Отправлено: 05.05.13 15:04. Заголовок: нам вернули наши пули все сполна; 1.09.2013 - [ОСТАНОВЛЕН]

я уничтожил все улики и сжег твою почту, если меня вдруг поймают, на тебя не выйдут точно. меняю адреса и в трубку подолгу молчу, пытаясь обмануть тем самым полицейских своих чувств. цэ

iris halter with adolf wagner in september 2013.
at first: foggy bottom metro, asia-europe-americas bank [AEAB]
later on: virginia square gmu. may be another location.

 Отправлено: 05.05.13 23:12. Заголовок: что тебе предложить,..

что тебе предложить, покуда я пуст и гол, ну вот разве надежный дом и накрытый стол, ну вот разве спасти от от бурь, отгоняя боль; почему ты смеешься, будто бы режешь вдоль.

внешний вид;


Пока за окном пролетает ночь, ты мне снишься. Мне кажется, я вижу эти сутки в быстрой перемотке, ты чуть хмуришь брови, когда тебе снится что-то неприятное. Я чувствую всю тебя кожей. Замерзшая ты сильнее кутаешься в огромное одеяло и подсовываешь мне под рубашку свои ледяные руки. Я бы и рад закричать, да разве можно тебя будить? Из окон нашей квартиры не видно ничего кроме неба. Вся городская суета осталась внизу, вся грязь осталась там, где ей и самое место. А мы, смотри, здесь. И здесь нет совершенно ничего, кроме твоих замерзших рук, укутанного в одеяло носа и этих мерцающих звездочек, которые убаюкивают меня лучше любой колыбели. Ты еле слышно сопишь где-то под ухом, и… Знаешь, я никогда не привыкну видеть тебя такой беззащитной и такой хрупкой. Губы касаются твоего лба, и уставший жестковатый шепот режет тишину: - Gute Nacht, meine lieb. ¹


Я слышу тебя только по телефону, тяжело дышу, выкуривая сигарету, стоя недалеко от заднего выхода. Ты смеешься о чем-то совершенно отвлеченном, болтаешь о каких-то шмотках, неестественности красного лака для ногтей, а мне так и хочется крикнуть тебе в трубку «ЗЯБЛИК, ТЫ ЧТО ИДИОТКА?! МЫ БАНК ГРАБИМ, А ТЫ МНЕ ЗАТИРАЕШЬ ПРО КРАСНЫЙ ЛАК?!». Но я послушно молчу, потому что если бы не твоя отвлеченность от нервов я бы сгрыз все руки до локтей. Каждый раз я чувствую себя маленькой девочкой, которая вот-вот станет свидетельницей как её сокровенная чистота испарится перед тысячей зрителей кинца для взрослых, которому она её продала. И даже как-то стыдно признаваться, что я мужик и мне двадцать семь лет. Ты ничего этого не чувствуешь, у тебя не трясутся ноги, не потеют ладони, ты только улыбаешься, бегло разговаривая на английском. Иногда ты так быстро тараторишь мне в трубку, что я почти не разбираю твоих слов.
В банк я захожу первый, дорогой костюм сияет чистотой, а ботинки настолько новые, что кажется это не мозоль, а крокодил съедает мою пятку. Я говорю с тобой по телефону перекидываясь особыми шифрами, вроде «Мистер Белл, я получил ваш факс, и, знаете, я опечален его масштабами», подразумевая, что в банке слишком много народа. Но, господи, я никогда не пойму, чего ты от меня хочешь. И слышу в трубку что-то вроде «что ты за хренотень несешь?!» Я шиплю тебе в трубку о невинных бабушках и дедушках, берущих ссуду в банке, который мы с тобой собираемся грабить, ты говоришь «Скучно». Мой бес, забравший мою душу в одичалые больные тиски. Если ты попросишь пристрелить любую из этих наивных старушек, у меня не дрогнет даже палец. Я убираю руку за спину, делая вид, что прислонился к стене, очень увлеченно изучая таблицу процентов вкладов, сам тем временем проникая в проводку и добираясь по электронным проводам прямиком до сигнализации. В этот момент появляешься ты, настолько эффектная, что я ловлю себя на мысли, то умру, если не трахну тебя как следует дома, а еще лучше прямо в машине, которую ты пригнала к заднему входу, прямо на куче денег и акций, которые ты сейчас достанешь. В твоих руках большой молочный коктейль, зажав трубочку между белесых зубов, ты улыбаешься охраннику, и здесь происходит самое неприятное, то, что мы не могли предусмотреть: охранник узнает тебя, и губы его бледнеют. Я видел его лицо, ну же, скорее нужно найти его в тысячах запомнившихся лиц. В считанные мгновения он нажимает на тревожную кнопку, бьет сигнал тревоги, хранилища закрываются, и только потом я вспоминаю, что тот же самый охранник был при ограблении Райфайзена, около трех месяцев назад. Вот ведь бедолага и все в его смену. И как мы оставили его в живых? Пока импульсы выключают сигнализацию, отряд полиции уже в пути мы оба об этом знает, и если на моем лице еще можно узнать панику рожающего тюленя, то ты как обычно спокойна. Ты как обычно хладнокровна, моя любовь, беззаветно просверливая свою жертву взглядом. Не знаю, почему ты еще не заставила его в три погибели свернувшись облизывать себе яица, как собаке. Ты так прекрасна в своем сумасшествии. Моя любовь, вся моя скудная душонка стоит одна посреди опустевшего от ужаса офиса, её хрупкое тельце вот-вот прогнется под тяжестью взглядов испуганных. Моя дьяволица не выпускает из рук молочный коктейль, и ресницы её не дрожат. Смерть теперь не страшна, и даже более того прекрасна. Он держит тебя на мушке, целится тебе то в голову, то в ногу и даже я замечаю как трясутся его руки. – Сэр, вы совершаете большую ошибку, - чуть приподнимаю я в верх ладони, но звенит выстрел и я с искренним сожалением закрываю глаза. Смерть забирает самых любимых. Сегодня, завтра или вчера нас бы не стало. Нас уже нет, мы уже давно мертвы, дорогая. И если что еще заставляет нас дышать, так это сдавливающая любовь, так неосторожно мной тебе подаренная. Ты недовольно поджимаешь губы, сжимая пистолет, который весит больше чем ты сама. Мужчина мертв, его кровь растекается в лужицу около шокированных старушек и молодых офисных мышаток. Я неторопливо подхожу к тебе, обнимая за плечи с одной стороны, и пока мы идем к хранилищу шепчу тебе на ухо : - Скоро ты совсем подорвешь мой авторитет, verdammte Wicht², - и целую тебя в висок. Через три с половиной минутой тут будут полицейские, и нас с тобой скорее всего поймают. Но знай, моя призрачная, даже если мы с тобой падем под гнетом несогласных, я бы никогда не переписал нашей истории.

¹ - спокойно ночи, моя любовь (нем.)
² - стерва (нем.)

 Отправлено: 07.05.13 22:23. Заголовок: два кольта. две бере..

два кольта. две беретты.
последний поцелуй. пора бежать.

внешний вид;

Столько исписанных бумаг, тонким росчерком моих любимых линий. Со стороны, вроде бы куча макулатуры, никому не нужной, но в каждом контуре, порожденном твоей рукой с этими длинными тонкими пальцами, я вижу себя. Я наблюдаю за тобой со стороны и ревную тебя к каждому из этих тонких листов, по которым ты проводишь кончиками пальцев, на которых так внимательно смотришь своим внутренним морем, отражающимся и рвущимся изнутри этой синевой в глазах. Мы оба знаем, что я не смогу вынести это больше, чем несколько минут, за время которых я искусаю свои губы до крови. Я знаю, ты чувствуешь моё нетерпение, оно повисло в морозном воздухе и разошлось ледяными узорами по оконным стеклам, дрожащим от проезжающего неподалеку поезда. Я вздрагиваю, крепко зажмуриваюсь и затыкаю уши. Ненавижу этот звук, но он позволяет мне быть для тебя ещё чуточку важнее. Тёплые руки опускаются на мои колени. Открыв глаза, обязательно наткнусь на любимые губы, но я накрываю твоё лицо ладонями, касаясь век и тем самым заставляя их опуститься. Твой воздух становиться моим. От вздоха к вздоху. Так мы и живем.

Больше не могу вести себя серьезно. Разглядываю витрины, по привычке, рассказывая тебе обо всем, что вижу, о каждой мысли, которая приходит в мою голову. Волосы развиваются от теплого ветра, он ласкает мою шею и плечи, словно и не он это вовсе. Вместо ветра - твои руки. Словно ты стоишь в нескольких сантиметрах от меня, а не находишься по другую сторону телефонной трубки. Даже когда тебя нет рядом, ты все равно здесь: в порыве ветра, каждой клеточке моего тела, мимолетном аромате сигаретного дыма. Улыбаюсь, покупаю молочный коктейль и заворачиваю за угол, становясь все ближе и ближе, покуда не переступаю порог банка. Краем глаза скольжу по твоей фигуре, на данный момент ты должен быть прекрасным незнакомцем и я не должна представлять, как пуговицы твоей белоснежной рубашки рассыпятся по полу возле нашей кровати. Как шелковый галстук заскользит по запястьям, стягивая их вместе, так крепко, чтобы я не смогла вырваться. Делаю глоток, стискивая трубочку между зубов, и дарю свою улыбку другому мужчине, лишь на пару мгновений, пока не раздается писк серен. Опускаю руку со стаканом молочного облака и смотрю на охранника так, словно он меня обидел, отобрал у меня последнюю конфетку в красивой яркой обертке много-много лет назад. Детские обиды самые сильные, об этом может свидетельствовать мой упрямый взгляд, устремленный в глаза мужчины, а не наставленный на меня пистолет. Я вижу в них сомнение, капелька пота скользит по его виску, я разочарована. В знак своего глубокого возмущения этим фактом, я пускаю пулю ему в сердце. Беретта, зажатая в моей руке заглушает твой голос. Прости, милый, ты что-то сказал?
Поворачиваюсь к тебе и кончиком своего острого носика еле касаясь, провожу по щеке с однодневной щетиной. Наши души уже проданы, за нашими телами спешат фараоны, облаченные в темные костюмы с нашитыми на них побрякушками, в бронежилетах и с автоматами наперевес. Но они даже не догадываются, что мы никому не позволим завладеть нами, кроме самих себя. Слышу тихий шорох за спиной и останавливаюсь. Твоя рука скользит по моей коже. В целом безразличный, но с крохотной толикой заинтересованности - мой взгляд направлен в сторону этих жалких людей, жмущихся друг к другу. Испуганные, словно загнанные звери. Стадо баранов, готовых вот-вот упасть в обморок, только завидев ствол пистолета и лужицу крови, растекающуюся и приближающуюся к их ногам. Я ничего не имею против вышеназванных животных, да и не чувствую себя жестокой по отношению к кому бы то не было. Пусть и без души. Она сломалась, вместе с логикой. Раскололась как зима. Теперь моя душа это ты и я буду защищать тебя. Не смотри на мою хрупкую оболочку, я одна из сильных мира сего и ты, как никто другой, знаешь об этом.
Возвращаюсь на пару шагов назад, повинуюсь чутью и загоняю это людское стадо в небольшую комнатку без окон. Им там будет тесно, но задохнуться они не смогут. Слишком многое может встать на кон, если позволить хаосу завладеть ситуацией. Вот видишь, мой любимый Гюнтер, я не всегда повинуюсь мимолетному желанию. Способна здраво мыслить, рассчитывать ходы, но не делаю этого с тобой, чисто из принципа. Люблю, когда ты не в себе, ради этого порой стоит отдать многое. Для верности, подпираю дверь стулом, на котором оставляю наполовину целый (а может быть наполовину пустой?) пластиковый стакан и возвращаюсь к тебе. Как же идеально сидит этот костюм по твоей фигуре. Твои тонкие пальцы сгребают кипу зеленых бумажек, собранных в туго затянутые брикеты. Через несколько часов мы будем разбрасывать их по нашей спальне и громко смеяться. А сейчас я пробегаюсь пальчиками по твоей спине, отвлекая от важного дела. Настенные часы отсчитывают время секунду за секундой. Тонкая стрелка передвигается по циферблату так же отрывисто, как и наши сердца стучат в грудных клетках. Я обхватываю тебя сзади, расстегиваю пуговицу пиджака и провожу по линии пуговиц на рубашке. Как жаль, что нельзя задержаться здесь хотя бы на полчаса. Прижимаюсь сильнее, всем телом. Все это так не к месту, но мне так нравится сводить тебя с ума. Адреналин бежит по венам, кто бы мог мог подумать, что амфетамин так хорошо растворяется в молочно-взбитой массе. – Я подорву всю твою жизнь, но даже это ты сможешь мне простить – шепчу тебе на ушко, чуть прикрывая глаза и расплываясь в улыбке. Иногда начинает казаться, что я пришла в этот мир только для того, чтобы забрать себе твою жизнь. И теперь, каждый прожитый нами день, я становлюсь все ближе и ближе к своей цели.