Отправлено: 09.02.13 11:18. Заголовок: Pure poison - 21.12.2012 - [ОСТАНОВЛЕН]

Игроки квеста:
Dante Eberhart and Gabriella Morgan.

Место событий:
After party в ночном клубе.

Краткое описание сюжета:
Во что перерастают встречи со старыми знакомыми спустя несколько лет?
Прежние знакомства, старые связи, новые перспективы.

 Отправлено: 11.02.13 22:54. Заголовок: Внешний вид Зал уто..

Внешний вид

Зал утопал в клубах дыма, спиртное лилось рекой, расслабляющие мелодии располагали к приватным беседам. Благотворительный концерт в поддержку сиротских домов прошел успешно. Благодарные организаторы акции решили выразить свою признательность исполнителям, устроим для них «after party» с большим количеством спиртного, кальяном и прочими радостями богемного образа жизни.
Данте сидел на красном кожаном диване в «VIP»-зоне в окружении парней из группы, товарищей по цеху и нескольких прозорливых фанаток, сумевших обходными путями попасть на закрытое мероприятие, то ли подкупив одного из охранников, то ли по знакомству с кем-то из персонала. От количества выкуренных сигарет их столик походил на небольшой островок среди бесконечного моря, окутанный плотным туманом. Казалось, еще немного, и дым станет осязаемым, точно вата, и его можно будет ловить руками.
Эберхарт о чем-то живо спорил с товарищем, по обыкновению общаясь на повышенных тонах и не избегая нецензурной брани, обильно жестикулировал со стаканом дорогого виски в руке, периодически смеялся и ударял кулаком по столу, в то время как присутствующие там наивные дурочки, не верившие собственному счастью, ловили каждое его слово, жадно заглядывали в рот и еле сдерживали себя от радостного писка. Это было вполне неплохим завершением насыщенного дня для Данте, так как нет ничего лучше стакана-другого виски в компании закадычных друзей, и, как бонус, симпатичных девушек, ради которых даже не нужно включать свое обаяние и шарм — только позови, и они пойдут с тобой хоть в чертоги Ада.
Где-то между историей Штефана об одном из комичнейших казусов за всю историю его музыкальной карьеры и пятым стаканом «Джека», Данте, мельком разглядывая играющих в бильярд, заострил свое внимание на одной, кажущейся ему до боли знакомой, фигуре девушки, которая стояла к нему спиной. Заинтересованный взгляд осмотрел неизвестную с ног до головы и попытался вспомнить события минувших дней, чтобы найти схожие, или напротив, - отличные черты, но все было бесполезно до тех пор, пока он не увидел ее лица. Она повернулась, и немец в то же мгновение узнал ее. Женщин в жизни Эберхарта было много: обычно их лица и имена мгновенно стирались из памяти, как бесполезная информация, и целые года сливались в бесформенную и бесцветную массу. Он бы и половины из них не узнал при встрече, прошел бы мимо, будто ничего и не было. А ведь и не было — все они были хорошенькими, но абсолютно одинаковыми, невзирая на характер, привычки, они были неспособными оставить след в его памяти, а если память пуста, то и прошлого нет. Но эта девушка запомнилась ему.
Сделав небольшое усилие над собой, краем уха продолжая слушать историю друга и жадно заливая в себя горячительный напиток, он смог вспомнить ее имя и некоторые детали знакомства. Он слабо улыбнулся воспоминаниям и продолжил наблюдать за старой знакомой, имея возможность лишь гадать о том, какими судьбами брюнетка оказалась на этом вечере. Божий промысел? Карма?
- Я отойду, - перебив рассказ, мужчина похлопал друга по плечу и встал из-за стола, размеренным шагом направившись к бильярдным столам
Девушка его не заметила — слишком уж была увлечена игрой, выбирая выигрышную позицию. Мужчина же остановился у стены, подперев ее плечом, и, сложив руки на груди, продолжил безучастно наблюдать за манипуляцией брюнетки, не торопясь выходить из тени. Ее жесты были плавными, но в них не хватало уверенности, отчего некоторые удары были неточными и приносили неудачу своей хозяйке. Когда она опускалась к столу, по кошачьи выгибая спину, а в свете дешевых навесных ламп ее темные волосы приобретали слабый блеск, мужчина вспоминал некоторые подробности их знакомства, и его сдержанная улыбка становилась шире.
Внезапно в колонках музыкального проигрывателя, разместившегося в дальнем и самом темном углу, заиграли «The Stooges» со своей популярнейшей песней «I wanna be your dog», и Данте не мог бы придумать более подходящего момента, чтобы, наконец, поздороваться со своей старой знакомой.
Немец подошел к девушке сзади, почти неслышно из-за рева гитары, и нагнулся, очень близко и тесно зеркально отражая ее изгибы. Прежде чем последовала какая-либо реакция со стороны брюнетки, он перехватил ее руки, управляя кием в ее руке, почти коснувшись губами ее черных, точно воронье крыло, волос, и прошептал:
- Держи кий увереннее и вкладывай в удар больше сил, - с глухим звуком шар провалился в лузу.

 Отправлено: 12.02.13 12:42. Заголовок: Оглушающий визг фана..

Оглушающий визг фанатов прямо над ухом, последняя песня, свет софитов и бешеный успех. Дежавю такой мощью поражает мозг, что Габриэлла против воли замечает на своих губах чуть уловимую улыбку. Не единожды в своей жизни «до» она присутствовала на концертах всемирно известной группы, не единожды она лицом к лицу сталкивалась с их вокалистом, не единожды их знакомство переходило из разряда невинной болтовни в нечто куда более увлекательное. Тогда девятнадцатилетней Габриэлле не мешал ни ее статус замужней женщины, ни то, что ее муж – один из самых опасных людей всего Нью-Йорка, ни что бы то ни было еще. С тех пор изменилось восприятие. С тех пор изменилась сама Морган. С момента своего освобождения из мест не столь отдаленных, Габриэлла по мере своих скромных возможностей старалась как можно меньше пересекаться с людьми и явлениями, бывшими частью ее прежней жизни, отголоски которой и без того впивались в разум крохотными осколками, отравляя ее существование. И все же Морган была здесь. Не вливалась в толпу безумных рыдающих фанаток, считая себя выше этого, не кидалась Данте на шею, разумно полагая, что он вряд ли ее помнит, не пыталась предаваться рефлексии, понимая, что прошло слишком много времени, чтобы анализировать свои прежние поступки. Скорее это была продуманная случайность. Морган не видела причины, по которой ей следовало бы здесь находиться. Она искренне наслаждалась музыкой и расслаблялась после всего произошедшего с нею за последние годы. И ее знакомство с солистом группы, которое многими было бы расценено как манна небесная, не имело, в сущности, принципиального значения. По крайней мере, Габриэлла упрямо убеждала себя в этом в течение всего концерта и после него, когда Морган была столь любезно приглашена в составе многих других людей на «after party», куда с боем пытались пробиться толпы фанаток, готовых на что угодно, лишь бы только оказаться рядом со своими кумирами.

- Морган! – девушка оборачивается и пересекается взглядами с коллегой из НЭШБ, приветливо улыбается, изображая искреннюю радость по поводу встречи, хотя никакой радости девушка не испытывает, предпочитая одиночество почти любой компании. Мужчина делает несколько шагов по направлению к Габриэлле, сжимая в руках кий, и кивает на бильярдный стол, - Сыграем? – девушка пожимает плечами, не выказывая особого расположения ни идее, ни ее хозяину слабо улыбается. Желания играть нет, но по большому счету и заняться ей здесь особо нечем – компании, к которым привычно принадлежала Морган уже давно отправились либо на свет иной, либо за решетку, а проводить вечер в одиночестве ей не хочется. Габриэлла неуверенно кивает и также берет в руки кий. Она не слишком заинтересована в игре – еще меньше заинтересована в постоянно болтающем мужчине. Внимание то и дело переключается на что-то другое, Морган забывает об игре и несколько раз ловит себя на том, что взглядом ищет знакомый силуэт. Зачем? У нее нет ответа, потому что встреться девушка с Данте сейчас, она даже не знала, что ей следует ему сказать и как поступить. Их совместное прошлое вызывает у нее вполне определенные эмоции недвусмысленного азарта, порабощающей похоти и жаркой страсти, но Морган отвергает мысль о том, что ее прошлое может найти продолжение в ее настоящем. Габриэлла стала другой, или по крайней мере старательно убеждала себя и всех окружающих в этом. А раз так – в ее душе и разуме не было места тому, чему она находила применение раньше, пусть даже речь шла о вокалисте всемирной известной группы. Где-то это могло быть глупым, где-то недальновидным, где-то и вовсе безумным, но прежние связи, будь они тысячу раз желанны, престижны, интересны, или выгодны – не имели отныне для нее совершенно никакого значения. А если и имели, то свои желания, мысли и выводы Габриэлла умела держать при себе, чем и занималась так старательно весь тот недолгий час, что вела неторопливую игру с тем, кто вообще не вызывал никаких эмоций. И кто знает, быть может, оно и к лучшему?

Удары выходили из рук вон плохо, по мнению самой Морган, которая терпеть не могла проигрывать, особенно напыщенным индюкам, особенно если они как дети радовались своей победе и несли какую-то милую чушь, которую Габриэлла разумно пропускала мимо ушей. Девушка шумно выдохнула и вновь склонилась над столом, примеряясь к шару, который находился для нее в наиболее выгодном положении. Подстрекаемая какими-то хлесткими высказываниями в свой адрес и в адрес женского пола в целом, Морган ощущала редкую степень раздражения, когда она готова была уже съязвить в ответ. Наконец, заняв удобную позицию, Габи сжала в руках кий, готовая уже было нанести удар по шару, когда чересчур смелая и решительная близость чужого тела заставила ее вздрогнуть, в попытке обернуться, что в принципе и не было нужно, потому что еще до того как девушка услышала знакомый до боли шепот над своим ухом, она уже знала, что в этом месте только один человек из сотен других мог позволить себе вести себя с ней таким образом. Шар после резкого удара со скорбным стуком закатился в лузу, - Спасибо, - Габриэлла не сдержала усмешки, аккуратно, но уверенно поворачиваясь лицом к знакомому из чересчур далекого прошлого, приседая на край бильярдного стола и упираясь кием в пол. Вопреки обыкновению, сердце застучало чуть чаще, Морган склонила голову к плечу и внимательным взглядом прошла по лицу Данте, узнавая знакомые черты, - Приятная встреча, правда?

 Отправлено: 22.02.13 06:14. Заголовок: - Неожиданная, - го..

- Неожиданная, - говорит он и коротко усмехается, рассматривая каждую клеточку на ее лице, каждую черточку. Большие оленьи глаза, цвета темного шоколада, в которых огнем выжжена ненависть, в которых, в отличие от прекрасного, как и пару лет назад, молодого лица отражаются века — за шесть лет она успела вдвое состариться; гладкая кожа, осыпанная веснушками, очаровательный нос и манящие, чуть пересохшие губы, на которых Данте акцентирует свое внимание. Он помнит их ягодный привкус, помнит их мягкость и неутомимость. Дозированными вспышками приходят в его голову воспоминания: сплошь знакомые лица с натянутыми улыбками, настолько вымученными и фальшивыми, что, кажется, вот-вот от напряженных уголков губ пойдут трещины; Данте видит местного мафиозного деятеля (кому как не дьяволу во плоти быть в курсе подобных дел), но не кровавый барон приковал к себе его внимание, а девушка, в чьих глазах сгорали смертные души; он пожимает руку Моргану, заведомо зная, что проведет эту ночь в постели с его молодой супругой.
- Ты была на концерте или занялась благотворительной деятельностью? - и неважно, каким будет ответ и будет ли он. Их связывали не общие интересы, не карьера и уж тем более не чувства. После сегодняшней встречи не останется воспоминаний, лишь оттенки, приятное послевкусие и только. Им не нужны воспоминания, с годами тускнеющие и потертые, точно старая кинопленка. Пороки — их точка соприкосновения, метка, где пересекаются линии их судеб.
- Столько лет знакомы, а ты даже подойти и поздороваться не собиралась, - покачал головой и усмехнулся с хрипотцой в голосе, гипнотизируя ее своими глазами, - нехорошо получается, Габи. А вот я рад тебя видеть, - говорит он низким, ласкающим слух голосом, когда становится на два шага ближе к Морган и может смотреть на нее свысока. От нее приятно пахнет парфюмом. Данте пропускает сладковатый запас через ноздри, а затем растворяет его в своих легких. Напряжение оседает свинцом ниже живота. У Эберхарта моментально появляется цель, которой он обязательно добьется сегодня всеми правдами и неправдами. Он так решил, а если немец ставит себе задачи, то не останавливается, пока не решит их, пока не добьется. По головам — пока не получит желаемого.
Когда мужчина собрался обронить еще какую-то приятную женским ушкам фразу, призванную положить начало его плану, он различает среди музыки и голосов людей, что сейчас слились для него в единую серую массу, какое-то назойливое брюзжание со стороны. Он бы и рад не замечает его, но с каждой долей секунды посторонний шум слышится все отчетливее, принимая форму человеческой речи. Мужчина лишь на секунду выпускает девушку из-под пристального взора, поворачивая голову в сторону, распознавая причину своего отвлечения. Друг? Коллега? Парень? Муж?
Ему все равно, кто этот паренек с кием в руках и улыбкой безумного фаната, так опрометчиво влезшего в разговор, в котором его участие не предусматривалось. Данте не любил, когда его перебивают или отвлекают в совершенно неподходящий момент. Он спокойно мог общаться с людьми из народа, своими фанатами, если находил их людьми, с которыми есть о чем поговорить. В этом всемирная известность и успешность его не изменила. Но у каждого человека есть четко разграниченное пространство его личного, и когда кто-то вторгался за их пределы, переступал невидимую черту, Эберхарт был готов ломать шеи с противнейшим хрустом раздробленных костей. В этом немец не делал исключения ни для друзей, ни для коллег. Каждый получал сполна.
Секунд шесть или семь он стоял молча, готовясь обрушить волну гнева на этого сопляка.
- Если ты сейчас же не уберешь свою ублюдскую задницу отсюда, то я затолкаю в твою поганую пасть этот кий, выродок, - его тон был ровным, спокойным, точно он продолжал вести беседу с Габриэллой, но в его голосе звучала сталь, а дикция была безупречная. Он четко проговорил каждое слово, чтобы даже глухой смог прочитать по губам первое и последнее предупреждение, прежде чем на смену флегматику придет холерик, и выбьет зубы недоноску, которого в детстве не научили хорошим манерам.
Эберхарт умел вселять страх, при этом ему не нужны были какие-то резкие движения, а порой и слова были лишними. Ему достаточно было посмотреть в глаза своей жертве, чтобы в ней поселилась паника. И этот случай не был исключением. За пару секунд паренька и след простыл.
- Надеюсь, это был не твой парень, иначе ты меня разочаруешь, - напряженность в голосе все еще присутствует, но он старательно вымещает ее, возвращаясь к прежним мыслям, - а если был, то я сделал тебе одолжение.

 Отправлено: 24.02.13 17:15. Заголовок: Мгновения яркими всп..

Мгновения яркими вспышками воспоминаний отдаются в мозгу. Азарт. Расстояние – минимально, она чувствует его дыхание на своей коже и всего на секунду прикрывает глаза, подавляя инстинкты, уничтожая прежние привычки, ломая воспитанное годы назад восприятие. Между ними звуки, люди, годы, одни на двоих тайны. И ничего больше. Кто он? Фактор свободы во времена, когда никакой свободы у нее даже близко не было и быть не могло. В те годы Морган так тщательно контролировал каждый шаг Габриэллы, что она и вздохнуть не могла без его разрешения, не говоря уже о чем-то большем. Время, проведенное с другим мужчиной, было вызовом, мощной пощечиной, резким ударом по самолюбию Теренса, по его репутации. Она была уверена, что он убьет ее, когда узнает. Не убил, хотя в попытках утвердить собственную власть над молодой женой отнюдь нелицеприятным способом, грозился это сделать. А в итоге все равно терпел. Терпел, потому что до Данте добраться не мог, а Габриэлла была ему нужна. Зная и то, и другое, Морган пользовалась, доводила до белого каления, до исступления, до беспомощного отчаянного воя, пусть даже очень дорого за это платила. А затем наступил коллапс. Нужды изводить мужа больше не было, а отделаться от пагубной привычки, от извращенной похоти, от жестокого вожделения, от сжирающей душу страсти, Морган не могла. А быть может, и не хотела. Кто он? Фактор свободы. Символ испорченности. Свидетельство распущенности. Вечное напоминание о том, что и ее душу тронул тлен самых страшных смертных грехов. И никто больше. Никаких привязанностей, никаких человеческих эмоций. Похоть, азарт, интрига, боль и удовольствие. То, что она помнила, вызывало мелкую дрожь приятного возбуждения, волной проходящего по телу, щекотало нервы, заставляло прикусывать губу в беспомощности собственных пагубных желаний, но не затрагивало памяти в тех частях, которые вынуждали бы Морган мыслями возвращаться к чему-то, что неприятно дергало за струны ее сердца.
- Ты правда хочешь услышать ответ на этот вопрос, или спустя годы ты разучился обходиться без лишних разговоров и тебе нужно вступительное слово? – Габриэлла легко усмехается, вглядываясь в такие темные и такие до боли знакомые глаза мужчины, с которым ее не связывало ровным счетом ничего, а особенно не связывали долгие разговоры, вступительные речи и никчемная болтовня, которая, в сущности, не интересовала ни одного из них. Морган не была одной из его сумасшедших фанаток, которые ловили каждое слово кумира, восхищались им и с легкостью проглатывали наживки. Их предыдущие встречи кое-чему научили Габриэллу. И она намерена была использовать свои немногочисленные знания для того, чтобы выскользнуть из его цепких объятий сегодня. Не потому что за прошедшие годы кардинально изменилась ситуация. Морган изменилась. Или во всяком случае, она предпочитала так думать, предпочитала тешить свое самолюбие, доказывая самой себе и ему, что все стало иначе, что теперь ей хватит сил и воли поступать так, как захочется. Понимала ли Габриэлла, что тем самым вступала на стартовую прямую игры, которой не суждено будет продлиться долго? Возможно, лучше, чем кто-то другой.
- Я благородно уступала место всем остальным из числа тех, кто жаждал с тобою поздороваться, - Морган многозначительно улыбается, взглядом обводя зал, заполненный теми, кто в большинстве своем сейчас готов был отдать жизнь за то, чтобы оказаться на месте Габриэллы, - И не только поздороваться, разумеется, - будто нечаянно брошенная фраза и девушка улыбается шире. Она пока сама не может понять, что пересиливает ее противоречивую натуру – желание провокации, или желание утвердиться в собственных глазах, а заодно и в глазах старого знакомого. Ей уже не девятнадцать и она уже не беспомощная девочка, какой ее и по сей день временами считают некоторые. Но так ли это значимо сейчас, когда ей довелось лицом к лицу столкнуться с тем, кому глубоко наплевать на ее гордость, на ее желания, на изменения, которые произошли с нею за все эти годы? Их встреча запечатлится яркими вспышками в памяти, кричащими следами на коже и ничем больше. Ничем больше, как годы назад. Она изменилась. Он – нет. И все будет так, как он захочет, потому что Морган чувствует потребность сопротивляться, показывать свою независимость, свою гордыню, но не чувствует в себе сил для этого. Впрочем, слабая надежда на то, что силы ей не понадобятся еще теплится в девушке, когда ее незадачливый оппонент по игре в бильярд разбавляет своим неуверенным вмешательством их милую беседу. Надежде не суждено оправдаться. Когда-то даже Морган не торопился открыто вмешиваться в отношения супруги с Данте, надеяться на кого-либо еще кроме самой себя и вовсе глупо. Габриэлла усмехается, опустив глаза в пол. Поразительный контраст ее уже ставшего привычным поведения и неуверенности зависимой и слабой девчонки из прошлого заставляет Морган на короткое мгновение ощутить прилив гнева на саму себя и на Эберхарта. Она не без труда избавляет себя от его непосредственной близости и встает в одном шаге, скрещивая руки на груди и укоризненным взглядом одаривая мужчину, - Помнится, об одолжении я не просила, - легко произносит Морган, делая неоднозначный жест рукой. В какой-то момент ей и правда кажется, что будет лучше убраться отсюда от греха подальше, избегая вероятных перспектив на ближайшее будущее. Но уйти, не попрощавшись, мешает не столько воспитание, сколько стремление еще раз пройтись по самому краю, проверяя саму себя и свои нервы на прочность, - Но… - Габриэлла намеренно выдерживает паузу, ступает к мужчине и приподнимается, чтобы обжечь его ухо тихим, но очень вкрадчивым шепотом, - Раз уж ты все равно оказал его мне – ничего не поделаешь, - едкий смешок, - Придется брать такси.

 Отправлено: 28.02.13 20:18. Заголовок: Данте мог быть удиви..

Данте мог быть удивительно красноречив, как в разговоре с друзьями, девушками, так и в своих размышлениях о каких-то вечных ценностях, а мог быть задумчиво немногословным. Все всегда зависело от времени, места, настроения и многих других факторов, влияющих на Эберхарта. Глядя на Морган, он понимал, что говорить много ему совсем не хочется, и вовсе не потому, что девушка не могла поддержать разговор. В их случае длительные беседы стали бы пустой болтовней, на которую Данте не хотел тратить ни время, ни силы, ведь есть куда более приятный способ общения, который подходил им обоим. И открывать там рот практически не нужно. Разве что, по обоюдному согласию.
Мужчине не нужны были объяснения Габриэллы того, каким образом она оказалась на этой вечеринке, какие причины или обстоятельство заставили ее появиться в этом клубе, и почему она играла в бильярд с каким-то неудачником в нескольких метрах от Данте. Немца совсем не интересовало, чем это было: ее решением, случайной последовательностью череды незапланированных событий или же Божьим промыслом. В конечном итоге его интерес был заострен не на причинах, а на последствиях этой встречи.
Сгустки безумия, словно неприятная горечь во рту после несвежей пищи, постепенно растворялись в его голове, замещаясь более расчетливыми и приятными мыслями. Парадокс, но Данте являлся тем человеком, который мог и пробудить в себе ярость, и ее же успокоить. Он был живым воплощением доктора Джекила и мистера Хайда Роберта Стивенсона, но таковым его сделала не вакцина, не потрясения из детства, коими психологи привыкли объяснять все людские причуды, и не чья-то легкая рука. Но ничто, кроме обворожительной молодой брюнетки не могло сейчас приковать к себе внимание мужчины, который расслабленно улыбался ей, молча слушая. Ее кокетливо-дерзкая манера общения, темные дьявольские глаза и манящая улыбки — все, в чем он нуждался в данным момент. Почти.
Скрещенные на груди руки дают ему понять, что она сопротивляется своим желаниям, и его улыбка становится чуть шире. Какими бы красивыми не были его фанатки, ночи с ними для него не больше, чем удовлетворение определенных потребностей. Для них он — идол, неоспоримый идеал, Бог, что сводит покорение их молодых и наивных сердец максимум к нескольким улыбкам и «поехали ко мне» вкрадчивым шепотом на ухо. С Морган же все по-другому.
Что может быть прекраснее в женщине, чем ее недоступность? Как садист и просто мужчина, он получал эстетическое удовольствие, наблюдая разницу между тем, что она говорила, следуя голосу разума, и языком ее тела, которое не могло сопротивляться животным инстинктам.
Ее внутренние барьеры, гордость, язвительность. Его спокойствие, уверенность, азарт. Тяжелые аккорды из огромных колонок, заполненное дымом помещение, приглушенный свет неоновых ламп. Голоса на заднем плане, звон бьющегося стекла, и чертов блестящий шар где-то в центре. Габриэлла делает ход в их шахматной партии, по которому рано судить об исходе игры, оставляя интригу интимным шепотом. Эберхарт не прочь сыграть.
Прежде чем девушка успела восстановить определенные границы, расставленные ей в общении с музыкантом, немец деликатно кладет свою широкую ладонь на ее поясницу, ощущая под пальцами нежную кожу и маленькие ямочки. Он приобнимает ее, притягивая к себе, так, что между ними уже больше нет ни миллиметра свободного спасительного пространства. Он чувствует ее тепло, то, как вздымается ее грудь при каждом вздохе, приятный сладковатый запах дорогого парфюма на ее шее. Чувствует щекой мягкость ее волос. Мужчина держит Габриэллу нежно, но достаточно, что не позволит ей при желании сбежать из клетки его объятий.
Теперь уже Эберхарт медленно склоняется к ушку Морган, касаясь своей щетиной ее щеки, едва-едва покачиваясь из стороны в сторону в ритм музыке. Будоражащим шепотом он вкладывает свои слова в ее мысли:
- Такси? Бессмысленная трата денег, Габи. Мой «Мустанг» стоит на парковке внизу. Если тебе наскучила обстановка, то мы можем ее сменить. Я отвезу тебя куда захочешь, - улыбается, наслаждаясь запахом ее волос и близостью. Чуть отстраняется, не ослабевая хватки, чтобы сквозь очки заглянуть в ее глаза. Соглашайся, ведь ты тоже этого хочешь.

 Отправлено: 07.03.13 15:00. Заголовок: - Поедем домой, - бе..

- Поедем домой, - без излишних уточнений констатирует Морган, оставляя на откуп Данте все возможные и невозможные продолжения неоконченной мысли. Она слишком непривычна к тому, чтобы вести светские беседы именно с этим человеком в столь оживленных местах, она слишком непривычна к тому, чтобы вообще вести с ним какие-либо беседы просто в силу того, что все их предыдущие встречи были направлены несколько на иное и вряд ли сейчас ситуация кардинально изменилась, так что Эберхарт вдруг возжелал обсудить с Морган тенденции развития мировой экономики. Она не строила никаких иллюзий по поводу их встречи, она вообще относилась к их взаимоотношениям с поразительной легкостью, не лелея светлые и не очень надежды на что-либо. Где-то это было жестоко, местами цинично, но это устраивало их обоих и не давило обязательствами, что, безусловно, было значительным и ощутимым плюсом, как и внезапное решение Габриэллы пустить все на самотек. В конечном счете, Эберхарт был не самым дурным воспоминанием из ее прошлой жизни, если когда-нибудь он вообще относился к числу дурных воспоминаний. А зачем забывать то, что когда-то доставляло удовольствие и разбавляло тяжелые будни? Морган, быть может, и не хотела повторения, не хотела возврата и вряд ли когда-то подумала бы об этом, но ровно также она и не рассчитывала на то, что когда-нибудь еще раз встретится с Данте. Судьба же, злой рок или провидение свели их вместе снова, и противиться не было ни сил, ни даже малейшего желания, как бы сильно Габриэлла не пыталась изобразить обратное, теша собственное самолюбие и разжигая тем самым огонь азарта в Эберхарте. Она мягко освобождается от его объятий и не считая нужным говорить что-то еще, неторопливо следует к выходу из клуба. Вероятно, в момент, когда Морган вместе с Данте покидает вечеринку, фанатки и без того готовые перегрызть глотку Габриэлле сходят с ума в бессильной ярости, но ей отчего-то настолько все равно, что девушка оборачивается к Эберхарту лишь когда гул музыки затихает, а в спину перестают впиваться колкие взгляды готовых на убийство ради своего идола поклонниц. Морган подобные чувства непонятны, просто потому что в силу жизненных обстоятельств она и без того испытывала множество неприятных эмоций и искусственные, нарочитые, показательные страдания по тому, кто никогда не будет с тобой, просто потому что ни одному из вас это на самом деле не нужно, в ее планы не входили. Она тяжело привязывалась к людям, она тяжело принимала их и, уж конечно же, она не склонна была к тому, чтобы без меры и неразумно почитать кого-либо. А Данте. Он не был для нее кумиром, фактором комфорта, идолом, идеальным человеком. Когда они познакомились, если в их случае речь вообще могла идти о знакомстве, Морган увидела и узнала его впервые. Она не знала наизусть тексты его песен, не засыпала в обнимку с его плакатами, не мечтала быть его женой, не жаждала иметь ружье, чтобы отстреливать всех прочих фанатов в радиусе километра и вообще вела себя непозволительно нормально для девушки девятнадцати лет, встретившейся с тем, о ком мечтает добрая половина планеты. Несколько их встреч до сих пор отдавались болезненно-приятными вспышками в воспоминаниях, заставляя спустя несколько лет чувствовать невольный трепет, даже несмотря на убеждения, на голос разума, твердящий, что с тех самых пор изменилось слишком многое, чтобы в очередной раз оказаться в постели Эберхарта. Но воля подводила – кровь бешено стучала в виски, ноги отказывались слушаться и возбуждение от одних его слов, от легких прикосновений мелкой дрожью проходило по телу. В конечном счете Морган просто не находила причин и поводов, чтобы ему отказать, чтобы послать его ко всем чертям и уехать домой, плюнув на все то, что заставляло ее вновь и вновь ощущать себя легкомысленной, недальновидной, а потому глупой девчонкой, как то было четыре или пять лет назад. И лишь сама Габриэлла знает, что если она чего-то не хочет – ей не нужны причины и поводы. Одно ее желание и его нет здесь. Одно ее решение и она сама уже далеко отсюда. Нерешительность – лучший показатель ее уже давно данного на все согласия. Пусть даже игры, которые он ведет, зачастую бывают очень-очень опасными.
Тишина и прохлада парковки незначительно отрезвляет мысли, Морган оборачивается на тихие шаги Эберхарта и облокачивается на автомобиль, внимательным взглядом изучая мужчину. Кажется, что прошла целая вечность между этой и последней их встречей, а Габриэлла не испытывает ни ностальгии, ни тоски, ни интереса к тому, что произошло за эти годы. Сантименты в их отношениях излишни, все портят, девушка это знает. Улыбается. Взглядом скользит по знакомым чертам лица и изгибам тела.
- А знаешь, - задумчиво тянет Морган, склоняя голову к плечу, - я скучала, - девушка легко и беззлобно усмехается, продолжая рассматривать мужчину, - Не подумай обо мне ничего плохого – не по тебе, - уточняет Габриэлла, садясь в машину и тихо захлопывая дверцу, - По нашим… Встречам.

 Отправлено: 09.03.13 23:10. Заголовок: У Эберхарта и Морган..

У Эберхарта и Морган были поистине идеальные отношения, если их встречи можно таковыми назвать: никто ничего друг от друга не требовал. Именно в этом и заключался залог их успеха. Возможно, если бы другие люди могли ровно также отключать свои эмоции, как и эти двое, выключая привязанности, ревность, другие чересчур нежные и хрупкие чувства, трескающиеся от практически любого воздействия из вне, и оставляли лишь те, что не ломались под натиском обстоятельств, то, вероятно, в этом прогнившем насквозь мире было бы гораздо больше счастливых людей. По крайней мере, Эберхарт считал себя именно таковым. Его не связывали по рукам и ногам нормы морали и предрассудки, преследующие род человеческий из поколения в поколение, его не волновало чужое мнение больше, чем того требовалось, и он наслаждался каждым своим днем. При этом немца нельзя было назвать холодным и черствым, эмоций в нем было предостаточно. Разница между ним и любым другим человеком состояла лишь в том, что его чувства его не ломали, не терзали и не разрушали изнутри. Ни ненависть, ни гнев не делали его несчастным, как и другие проявления его сложной натуры, а сантименты он оставил другим людям в них нуждающимся. И то, что Габриэлла в отношении Эберхарта придерживалась такого же мнения, было приятным бонусом для мужчины, который знал, что «после» ему не нужно напрягаться из-за чьих-то несбывшихся надежд, ожиданий, разбитых сердец. Никаких недомолвок, никаких проблем.
Данте не стал прощаться со своими коллегами, вне зависимости от того, видели и догадывались ли они о том, куда и зачем собирался направиться их приятель, или же оставались в неведении. Нормы приличия, вроде прощаний, не работали с Эберхартом и здесь. Да и даже будучи мальчиком, живя в родительском доме, он никогда и не перед кем не отчитывался. Лишнее, ненужное и, как говорится, абсолютно не его это. Он тот, кто приходит и уходит тогда, когда этого захочет. Никто не заставит следовать его общепринятым нормам общения.
Расслабленной походкой мужчина следовал за Морган ее тенью, покуда в одном из коридоров на его пути не встала преграда из особо бдительных фанаток, вероятно заметивших, что их кумир стремиться покинуть сегодняшний вечер, и не один. То ли это был отчаянный жест наивных дурочек не допустить подобного, то ли обыкновенное желание заиметь себе двухмерную модель Данте или же автограф с его росписью, но так или иначе, в числе шести-семи человек они очень неловко окружили его кольцом, вразнобой высказывая свои просьбы с благоговейным трепетом. Эберхарт улыбнулся и с присущим ему немецким акцентом произнес «Sure», по-свойски обнимая каждую из желающих, совершенно искренне и не натужно улыбаясь, кривляясь и прочими своими выходками приводя своих слушательниц в бешеный восторг. Несмотря на планы, Данте нисколько не раздражало происходящее, и никакой злости и агрессии, присутствовавшей в нем совсем недавно не ощущал. В том случае катализатором для немца было вовсе не желание фаната пообщаться с кумиром, а нечто иное. Когда же девушки получили все, что хотели (в пределах разумного), он продолжил свой путь, покидая стены клуба и растворяясь в холодных мрачных коридорах так, как умел лишь только он.
С тихим шарканье подошвы его ботинок, музыкант отделился от тени и показался в свете неоновых ламп на парковке, неспешно приближаясь к ожидающей его девушке. Здесь было тихо и очень просторно. Ни посторонних лиц, ни других внешних раздражителей, отвлекающих внимание. Слова легко и непринужденно слетают с уст Габриэллы, и вызывают невольную усмешку, ничуть не злобную, у Данте. Он садится в машину следом за ней, захлопывает дверцу и вновь оставляет реплику без ответа. Поворачивает ключ в замке зажигания, даже не пристегнувшись ремнями безопасности, вдавливает педаль газа до отказа и с визгом шин срывается с места, оставляя позади предыдущую часть вечера.
Ford Mustang 1982 года выпуска рассекал по улицам ночного города на запредельной скорости, лавируя между другими машинами и постоянно находясь в близкой опасности столкновения, но Эберхарт был уверенным водителем с большим опытом за плечами, который, не смотря на существующую в нем тягу к риску, предельно внимательно смотрел за дорогой. Ему не нужно было отвлекаться на разговоры, ведь оба сохраняли спокойное молчание, и на радио, ведь он его не включал, потому как слаще музыки для его ушей, чем рев движка любимого «железного друга» в данную минуту, и быть не могло. За окнами мелькали неоновые вывески, люди, улицы, на запредельной скорости сливаясь все в одну нечеткую массу, проносясь еще стремительнее, чем вспышки молний.
Через некоторое время, минуя центр, Данте въехал в отдаленный и тихий район Вашингтона, завернул в один из дворов жилых домов и резко остановился, отчего и его, и Морган немного тряхнуло. Мужчина посмотрел на девушку без слов, открыл дверцу и покинул машину, дождавшись, когда его спутница сделает тоже самое. Щелкнув кнопкой на брелке, включил сигнализацию и вместе с Габриэллой скрылся в парадной дома.
В отличие от Берлина, когда мужчина понял, что ему пора заиметь постоянную жилую площадь во второй для него и ставшей ужу родной стране, он не стал тратиться на отдельный дом. Ему не нужны были ни роскошь, ни большое пространство, учитывая его холостяцкий образ жизни. По дешевке он приобрел квартиру в тихом районе, где ни одна живая душа о его популярности не знала, и обитал в ней, когда находился в Штатах. Женщин в дом он приводил крайне редко, что, в некоторой степени, льстило избранным дамам, которым он позволял отчасти вторгаться в его личное пространство. Здесь бывали близкие друзья и коллеги, но большую часть времени помещение пустовало.
Когда двери лифта закрылись за вошедшими мужчиной и девушкой, Эберхарт оттеснил брюнетку к стене, заставив ее прижаться к железному каркасу спиной, а сам навис над ней, упираясь руками в стену на уровне ее плеч. Немец буравил ее пристальным взглядом, рассматривал черты ее лица, не торопясь приступать к каким-либо действием. Он любовался ей, как можно любоваться прекраснейшим из творений искусства, в стороне, не касаясь. Он испытывал ее взглядом, пока механизм лифта не замер на нужном этаже и с характерным щелчком не распахнул перед ними двери. Тогда он плавно оторвался от стены, делая несколько шагов назад, развернулся и вышел на лестничную клетку. Достал брелок с ключами из кармана, вставил нужный в замочную скважину и несколько раз повернув, открыл дверь в квартиру, войдя первым.
Внутри царили тишина и полумрак. Холодные тона, пустота и небрежность вещей неизменно намекали на отсутствие женщины в доме. Порядок был, но отсутствовал уют, теплота, с которой облагораживают свои жилища милые конфетные создания. Повсюду же виднелась жесткая, мужская рука. Каждая вещь отчасти была отражением самого хозяина.
Скинув туфли, Данте развернулся к только-только вошедшей Морган, которая закрывала за собой дверь. Едва она успела это сделать, как мужчина довольно ощутимо пригвоздил ее лицом к холодной железной двери, напирая всем телом, убрал волосы с ее шеи и коснулся нежной кожи губами. Его руки накрыли ее ладони, прижимая к металлической поверхности.

 Отправлено: 16.03.13 14:01. Заголовок: Никаких разговоров, ..

Никаких разговоров, никаких лишних слов, никаких попыток сделать вид, что их объединяет нечто большее, чем редкие встречи с им обоим известным исходом. Габриэлла ничего не ждет, ей не нужны обещания, ей не нужны заверения и клятвы, потому что она не хочет связывать себя никакими обязательствами с кем бы то ни было, пусть даже речь шла о Данте, по которому сходили с ума толпы девиц в возрасте от двенадцати и старше. Их отношения были столь безупречны прежде всего от своей легкости, от непосредственности, от отсутствия обремененности никчемными надеждами на что бы то ни было. И Морган трудно было объяснить причину, по которой ее интересы относительно Эберхарта не перерастали в привязанности, промежуток между их встречами не вызывал в ней щемящей тоски, а сам он занимал разум девушки лишь то время, что был рядом с ней. Не то со времен, когда Габриэлла еще носила гордый титул миссис Морган, она научилась воспринимать Данте лишь как временную, эпизодическую часть ее жизни и воспоминаний, не то в целом восприятие отношений с мужчинами у девушки было таковым, что она не могла заставить себя даже примерять на себя роль чьей-то постоянной подруги. Но как бы там ни было, а это избавляло ее от множества самых различных проблем, от которых в страданиях убивались сотни женщин на земле. Никаких привязанностей, никаких лишних эмоций, никакого напряжения и никакой неловкости. Морган абсолютно комфортно чувствовала себя в обществе Эберхарта вне зависимости от того как он вел себя и чем именно был занят. Он мог молчать – она не лезла с разговорами, он мог не желать ее видеть именно сейчас или в целом – она исчезала, он мог развлекаться со своими фанатками, заводить себе свору подружек – Морган было все равно. Она не чувствовала ревности, не ощущала обиды и непозволительно легко, где-то даже легкомысленно смотрела на то, что было между ними. А между ними был секс и ничего больше. И Габриэлла смотрела на это совершенно однозначно шесть лет назад и сейчас ее взгляды нисколько не изменились хотя бы потому, что для этого не было причины. Даже в свои девятнадцать, когда молодость и мечты о мнимой романтике и любви на всю жизнь забивали голову большей части девиц из числа тех, кто девушка знала, сама она раз за разом оказывалась в постели Данте, ни на что не надеясь и ни о чем его не прося. А она могла бы. Могла бы просить его о помощи, могла бы умолять его забрать ее с собой, могла бы много-много из того, что не сделала, потому что хотя Эберхарт и был один из немногих, кто мог по количеству связей и своему весу в обществе сравниться с супругом Габриэллы, у нее не было ощущения, что после совместно проведенного досуга он ей чем-то обязан. Не то характер у Морган был такой, не то сам Данте вовремя и правильно расставил приоритеты, но факт оставался фактом и хотя в конечном счете девушка избавилась от своего супруга самостоятельно, без чьей-либо помощи вообще, это вовсе не означало, что в этой самой помощи она не нуждалась ни в один из моментов совместного времяпрепровождения.
Тишина не казалась Морган тягостной или неловкой. Она умела молчать в нужные моменты, умела держать язык за зубами в целом и прекрасно знала, что отнюдь не для философских бесед о смысле жизни и обсуждений последних светских сплетен согласилась поехать с Эберхартом. Хотя, пожалуй, что «согласилась» в данном конкретном случае употреблять было бы немного странным в силу того, что никаких предложений ей не поступало. Габриэлла просто заведомо знала, что никакие дела кроме уже оговоренных с Данте ее не объединяли и объединять не могли и обращаясь к ней, он ожидал вполне конкретного и однозначного исхода. Нельзя сказать, что это оскорбляло Морган, но временами несколько раздражало, особенно теперь, когда она упрямо старалась доказать самой себе, что ее жизнь кардинально изменилась за эти годы. И это была правда. Жизнь изменилась – привычки остались все теми же, слабости неизменными, желания порочными. И Данте это знал, чувствовал, угадывал по ее повадкам, словам и действиям. Противиться? Морган могла бы. В какой-то момент Морган даже хотела, но они оба знали правду и эта правда была в том, что ее никто и ни к чему не принуждал. Никогда. С самой первой их встречи происходящее было на добровольных основах и если бы Габриэлла не хотела, она могла бы просто сказать нет. И одного ее решительного слова было бы достаточно для того, чтобы обозначить границы. Но никакого пресловутого «нет» не было и не могло быть. Морган сидела в его машине, прекрасно отдавая себе отчет в том, что происходит. Перед глазами мелькала дорога, неоновые вывески, дома и другие автомобили и девушка лишь изредка поднимала глаза на Данте, не стремясь между тем отвлечь его от его собственных мыслей. Она не знала куда они едут, не знала, где он живет, не знала есть ли у него вообще нечто похожее на постоянное место жительства в Вашингтоне. Габриэлла, в сущности, ничего не знала о его жизни, да и о нем самом чрезвычайно мало. Но вопреки возможным ожиданиям, это нисколько не смущало ее, как не смущало и то, что спустя четыре года после последней их встречи, они успели перекинуться лишь несколькими короткими несодержаительными фразами, за которым не крылось ровным счетом ничего из того, что могло бы касаться их жизни. В этом ли была главная тайна? В этом ли секрет обоюдной тяги? Они не только не питали даже показательных привязанностей, но и не вешали друг на друга свои переживания и проблемы. Это сводило разговоры к минимуму, но позволяло довольствоваться в полной мере иными, ничуть не менее приятными формами общения. И Габриэлле это нравилось. После всего того, что ей довелось пережить в ее изумительных отношениях с супругом, подобное положение дел устраивало ее как никогда раньше.
Автомобиль останавливается в малознакомом Морган районе, но ее не интересует причина, по которой Эберхарт выбрал столь неприметное место для жизни в Вашингтоне, а в том, что он живет именно здесь, Габриэлла не сомневается. Она не задает никаких вопросов, не бросает никаких лишних реплик и ничему не удивляется – все, чем этот мужчина мог ее удивить, он уже удивлял не единожды, так что говорить о каких-то неожиданных поворотах событий не приходится. Девушка неспешно выходит из машины вслед за Данте, аккуратно захлопывая дверцу и поднимает глаза на ничем неприметный дом, жильцы которого, едва ли подозревают, что их проживание в каменной коробке скрашивает известный на весь мир музыкант. Короткая усмешка, мелькающий взгляд и девушка следует за Эберхартом к парадной, огибает коридоры, чтобы мгновением позже под испытующим взглядом мужчины оказаться в лифте. Морган чуть наклонит голову к плечу, кокетливо улыбнется и в привычном жесте скрестит руки на животе, недвусмысленно выказывая свое отношение к ситуации. Она не избегает его взгляда, смотрит прямо в глаза, присматривается, раздумывает, анализирует. Не спешит следовать за Данте, едва дверь лифта откроется, но не пользуется ребяческой мыслью о том, что сейчас – самое время повернуть назад. Переступает порог его квартиры и закрывает дверь на ключ, прежде чем ощутить соприкосновение с холодным металлом и губы Эберхарта на коже. Морган было попытается дернуть руками, сменить местоположение, сдвинуться с места, но в конечном счете правила игры принимает. Она все еще помнит, как это – играть с Данте и знает, что игра уже началась.

 Отправлено: 02.04.13 22:17. Заголовок: Игра началась, а зна..

Игра началась, а значит, конец бессмысленным разговорам, вежливости, терпению. Только животные инстинкты, никакой нежности, никаких чувств, кроме самых низменных. Даже его прикосновения изменили свое свойство, грубея, становясь не всегда приятными, а порой даже причиняющими терпимую боль. Все человеческие слабости в одно мгновение куда-то ушли, оголяя самые сильные и не сдержанные потребности тела и, возможно, частично души. Такие разительные перемены могли напугать не знавшую этой стороны Эберхарта наивную девушку, но Морган была «игроком» со стажем, зная наперед негласные правила, входившие в силу, как только дверь с железным щелчком защелкивалась, оставляя их наедине. Но даже спустя столько совместных ночей, она все еще пыталась показать свою мнимую неприступность, и это Данте нравилось.
Не причиняя особой боли и не переходя определенную черту — пока — мужчина сжал запястья девушки намного сильнее, отчего, «после», вполне возможно, у нее останутся красные полосы от грубых прикосновений, какое-то время напоминая ей об этой встрече. Его губы терзали ее шею, по-садистки мучая отсутствием возможности либо прекратить это, либо присоединиться к процессу. Буквально вдавив Морган в железную дверь, немец мог чувствовать всем телом ее плавные, очень женственные изгибы фигуры, то, как размеренно она дышит, даже как сердце в клетке из ребер бьется в определенном, чуть более учащенном, чем спокойном, ритме.
Пугающе тихий, с практически непроницаемой маской на лице полного отсутствия эмоций, кроме оголенных, точно провода, похоти и неудержимой страсти, мужчина раздвигает коленом ее стройные ноги, скрытые от взора за легкой полупрозрачной тканью багрово-красного, вызывающего платья чуть ниже колен. Его ладони медленно выпускают ее запястья из железной хватки. Он неторопливо, смакуя каждый момент, проводит пальцами вдоль ее оголенных рук, плавно переходя на плечи, а дальше — опускаясь вниз, очерчивая невидимые линии по бокам, прощупывая каждый сантиметр с особым пристрастием пограничного служащего, обыскивающего на предмет наличия запрещенных препаратов. Немец чувствует, как девушка дрожит под его руками, и совершенно неважно, на что так реагирует ее тело: на холод, на его прикосновения или тесную близость их тел.
В его действиях чувствуется сила, чувствуется желание подчинять и руководить, здесь он берет партию ведущего и неоспоримого лидера на себя. В его мучительных ласках находят воплощение самые темные стороны души, насквозь прогнившей, искушенной, садисткой натуры. Каждое движение уверенное, выверенное годами, бесконечным количеством самых разных женщин, самых безумных ночей и пошлых фантазий. В нем нашли приют и умение чувствовать женщину, ее тайные желания, скрытые эмоции, болезненные слабости, и неотесанность изголодавшегося по ласке лесоруба, и безумная жажда насильника, и жестокость убийцы. И все это в купе выливалось в нечто непредсказуемое, притягательное и опасное, заставляя всех его любовниц раз за разом ощущать одновременно эйфорию и страх, опасаясь изменчивой и непредсказуемой натуры.
Нетерпеливо оголяет ее плечо, отдергивая лямку, которая в ту же секунду издает треск рвущейся ткани, покрывает его поцелуями, прикусывая кожу. Ладони поднимаются вверх от колен к бедрам, задирая подол платья, он остервенело впивается в них пальцами, рывком притягивая к себе в области таза. Одна рука идет ниже, по-хозяйски скользит по внутренне стороне бедра, заставляя девушку непроизвольно дернуться, другая же мгновенно накрывает собой ее рот, ощутимо сжимая скулы, так, словно бы она вот-вот собирается закричать и позвать на помощь, так, словно бы она не сама согласилась зайти «на чай», а он силой втащил незнакомку в свой дом и собирался жестко изнасиловать.
- Молчи, - гробовым голосом шепчет он ей на ухо. В такие моменты Эберхарт говорит крайне редко и очень мало, но если говорит, то это знак, что надо послушаться и сделать так, как он велит, чтобы не ненароком не пробудить чутко спящих внутри него демонов.
Свободная рука, наконец, по-хозяйски замирает у нее между ног, лаская самое чувствительное и уязвимое место на женском теле, периодически медленно погружаясь в нее. Данте сразу же чувствует, как откликается на эти грубые прикосновения ее тело, как сквозь нее проходят электрически импульсы, парализуя все тело, а он продолжает держать ладонь поверх ее рта, изучающим, проникающим под кожу, в самые сокровенные отделы души немигающим взглядом смотрит на нее. Ловит каждое ее малейшее движение, каждый отклик, каждую эмоцию, яркой вспышкой отразившейся на этом молодом, красивом лице.

 Отправлено: 07.05.13 21:39. Заголовок: Грубые прикосновения..

Грубые прикосновения и жестокие порывы, нестерпимая близость его тела и легкая боль от касаний, тяжесть проникающего в душу взгляда и нетерпеливый азарт в бешенном стуке сердца и обрывках воспоминаний об их совместных эпизодах в прошлом, которое казалось теперь таким далеким, но все еще ощутимым, все еще болезненно-явственным, все еще знакомым. Габриэлла знала, почти инстинктивно чувствовала его повадки, его стремления и его желания, но никогда с точностью не могла предсказать действий Данте. А действовать он мог по-разному – от пика яркой и безудержной жестокости, что доставляла удовольствие его садистской натуре до почти мягкости, которая между тем никогда не переходила даже в нечто отдаленно похожее на нежность. Морган знала его правила, Морган знала, что на то время, что им доведется провести вместе, она будет для него жертвой и никак иначе. Иного он не принимал, даже когда Габриэлла в очередном наплыве собственной гордыни высокомерно вздергивала подбородок, стремясь обозначить собственную силу, показательную независимость и жестокую надменность перед которой отступали все остальные. Все остальные, но не он. Эберхарт привык получать то, чего он хотел, Эберхарт привык брать то, что пусть даже не принадлежит ему, Эберхарт не считался ни с чьими желаниями и устремлениями. И когда его желание было направленно на Габриэллу, он точно знал, что отказа не будет, он точно знал, что она не оттолкнет его. Она не смогла противиться ему когда была замужем, несмотря на то, что панически боялась воли своего мужа. Она не оттолкнула его, когда Морган обо всем узнал и поклялся убить ее, если это повторится. Она не послала его ко всем чертям спустя годы после этого, встретившись с ним в клубе. Как бы Габриэлла ни убеждала себя в том, что пагубные зависимости и порочные привычки ей чужды, отказать Эберхарту она не могла, не хотела и никогда даже не пыталась в полной мере. Ей нравились эти игры, ей нравилась редкая периодичность их встреч, ей нравилась власть, которую он неизменно обретал над нею в те часы, что они оставались наедине. Томительное ожидание его близости, сладкая истома в купе с животной похотью и мазохистским наслаждением от боли, которую он неизменно причинял. Она не отрывает взгляда от темных глаз Данте и лишь на мгновение прикрывает их в удовольствии от его болезненных прикосновений, которые еще не отдавались яркими вспышками в голове, как это бывало на пике его жестокости, когда боль становилась почти нестерпимой, когда хотелось кричать, но вместо крика с губ срывались лишь приглушенные стоны. Девушка все помнит. Покорная его касаниям, она неосознанно выгибается им навстречу, чувствуя мелкую дрожь и блаженное тепло, разливающееся по телу, на мгновение прикусывает губу. Тихий хриплый стон оглашает тишину парадной, Морган в сладком забытье отклоняет голову назад, торопливыми движениями рук стягивая с мужчины куртку и позволяя ей беспрепятственно упасть на пол. Против воли, девушка вздрагивает, ощущая прикосновение Данте на внутренней стороне бедра. Томный вздох сквозь полуоткрытые горячие губы. Короткие мысли о том, что будет после, о возврате к прошлым связям и уже почти забытым воспоминаниям гаснут под напором его грубых ласк, от которых тягостное возбуждение становится ощутимее, от которых тщательно скрываемая доселе похоть разгорается в ее глазах с новой силой, от которых всякая тяга к сопротивлению ослабевает. Неуместная духота комнаты одурманивает рассудок, заставляя ощущать всю неспешность словно бы в замедленной съемке. Все мыслимые и немыслимые границы, препятствия установленными собственными принципами тают, сгорают в бесконечном огне желания. Морган не пытается противиться собственным инстинктам, главенствующим в их с Данте редких встречах, она растворяется в его прикосновениях, в его непозволительной близости и не ощущает страха, который неизменно завладеет ею после, потому что Габриэлла как никто другой знает на что способен этот мужчина и как далеко он может зайти. Девушка поднимает полные вожделения и нескрываемой похоти глаза на мужчину, не смея издать ни звука, с момента как его рука накрыла ее рот. Морган замирает, прислушиваясь к собственным ощущениям и нарастающему с каждым мгновением возбуждению, от которого руки, торопливо расстегивающие пуговицы на рубашке Данте отказывались слушаться. Дрожью по коже, когда пальцы касаются самого чувствительного участка. Разгоряченное тело остро реагирует на каждое новое прикосновение сладкой судорогой, накрывающей теплой волной. Девушка вызывающе сильнее раздвигает ноги, нетерпеливо требуя продолжения. Глубокий судорожный вдох и еще один протяжный, требовательный, не скрывающий страсти и желания стон.