля не станут их вытравливать, - слишком лениво и дорого, все равно ничего лучше этого клоповника в ближайшей округе нет, и людям приходится останавливаться тут, хотя Мердок куда больше предпочел сон под открытым небом.
Ключ в замке повернулся с отвратительным лязгом, - молодому человеку даже на миг показалось, что он просто сломается у него в руках, показывая проеденное ржавчиной нутро, но нет, - выдержал, видимо, раньше и впрямь делали на совесть. Он щелкнул выключателем, - под потолком зажглась сиротливая лампочка, предварительно несколько раз мигнув, явно сообщая о том, что где-то в проводке есть серьезные проблемы, но пока работает – и так сойдет; он скинул с плеча старый, принадлежавший еще отцу военный рюкзак, после чего закрыл дверь за сестрой, вошедшей сразу после него; с Лорелей после того приснопамятного скандала перед отъездом они так особо и не разговаривали, храня подчеркнутое равнодушие, словно они случайные попутчики, которые разбегутся в следующий миг. Он молча вперил в неё взгляд карих глаз, явно думая, что нужно бы что-то сказать, но все, что вертелось на языке, было грубым, жестоким и совершенно не годилось для поддерживающих речей.
Мы в Америке, усраться можно.
- Я скоро вернусь. – Наконец выдал он, перед выходом не забыв задернуть шторы на единственном окне, которое, казалось, не мыли с десяток лет, но сейчас это было только на руку. – И, пожалуйста, никуда не выходи... просто, – я не знаю, что может случиться, не знаю, - сиди тут.
* * *
Вернулся он спустя полчаса, - именно столько понадобилось времени, что бы добраться до ближайшего магазина и вернуться обратно, вывалив купленное на диван, - в основном – еда быстрого приготовления, пара бутылок воды, плитка шоколада, пакетик сухофруктов, фруктовые леденцы, привычно прихваченные у самой кассы для сестры, а еще ножницы и тюбик с черной краской. Поймав взгляд Лорелей, он хмуро пояснил, - у тебя слишком приметная внешность, рыжеволосых, обычно, запоминают легче всего. – Он любил её волосы, любил запутываться в них пальцами, перебирать пряди, утыкаться носом, - они вечно пахли травяным шампунем, а теперь еще немного и больницей, где она проходила практику в тот момент, когда им пришлось сорваться с места, и от мысли, что рыжие пряди неровными кольцами упадут на пол становилось совсем тошно. – Пойдем. – Наверное, он слишком сильно схватил её за плечо, заставляя подняться с кровати и тяня за собой в сторону ванной комнаты; просто жестокость казалось лучшей подменой нежности, по крайней мере, - она ни к чему не ведет.
Потому то у их дороги, увы, финал только один.

 Отправлено: 06.05.13 02:46. Заголовок: Внешний вид: джинсы,..

Скрытый текст

Внешний вид: джинсы, белая широкая футболка с ярким принтом спереди, белые балетки.

- Джон Смит, серьезно?- Лора закатила глаза, плюхнувшись на кровать, и чтобы брат точно знал ее мнение относительно происходящего, мрачно добавила,- а мне тогда стоило представиться Покахонтас,- левая бровь взметнулась вверх,- что, нет? Не нравится? Может тогда Джейн Доу?- услужливо подсказала, скрещивая руки под грудью. Напряжение последних недель скапливалось не постепенно, оно захлестнуло ее с головой, даже не дав возможности вздохнуть. Словно ее с размаху бросили в водоворот, а какой-то ушлый божок стал насчитывать круги, делая ставки. Почему бы и нет? Сколько выдержишь, рыжая, прежде чем сдашься и сдохнешь на дне? Вот только мелкое божество не учло одной маленькой детали, Лорелей не собиралась отдавать концы, только потому, что какой-то кретин может продуть веками нажитое состояние. У нее был безотказный спасательный круг, который не даст утонуть. О нет, он вытянет ее на берег, а уже там задушит голыми руками.
Она делает глубокий вдох. Еще один. Смотрит на брата и в уголках рта появляются складки, когда поджимает губы. Она может на него кричать, но совершенно не умеет злиться. Она понятия не имеет, как регировать, если всего пару дней назад сидела на лентах в Эдинбурге, изучая строение печени, а сейчас находится в каком-то притоне в дурацком городе на берегу грязного океана. Открывает рот, чтобы добавить еще что-то, может даже извиниться за вспышку. Он не заслужил, а она погорячилась. Но только пожимает плечами, отворачиваясь к окну.
А Лей и не собирался слушать, только задергивает шторы, ограничивая пространство сестры еще на несколько метров, и уходит, плотно закрыв за собой дверь. Лора смотрит на замок, словно пытаясь взорвать его взглядом, но он лишь насмешливо скрипит, от поворачиваемого ключом механизма.
Сиди тут.
Как смешно, Лейхан, ха-ха. Как будто Мердок может уйти куда ей вздумается и когда вздумается.
Рыжая опустила голову на ладони, до боли сжимая ее пальцами. Длинные локоны полностью занавесили лицо, укрывая ее словно саваном. Уна просидела так минут десять, пытаясь то ли успокоиться, то ли не закричать. На деле же просто зависла, мыслей не было совершенно, только звенящая пустота, от которой делалось немного страшно, а тело впало в оцепенение.
- Так, милая, хватит себя жалеть,- резко встала, хлопнув ладонями по джинсам, и решительно заколола волосы, чтоб не мешали. После более пристального осмотра комнаты, едва подавила дрожь: глаз цеплялся то за облупленную побелку, то за марширующих тараканов, явно недовольных новыми жильцами. Того и гляди, выдворят за порог, возмущенные столь наглым вторжением. Травить коричневых тварей смысла не было – завтра Мердоков здесь не будет, а вот перестелить постель – вполне. Спать на насекомых не улыбалось, а единение с живой природой в ее понимании приходило только через канал Discovery.
К возвращению брата, Лорелейн была вполне довольна проделанной работой, успев еще стереть пыль с тумбочек. Так что, удобно устроившись на свежеезастеленной кровати, листала старый журнал об автомобилях, найденный в одном из ящиков, во вполне миролюбивом настроении.
- Прости, что вспылила,- она улыбается чуть застенчиво, откладывая журнал. А затем хмурится, когда Лей продолжает угрюмо молчать, и вообще как-то подозрительно отводит глаза. Что, ради всего святого, снова стряслось? Придумать всевозможные ужасы не успевает по той простой причине, что ответ вываливается прямиком к ее рукам. Лора смотрит на ножницы и краску, как на мерзких клубок змей, отодвигаясь как можно дальше, пока спина не утыкается в спинку кровати. Вставать самой нужды нет, ее любимый братец ставит на ноги с такой нежностью, что впору привинчивать новые руки, эти явно не выдержат вторую серию подобных ласк. Попытавшись выдернуть плечо, Мердок только себе больнее сделала, а от впившихся в руку Лея ногтей, парень лишь досадливо отмахнулся, запихивая ее в маленькую ванную комнату. Ее начинает бить озноб, и то призрачное спокойствие, с таким трудом вырванное у страха, трусливо поджимает лапки и убегает в окно. Девушка остается один на один с разозленным братом, который разрезает\разрывает упаковку краски с такой же деловитость, с которой иные открывают пакет молока.
Глупо и мелочно, но волосы, на которые особо никогда не обращала внимания, стали дороги и важны. Лора вцепилась в рыжие пряди, вжавшись в стенку и отчаянно моля с ней слиться.
- Можно использовать парик,- глаза не отрываются от рук Лея, держащих ножницы. Язык облизывает пересохшие губы, и девушка категорично качает головой,- нет, мы не будем отрезать волосы,- она готова пойти навстречу его страхам, честно готова… но не за счет собственного шаткого мира. И эти треклятые рыжие локоны, доставшиеся от отца, кажутся Лорелей последним, что позволяет окончательно не свихнуться.

 Отправлено: 10.05.13 01:11. Заголовок: #4

- Нет. - Он откладывает ножницы в сторону, на край раковины, к которой она прижимается спиной, после чего облокачивается на входную дверь, вперивая в сестру мрачный, злой взгляд, - такой бывает у волка, загоняющего свою добычу по буреломам леса, по которому недавно прошелся ураган, - сломанные ветки путаются под лапами пропарывают шкуру и шесть, полосуют кровавыми царапинами, которые заполняют красным выемки от следов звериных лап на земле; Лей Мердок выглядит так, словно истекает кровью, словно медленно выплескивается на этот гребаный пол, а может и вовсе - растратил себя на чужой бесполезной войне, оставшейся ровными круглыми шрамами на теле, которые болят, все еще болят, хотя должны были затянуться. Лей Мердок совсем не похож на обычного двадцатидвухлетнего паренька, - у них не бывает таких безумных глаз, их пальцы не впиваются друг в друга, - лишь бы не сжались в кулаки, потому что шотландец злится, - гнев в нем плещет, как святая вода в проношенном бурдюке, - медленно вытекая через прорехи, на землю, где от её святости останется пустой звук; от Мердока давно уже больше ничего и не осталось.
Он же, мать его, совершенно пустой.
- Какой к чертям, парик? - Он закипает, в голосе слышатся отзвуки ярости, хотя тон не меняется, пускай молодой человек уже чувствует, как горло сжимают спазмы, - это не на день, не на два, и даже не на неделю. - Мердок делает шаг вперед и, не сдержавшись, трет виски, - эта головная боль его доканает, - последние несколько дней он все никак не может избавится от чувства, что собственная голова разлетится на кусочки, не выдержав. - Так что прекрати истерить. - Наверное, ему стоило бы подобрать другие слова, или что-то объяснить, а может и вовсе обнять и утешить, - но Лей Мердок так погряз в войне, что даже сойдя с трапа, все равно остался где-то в бесконечном песке, который за несколько лет стал привычным составом воздуха, который он вдыхал каждый день; песок, пепел и порох, - пора патентовать новый состав дыхательных смесей для военных, - все остальное их легкие отторгают. Лей Мердок погряз в войне и даже сейчас не может с ней покончить, - она поглощает его, приравнивая бегство через полмира к очередной операции, где выполнение приказа означает жизнь, - он не помнит, что бывает иначе, он злиться, что она совсем не понимает его, он знает, что между ними выкопана траншея, усеянная чужими трупами, и никто не соизволил даже перекинуть на ту сторону даже шаткой доски, так что добираться друг к другу придется по чужим телам. Находясь в этой маленькой комнатке, - ну три на три метра, не больше, Лей Мердок чувствует себя как в окопе перед взрывом, отчетливо понимая, что единственное способное сдетонировать устройство здесь он.
И даже вряд ли человек.
Он рывком наматывает её волосы на кулак, разворачивая к зеркалу, пытаясь успокоить дыхание, которое участилось, стало отрывистым, похожим на то, как на песчаную насыпь падают гильзы, ударяясь с глухим звуком и разлетаясь в разные стороны; Лей Мердок сейчас - просто машина, человек, выполняющий то, что должен, и он никак не может почувствовать мягкость её волос, как выбившиеся пряди щекочут запястье, как пахнет кожа её шеи - пылью, и еще чуть солоноватостью пота; Лей Мердок смотрит в глаза её отражению в зеркале, словно надеется, что на поймет, что она хот что-нибудь поймет, что их жизнь больше никогда не будет прежней, никогда не будет простой, никогда не будет жизнью, - потому что им придется прятаться, как крысам под веником, и забывать свои имена, и на фоне этого волосы кажутся несусветной глупостью, за которую не стоит цепляться. - Так. - Он усиливает хватку, - у тебя есть два варианта, или ты обрезаешь их сама, или это делаю я. - Второй рукой он тянется за ножницами, подтверждая свою угрозу.
Хотя это просто констатация факта.
Очередной закон военного времени, в которое он её вовлек.
Потому что выживать иначе Лей Мердок не умеет.

 Отправлено: 10.05.13 03:08. Заголовок: Ей было страшно-стра..

Ей было страшно-страшно и больно. Казалось, страх пробрался под кожу и копошился сотней омерзительных жуков, еще мгновение и полезут наружу, разрывая сомнительную оболочку человека. Разлетится, развалится ошметками, забрызгав Лея кровавым фонтам. Этакое цветное конфетти из некогда вполне миловидной девочки. Казалось, боль стала монотонной, как стрекот кузнечиков по ночам, вроде уже не различаешь, а давит, раздражает, стоит прислушаться, и сосуды в глазах лопаются от перенапряжения и бессонницы.
Что она есть?
Сгусток боли. Комок страха.
Что она есть?
Сгусток страха. Комок боли.
Что она есть?
Сгусток…
Нет.
Лорелей Мердок смотрит на брата со спокойствием удава съевшего на завтрак антилопу Гну. Нет, без хищного прищура. Скорее именно того убийственного спокойствия, которое заставила себя выучить еще на Хое, целую жизнь назад, и которое так бесило старшего брата. Но иначе нельзя. Просто нельзя, милый, ты ведь сам понимаешь. Стоит Лоре сдаться, стоит просто прикрыть глаза и осознать происходящее до конца, до последнего гребаного конца, как на ладан дышащие нервы окончательно сорвутся. Истерика? О нет, Лей, это не истерика. Все срывы Лорелей ты благополучно пропустил. Знаешь, как она ревела на плече перепуганной Эдит, только переступив порог дома? Знаешь, как крупная дрожь била все тело, когда узнала, что тебя отправили в Ирак? Знаешь? Нет.
Что она есть?
Усталость.
Что она есть?
Разрушение.
Что она есть?
Смерть.
Лорелей Мердок кажется, что в ней не осталось ничего. Только скупое смирение и какая-то отрешенность. Это и не она вовсе стоит в ванной замшелой гостиницы. Это и не ее вовсе выдернули из привычного мира, вручив наспех собранный рюкзак и потащив в аэропорт. Все, что было и есть – это не с ними, а с кем-то другим, незнакомым и далеким.
- А не разумнее,- голос выходит ломаным, как нарисованная кривая,- использовать именно парики, меняя свой вид хоть каждый день? Или планируешь перекрашивать меня до старости?- деловито осведомилась, не отрывая от парня карих, точно таких же, как у Лея, глаз.- Не хочу разочаровывать, но такими темпами издеваться будет попросту не над чем уже через месяц.
Что она есть?
Злость.
Что она есть?
Голод.
Что она есть?
Ненависть.
Лорелей Мердок никогда не была верующей до мозга костей. Да и без мозга, если честно, тоже. Ежевоскресные походы в церковь, на которые ее заставляли надевать парадное голубое платье, вызывали исключительно отвращение. Вера? Я вас умоляю. Если бы молитвами можно было чего-то добиться, она бы родилась не Мердок. Кем угодно, но только не Мердок. Не с кровью Мердоков, текущей по венам, не с глазами Мердоков, насыщенного карего цвета с черной окантовкой вокруг радужки. Если бы Бог существовал, Лей не была бы сестрой Лею. У их истории не будет хорошего конца, даже если он больше никогда к ней не прикоснется.
Потому что сама Лорелей до безумия хочет снова ощутить его губы на своих.
И это пугает до визга. Намного сильнее, чем опасность, которой так грозит парень.
Что она есть?
Потеря.
Что она есть?
Отчаяние.
Что она есть?
Смирение.
- Это твоя идея, тебе ее и воплощать,- рыжая взяла ножницы и протянула их парню с заставшим на лице выражением крайнего безразличия к происходящему. Наверное, вонзи Лей эти треклятые ножницы в грудь Лоры, она и то бы лишь меланхолично осела на пол, для приличия пару раз трепыхнувшись.- Будь добр, режь ровнее,- бросила через плечо, залезая в ванную, оставшись сидеть на краю спиной к брату, чинно сложила руки на коленях и замерла. Совсем как в детстве, когда старший Мердок кряхтя и ругаясь, заплетал ей косички в школу.
Что она есть?
Осколки гребаных воспоминаний, каждый из которых крошился на мелкие кусочки и опадал к их ногам вместе с локонами.
Что она есть?
Сгусток страха. Комок боли.

 Отправлено: 02.07.13 00:49. Заголовок: я едва ли смогу сбер..

я едва ли смогу сберечь, защитить от стуж,
у меня к тебе злая жадность старух-кликуш
и молитвы наемных плакальщиц - страшный вой.
ничего для того, чтоб ты чуяла себя живой. ©

Если бы тебя у меня отобрали, я бы стал пустым, - чеканка, инвентарный номер, отличительные черты, - я стал бы кем угодно, кроме человека, дышащего, думающего, живущего; я погряз бы во всех войнах мира, выбираясь из одной, только для того, что бы попасть в водоворот следующей, - водоворот из чужой крови, осколков и похорон по возвращению; мы делаем все, что бы не оставлять наших мертвых там, мы укладываем их в деревянные ящики, похожие на те, в которые мы забирались в детстве, те, что обильно валялись на задворках местного музея и служили для перевозки старья и рухляди, которую они потом выставляли на витринах, бережно протирая пыль. Так скажи мне, почему я все еще там, - где то посреди пустынь, приученный выживать, приученный жить по команде, - каждый вдох регламентирован уставом, глоток воздуха строго выверен, - не больше и не меньше, все точно, до мельчайших деталей, все просчитано и решено кем-то за нас; мы, не больше чем «есть» по окончанию приказа, - четыре буквы, а в окончании - мягкий знак;
что с нами не так, девочка? А что вообще с нами так?
Я никак не могу вернуться, меня словно забыли в этом деревянном ящике, и я стучусь в крышку, скоблюсь о неё, как приблудная шавка, перед чьим носом захлопнули дверь и оставили мокнуть под проливным дождем, я даже не замечаю, как по пальцам начинает сочится кровь от многочисленных ранок и ссадин, которые скоро начнут загнивать от попавшей туда инфекции; а потом кто-то стучит по крышке и рявкает, что бы я не рыпался, и меня заберут в следующей партии. Я просыпаюсь и не могу даже кричать, - мне в горло словно насыпали песок, и теперь это все, то я есть, - мои вены перегоняют мелкое крошево цвета жженой охры, мои кости медленно стираются друг о друга, и вскоре не останется ничего, кроме песка и деревянных щепок; ничего кроме.
Посмотри на него девочка, - он стоит за твоей спиной, сжимая волосы, вы отражаетесь в зеркале, как на изуродованном семейном фото, от которого кто-то отскоблил родителей, замазав их пустыми обезличенными стенами гостиничной ванны, - внизу плесень, вверху характерная желтизна, - все, чего вы заслуживаете, потому что в этом зеркале вы похожи, как никогда - методично сходящие с ума, иступленные, словно обезвоженные - губы сухие, истрескавшиеся, а ему бы этими губами царапать твою кожу, прикусывать, зализывая оставшиеся отметины, как дикому зверю, доживающему последние сутки, - в капкане повредило лапу, - зараза уже распространилась по организму; потому что все, о чем он может думать, это смести к дьяволу и ножницы, и краску, и оставленный безликим служащим кусок мыла с края раковины, приподнять, усадить на самую кромку, что б поддерживать, что бы обосновать, какого лешего его пальцы так сильно впиваются в нежную кожу бедер, оставляя уродливые синяки и заметные полукружия от ногтей; ему бы стащить, стянуть эту разнесчастную футболку, отшвырнув её на пол, где она быстро пропитается влагой и пылью, из белой став грязно-серой, идеально сливаясь с этим местом, пройтись шершавыми, прорезанными линиями ладонями по груди, царапнуть зубами выпирающие ключицы, грубо лизнуть соски, так выделяющиеся на светлой, покрытой веснушками коже, спустится ниже, и замереть, уткнувшись лбом в колени, словно в покаянии, словно завтра - крещение.
Девочка, этот мальчик тянет тебя в свой ад, затаскивает на свою войну, как будто кидает котенка в ведро с водой, - вышвыривает на передовую, забыв застегнуть бронежилет и выдать инструкции, и ждет, что ты его поймешь; этот мальчик разучился общаться с людьми, забыл, что это такое и никак не может вспомнить; он все ждет, когда под его ногам рванет мина, и разнесет все в клочья.
Вас похоронят рядом.
Или сожгут, как зачумленных.
Ave maria.
- Трусиха. - Он выплевывает это с остервенелой злостью, которую никак не может прогнать, не может избавиться, выжечь из себя, словно злость - это разновидность кислорода, которого внезапно стало слишком много. - Безмозглая, бесполезная девчонка. - Он перехватывает ножницы и на миг замирает, прежде чем воздух прорезает резкий звук соприкосновения металлический поверхностей, возвещающий о том, что пути назад больше нет; первая прядь падает на пол, - он, еще совсем мальчишка, аккуратно заплетает ей растрепавшиеся косички, оглядываясь, что бы никто этого не увидел; вторая - он уже подросток, - она - младше на пару лет, он выпутывает из её волос обрывки паутины и пух; три - волосы разметываются по траве у старых развалин, контрастируют с ней, когда она рассеянно стонет ему в шею; четыре - солнечные блики выкрашивают пряди в золото, когда он спускается с парома, возвращаясь с войны; он думает, - она сошла с иконы. Он думает, что сейчас она еще сильнее похожа на него, - короткий ежик волос только подчеркивает, углубляет это сходство.
Лей Мердок думает, что все это - гребаное сучье дерьмо.
Лей Мердок думает, что он просто давно уже сдох.
Он тянется к флакончику с краской, выдавливая её на руку, даже не подумав одеть перчатку, и начинает со злостью втирать её в остатки рыжих прядей, думая, что это похоже на то, что её волосы покрываются слоем гари.
Их сжигают, что бы зараза нераспространилась.
Именно так.

что в тебе меня не убило - то сберегло.
ты же аверс, чеканный профиль,
а я ребро. ©

 Отправлено: 03.07.13 23:34. Заголовок: Be my, be my, be my ..

Be my, be my, be my little Rock'n'Roll queen!

Лорелей запустила пальцы в короткий ежик волос, перепачкав руки в краске. На лице появилась улыбка, немного сумасшедшая, немного задумчивая, но в основном совершенно ей не свойственная.
- Я похожа на Одри Хепберн, а может Тоту, или Пинк, или…- она резко замолчала, развернулась и посмотрела на Лея. Потребовалась еще секунда, прежде чем девушка провела грязными кончиками по лицу своего нового стилиста. Там где были ее пальцы, оставался темный след. Ей это нравилось, очень модно.
- Так кто я теперь? Фея, француженка?- не-Лора все никак не остановится, не перестанет прикасаться к нему, разрисовывая лицо черными узорами, которые потом придется долго отмывать. Может слишком долго для них?
Ты думаешь, что не заслужил ее. Но это не так. Вы оба одинаковые, слишком похожи, как идеальное отражение друг друга, раскрашенное разными лучами прогнившего солнца. Привет, моя душа, сегодня нам снова будет больно. Можно я побуду кем-то другим хотя бы пару часов?
Больше-не-рыжая девочка целует совсем-грязного мальчика дико, резко, больно. Лорелей не прижимает его к себе, но всем телом прижимается к нему, вставая на цыпочки, словив лицо брата в ловушки из своих рук. Она хочет, чтобы это длилось вечно. Но, как сказала одна умная книга: мир – это не фабрика по исполнению желаний.
Прежде чем отстраниться от Мердока и сделать наконец-то вдох, потому что воздуха в легких катастрофически не хватало, Лора укусила его за верхнюю губу.
- Словно целуешь самого себя, не так ли? – она слегка дрожала, пришлось вцепиться пальцами в раковину за спиной, чтобы не упасть. Но она все так же смотрела прямо в глаза Лею, не желая отпускать его даже на долю секунды.
- Думаю, я как Натали Портман, когда ей обрили голову для какого-то фильма. Помнишь, мы смотрели вместе, там еще Парламент взрывают,- отворачивается обратно к зеркалу, но смотрит не в него, а начинает старательно намыливать руки, словно это поможет стереть краску. Она успела въестся в кожу, пойти по кровеносным сосудам, и скоро достигнет сердца. Хотя стоп, это не краска, это она сама – отравленная, гнилая, сумасшедшая девочка, которая любит собственного брата.
Привет, я извращенка, давай дружить.
- Думаю, я тебя ненавижу сейчас,- Лора тяжело вздыхает, почти обреченно стряхивая капли воды с ладоней.- Почему же бесполезная?- удивленно вскидывает брови, снова обращая все свое внимание на дражайшего родственника.- Ты всегда можешь использовать меня,- кривая улыбка. Уже-не-рыжей кажется, что так улыбаются бывалые проститутки – с вековым знанием на уголках губ, с которых крошится дешевая помада и сакральные знания о человеческой природе.- Кстати, мне пора смывать эту дрянь,- ткнула в голову, сложив пальцы наподобие пистолета и спустила «курок».- Иначе даже ежика не останется, а это немного грустно, Лей.
Она ждет, когда братец догадается, что ему пора выйти, но не подгоняет, с интересом разглядывая старшего родственника.
Мердок всегда ее защищал, даже когда самому хотелось придушить мелкое недоразумение, ходившее за ним неотступным хвостом. Сколько раз срывался, начав орать и гнать прочь. И что делала умница Лорелей, когда братик исходился пеной? Спокойно ждала тишины и просила заплести ей косички. Даже когда исполнилось 16. Даже когда чувствовала от его прикосновений совсем не сестринский трепет. Даже когда приходилось держать глаза открытыми и считать до бесконечности, пока пальцы Лея перебирали длинные пряди, чтобы не застонать. Потому что сестра не может стонать от прикосновений к брату. Так не принято, не заведено и всячески порицается.
А, к чертям собачьим! Разве они не перешли свой Рубикон еще несколько лет назад, на его выпускном, успев подстелить под голую спину только чей-то пиджак, так и оставшийся возле развалин.
Впрочем, волос больше не было. Может, Лорелей исчезла вместе с ними? Это так… метафорично. Просто класс.