Отправлено: 09.03.13 18:03. Заголовок: грустный бутерброт; 5.01.2013 - [ОСТАНОВЛЕН]

Louis-Ronan Duval with Hecate Hawkes


В этот вечер, посреди застывшего города, есть только вы, обменивающиеся томными взглядами в старой кафешке на углу. Оба грустят о своем. Вы – только две грустные души, запертые в своих черепных коробках, а вся ваша беда в том, что в кофе слишком много сахара, а из бутерброда вывалился помидор.
Если в ваше одиночество вмешивается кто-то еще, оно теряет все свое драматическое очарование.

 Отправлено: 09.03.13 22:48. Заголовок: внешний вид: джинсы,..

внешний вид: джинсы, черный свитер, ботинки, на шее серый шарф; черное пальто;

Настроение было ни к черту, впрочем, как и все последние несколько дней, а может даже неделю, кто его знает. Луи сидел в конце кафе и уже десять минут смотрел в чашку с двойным эспрессо, который явно не смог бы ответить на все его вопросы, и уж точно не мог унять это неприятное, даже невыносимое жжение в груди.
Он не спал уже которую ночь, и пил слишком много кофе. Нервы не выдерживали такого давления, а непривычность всей ситуации ещё больше усложняло состояние Дюваля. Нет, он не был настолько эмоциональным человеком чтоб потерять разум из-за какой-то студентки, которая непонятно почему решила подарить ему свою девственность. Ему – первому встречному, иначе и не скажешь, хоть они и встретились в третий раз. Дюваль не понимал, не мог понять, и несмотря на это, он не мог забыть те ощущения, прикосновения мягких ладоней Сьюлин, и такие горячие поцелуи в шею, ключицу, в губы.
Француз слегка зажмурился, свет неприятно резал глаза, как и воспоминания той ночи, которые всё крутились в его голове, и не давали покоя. Луи изо всех сил пытался забыть эту дрянную девчонку, но от чего-то он чувствовал некую вину. Он не понимал за что именно, ведь по сути, он ни к чему её не принуждал, но он также не мог понять почему Сью пошла на этот шаг, почему именно с ним? Дюваль был педантичным человеком, у которого всё всегда было разложено по местам, и он всегда знал ответы на любые вопросы, но только не на этот. Как и не знал почему его так влекло именно к этой девчонке, которая была намного младше него, и никак не вписывалась в его образ «идеальной женщины».
Он снова мотнул головой и залпом выпил кофе, намереваясь прийти в себя. Желудок немного побаливал, словно давал знак своему хозяину о том, что ему стоит что-нибудь заказать. И правда, в добавок ко всему, Луи забывал и про питание, поэтому он не мог с точностью вспомнить ел ли что-нибудь сегодня. Приманив рукой девочку, что бегала с подносами в руках, он заказал какой-то гамбургер, и даже не поинтересовался когда он будет, главное что он сделал заказ и мог ещё час посидеть тут. Гамбургер вместе с картошкой фри принесли очень быстро, что удивило француза, но несмотря на ноющий желудок, он совсем не хотел есть, хотя всё равно потянулся к картошке и забросил одну в рот.
Надо было отвлечься... каким-то образом надо было просто забыться на один день, и не думать о Сьюлин. Забыть о той ночи, о том, что не оставляло его в покое, и просто насладиться моментом. Но Луи не мог сконцентрироваться ни на чем, так как у этой девочки с подносами тоже была ярко-красная помада на губах, и француз чувствовал себя как в капкане.
Именно тогда, его взгляд остановился на знакомом лице, и в ту минуту Геката Хокс показалась ему единственным спасением в этом мире, поэтому он был готов всеми руками и ногами цепляться за неё, ну, не в прямом смысле, хотя можно и в прямом. Он так и не притронулся к гамбургеру, но съел немного картошки и вытерев руки салфеткой, направился в сторону давней знакомой, которая, к слову, тоже не была в лучшем настроении.
-Bonsoir mademoiselle! – как-то совсем не весело произнес Дюваль и опустился перед Гекатой. Несколько секунд он просто смотрел в её глаза, словно понимал её и без лишних слов. Не было сил притворяться сегодня, и они явно желали найти спасения в чем-то, или ком-то... а кофе совсем не помогал.
-Рад тебя видеть, красавица! – он всегда так её называл, с тех пор как они познакомились, и это не было манерой общения с женщинами, просто Хокс была совсем другой. Для Дюваля – другой. – Чего грустим? – Луи и сам был настолько усталым и грустным, что просто не мог сидеть прямо, поэтому положил голову на стол и поднял глаза на девушку. –Скажи, почему всё так хреново, а? – наверное, он не должен был начинать с этой ноты, да и вообще, не в характере Луи признаваться в том, что у него не всё гладко, но пофиг. Сегодня можно было забыть о всех своих правилах и просто побыть человеком, которому всё пофиг, и которому всё дозволено.
-Не смотри на меня так, а то сразу хочется выброситься из окна... вот невезуха, это первый этаж... – Луи усмехнулся и уткнулся лбом в свои руки, при этом ощущая как сильно он устал от всего. Вообще от всего.

 Отправлено: 13.03.13 02:34. Заголовок: нет ни в чем вам бл..

нет ни в чем вам благодати;
с счастием у вас разлад:
и прекрасны вы некстати
и умны вы невпопад.

Невозможно почувствовать себя более одиноко и несчастно, чем в Рождественские праздники. Принято считать, что это Рождество – праздник для семьи, для самых близких друзей, для самых тесных отношений. Теснее, чем блузка, в которую ты себя втиснула, Геката. Кому-то мать в генах передает голубые глаза, кому-то блестящие волосы. Кто-то из-за генов становится очень высоким, а кто-то очень низким. А мне вот, передали в генах бесконечную склонность к самоедству, тягу к изъявленным мудакам, и апатичность к происходящему, прикрывающую на самом деле колкую болезненную брешь в груди. Очень жалко, что законодательство не разрешает завести книгу переписи мудаков, я бы лично этим занялась: купила бы огромную книгу размером с трехэтажный дом и начала бы с самого начала – моего отца. Сумасшедший кобель, раз в пять лет бросающий всю свою жизнь из-за «творческой своей души», в роли которой выступала очередная проститутка. Его переезды и регулярная новая жизнь напоминала мне разрастающийся бизнес пиццерии: две пиццы в Огайо, еще одна в Вашингтоне, две в Сибири и так, по мелочи. В роли пиццы, вы же понимаете, выступают семьи и вполне себе настоящие дети и жены. Но благо он умер, пал крахом в одной машине с моей матерью. И знаете, в это рождество я совсем по нему не скучаю. Почему-то мне все время попадаются в жизни такие примеры, что родители считают, будто дети - это некое обязательное к ним приложение, как аппендикс. Вроде, и не нужны, а есть. И когда этот аппендикс воспаляется, родители начинают носиться с ним, как со ступой. Грустно то, что не все понимают, что ребенок - это в первую очередь личность, что у него есть свои желания и мысли, с которыми нужно считаться. Но зачастую родители, особенно матери, даже не думают об этом. Они считают, что раз они существо на свет породили, значит, могут и дальше руководить его жизнью, как им заблагорассудится. В конце концов, мотивируют они это тем, что они матери и им лучше знать, что их ребенку нужно, а что нет, как будет ему лучше, и что он на самом деле хочет. Без сомнения, сейчас можно вступить со мной в дискуссию, рассказывая мне, как я неправа в своих убеждениях, и что я не смогу верно оценить ситуацию до тех пор, пока сама не стану матерью. И только посмейте поспорить со мной.
Матери по сути своей великие эгоистки. Они считают, что раз они выстрадали девять месяцев беременности, а потом пережили несколько часов мучительных болей, они имеют право распоряжаться чужой жизнью. Но это неправильно. Дети не должны страдать из-за своих родителей. И если ребенок не хочет ходить, скажем, в балетную школу, не стоит его заставлять только потому, что мама хочет, чтобы ее чадо стало великим танцором. Когда мне было четыре, мама отдала меня в частную музыкальную школу петь, и это с моим-то голосом. Ощущение растоптанности своего голоса тяжеловесом-медведем нанесло непоправимую травму на психику меня самой и остальных детишек. Что-что а петь я не умела никогда. И никто не хочет считаться с мнением ребенка. Ни в сознательном возрасте, ни - тем более - в детстве. Маме же виднее. А потом все удивляются, почему дети не любят своих родителей, почему стремятся уехать подальше и вспоминать о них как можно реже. Да потому что под прессингом чужих желаний и фантазий невозможно жить. Потому что несоответствие чьим-то представлениям накладывает на психику серьезный отпечаток. Потому что психологические травмы ни для кого не проходят бесследно. Нет, я не осуждаю сейчас своих родителей, я просто рассуждаю о том, как часто они забывали о том, что ребенок - это не выстраданное приложение, а человек. Личность, которая тоже хочет решать. Но глас ребенка никто не слышит, к нему никто не прислушивается, на него никто не обращает внимания. Потому что дитятко не смыслит ничего в жизни, и только мама знает, как надо жить. А потом непонимание, откуда в детях столько скрытой агрессии, откуда в них столько комплексов, откуда что берется, и с чего они не делятся с родителями своими проблемами. Да потому что никто их слушать не будет. Потому что, по мнению матерей, это все ерунда, потому что живут же люди, вот и ты живи.
А ведь ребенку не это нужно. Он не хочет быть марионеткой, он не хочет делать то, что говорит ему мама. Он не хочет быть каратистом, он хочет, к примеру, быть бегуном. Но разве этого кого-то волнует? И что может сделать ребенок против давления авторитетом? Поэтому дети, подавляющие внутренний протест, часто болеют - никак иначе они не могут заявить о себе. А эгоистичные родительницы при любом удобном случае еще и попрекают: я тебя родила, вырастила, на ноги поставила, а ты сволочь неблагодарная, не хочешь сделать для мамы такую мелочь. Грустно это все. И горько на такое смотреть. Ребенок, которому с младенчества внушают, что он обязан, никогда не вырастет счастливым. Мне жаль таких детей. Но еще больше мне жаль таких родителей. Они ведь тоже были лишены родительской любви. Но они не знают, как поступать иначе. Они видели только одну модель поведения. Ее они и перекладывают на своих детей - и эта цепь редко когда прерывается. Именно поэтому, я тешу себя надеждой, что когда-нибудь мой материнский инстинкт самоликвидируется и я никогда не рожу ребенка, обреченного на мои же собственные муки. Повесилась моя совесть. Не выдержала такого. Проще теперь, спокойнее. Никак. Сердечная мышца толкает липкую жижу взад-вперёд. Часики ходят размеренно тик-так. Из норки прыг, в норку - скок. Круговорот эгоизма внутри индустриального пейзажа. Нет, лучше меня ни о чём не спрашивай теперь. На кой тебе эти логические завершения, чувство уверенности, галантные гарантии? Ничего лишнего, включая совесть. Вы еще на радиоволнах?
Засунув нос глубоко в свою брешь, перестаешь замечать происходящее вокруг. Очнулась, только когда твой давний знакомый разрушил стену беспрекословной тишины вокруг. – Мсье, - у Гекаты совсем не выходит французский, он из ряда вон плох, поэтому она комкает слово, пережевывая его во рту. Дюваль забавный в своей скупой простяцкой печали, и Геката лукаво улыбается его шутке про первый этаж. –Как ты думаешь, если я прямо сейчас лягу на этот стол, - Хокс безразлично проводит кончиком пальца по стакану, на котором еще таится её помада, - свешу голову вниз, пригвоздив себя лопатками к этой скатерти, - Геката сердобольно закуривает сигарету, чуть помедлив продолжает, - Как долго мне придется ждать, чтобы кровь переполнила мою голову? – Геката серьезно смотрит на Луи, как будто и вправду ждет ответа. Потом чуть улыбается, оставляя все попытки достучаться до него, а может быть и до себя. Повторяет его позу. Кто-то когда-то говорил, что для это делается для того, чтобы расположить к себе оппонента. Давно ли ты расположился ко мне, Луи Дюваль? - Есть причины твоей рождественской грусти, или ты просто вчера хорошенько перебрал, а сегодня пытаешься изобрести велосипед? – томный взгляд грустного щенка. Они с Луи сейчас просто идентично несчастны. В рождественские каникулы, совершенно одни, не считая бутерброда на столе у Хокс, к которому она так и не прикоснулась. Грустный бутерброд совсем не такой вкусный.

актуально к прослушиванию: the rasmus feat anette olzon – october and april;

 Отправлено: 13.03.13 21:32. Заголовок: Бывают вечера, когда..

Бывают вечера, когда прошлое рвется в настоящее с такой огромной силой, что даже если закрыть глаза, то всё равно будешь видеть картинами воспоминания из детства, молодости. Почему-то сейчас, ему вспомнилась его мать – сильно похожая на него самого.
У Жаклин были такие же темные, кучерявые волосы, бледное лицо и голубые глаза, а ещё она очень любила цветы. Полевые цветы, которых часто приносила домой, когда возвращалась с работы, или очередной прогулки с сестрой. Они всегда лежали в вазе, у её кровати, и она вдыхая их запах говорила маленькому Луи-Ронану, что он должен ценить красоту, и он запомнил эти слова навсегда. Красота для маленького Дюваля стала своего рода божеством, нечто всевышним – смыслом жизни, поэтому он везде искал её-красоту.
А потом...
Потом оказалось, что Бог не там, где ему следует быть. Что возможно, его и никогда не было. А если он всё же был, то давно покинул людей, и ушел в свой собственный мир. Оказалось, что тьма должна была стать лучшим другом Луи, а этого ему не простил никто. Даже мама. Она долгое время запиралась в своей спальне и плакала, а мальчик чувствовал себя виноватым, хоть и не понимал за что он провинился. Но все страдали вокруг него, и он это видел. А отец и вовсе отказался от него. тьма же сидела в углу, и не покидала его, оставаясь единственным преданным другом, который не отвернулся от него. Вначале он пытался прогнать её, надеясь, что сможет вернуть себе семью, но потом понял, что кроме тьмы у него никого и не осталось. Все отказались от него.
Даже мама...
Луи-Ронан давным-давно ничего не слышал о них, да и не хотел. Но почему-то сейчас вспомнил глаза матери, когда она подписывала те бумаги и отправляла его в США, вместе с Фредериком Грином, которого совсем не знала . Хотела ли она избавиться от него, или считала, что так для него будет лучше? Может она понимала, что если Луи останется с ними, то у него никогда не появится шанс добиться всего того, что у него было сейчас?
Брррр....
Дюваль прижался лбом к поверхности стола и сам поразился тому, что спустя столько лет, он всё ещё не мог забыть об этом. Не мог забыть слова отца, священников, церквей... всё, что напоминало ему о том, что он сын дьявола. Сын тьмы. Но он давно не вспоминал о Франции, о своей семье, так что же случилось сейчас?
-Недолго, - совершенно спокойным голосом ответил Дюваль и наконец-то поднял голову со стола, это выглядело уж больно странно со стороны. Он смотрел на Гекату, которая была в той же позе, что и он, и почему-то улыбнулся. Она была мила, даже красива, и черт возьми, почему она так сильно хотела пригвоздить себя к этому столу сейчас? – Наверное минут семь, девять, или может меньше. Но скажу тебе одну вещь, - Луи чуть приблизил лицо к лицу Хокс, - Я не дам тебе это сделать. Ну, по крайне мере сегодня, уж точно, - улыбнувшись француз мягко дотронулся ладони девушки и взял в свою.
-Я редко напиваюсь, - искренне признался Дюваль изучая ладошку девушки, которая казалась ему уж очень маленькой по сравнению с его рукой, - не принимаю наркотики, и в целом, меня можно назвать идеальным мужчиной, чем не идеален? – Луи слегка выпрямился, и даже улыбнулся, но ладонь Гекаты не стал выпускать из своей, и мягко проводил пальцем по линиям на ней.
-Но это всё неправда. – Почему-то начал Дюваль, - Знаешь, я никогда не хотел завоевать звание «идеального мужчины», или стать хорошим человеком потому, что я не такой. Видит дьявол, я не такой... – почему-то Дюваль немного помолчал, - и поэтому я не думаю, что я заслуживаю того, что мне подкинула жизнь. Уж слишком щедра она ко мне, и это... это всегда заканчивается плохо... – Луи вновь улыбнулся и поднес ладонь девушки к губам, после чего всмотрелся в её лицо, словно хотел прочесть её мысли.
-Я могу понять почему я здесь, - начал Дюваль, - знаешь, я вообще по жизни «одинокий волк», и не слишком люблю праздники, особенно семейные, так как для этого нужно иметь семью, но ты... почему ты здесь, шери?
Гекату он никогда не считал самым оптимистичным человеком, и ясно видел, что она носит внутри себя слишком много шрамов, которые время от времени начинают кровоточить. И сейчас, Луи, возможно ковырялся у неё в сердце, но этот вечер был странным, а они оба слишком одинокими и грустными. Ладонь Хокс была холодной, и Луи хотелось согреть её. Без какой-то особой причины. Просто так. Согреть.

 Отправлено: 24.04.13 04:19. Заголовок: весь вечер убеждатьс..

весь вечер убеждаться в том,
что просто друг.
но столько нежности в простом
сплетеньи рук.

Сейчас Гекате оставалось только смотреть на то, как Луи трепетно обнимает её ладонь, и искренне удивляться карме: как же все-таки вовремя судьба посылает нам нужных людей. Среди восьми миллиардов, в день, когда стало совсем невыносимо тоскливо, отыскался Луи Дюваль, и эта заскучавшая кафешка приобрела свой шарм и даже как-то заметно посветлела. Можно ли быть расстроенным, опечаленным и подавленным от чего-то конкретного, когда ты уже больше года круглосуточно несчастен? Геката осталась бы жить в Турции, с превеликим удовольствием. Там нет проблем, даже если ты умираешь, даже если от тебя зависит судьба всего человечества, а ты, как эгоистичный ребенок закрываешь в доме дверь. Там день и ночь тебя встречают красные платки на шеях туристок, на пирсах пахнет жареной рыбой, завернутой в булке, а глаза сами хотят видеть мир. Когда возвращаешься из города своей мечты, где было так хорошо, в полуразваленной Америке становится невыносимо одиноко и грустно, чувствуешь себя вырванной с места, да и просто вырванной. Раз и навсегда, с корнем. Просто в один прекрасный момент просыпаешься, и понимаешь: жизнь твоя разделилась на чушь и ложь, и нет в ней никакого прошлого, да и будущее, если честно, не светит. Наступает момент все бросить, задышать счастливей, свободней, дальше, может быть, от города и прогресса, от условностей - бестолковых плотин, от всех людей подальше. От всех идиотских истин. А нет же, сидишь на месте, перебирая в голове свои мечты, оставленные в городе-счастье, подаренные совсем не тем людям, и чувствуешь себя слепым посреди магистрали. Эта осторожная, ласковая боль началась в области виска. Кто-то потихоньку сдавливал мою голову горячими пальцами. Я даже не сразу поняла, что со мной. Невидимые нежные руки гладили меня по затылку, по шее, а затем спустились к груди и легонько, но остро дотронулись до сердца: раз, другой, третий. Будто укололи тонкой иголочкой. Глаза закрылись сами собой, и мне больше не хотелось их открывать. Я знаю только свое имя и имена людей, от которых ничего не осталось. Если бы я могла все вернуть. Эту боль сегодня нарушал Дюваль, маленьким калейдоскопом, вернувшим меня, хоть и ненадолго, но к жизни. Геката нежно улыбается, и впервые за долгое время её улыбка не вынуждена быть наигранной или притворной: все настоящее, хоть на пробу бери. Луи действительно рождает в ней что-то такое теплое, с виду очень напоминающее томящуюся под крышкой теплоту. Его горячие ладони то и дело задевают венки на её руках, а она, от скудного незнания, лишь чуть крепче сжимает его ладонь. Двигает свой стул поближе, так что расстояние заметно сходит на нет, и, коснувшись свободной ладонью мочки его уха, приоткрывает завесу потустороннего мира: - Хочешь, я открою тебе секрет, Луи? – дразнящая теплота его кожи отпечатывается на губах при каждом слове, Геката не дожидается ответа и продолжает, - Все в этой жизни заканчивается плохо. Всегда. Она прямит спину, сочувственно поджав губы. Ей ведь действительно жаль. Утыкается лбом в его плечо, побитой собакой найдя утешение. – Совсем не обязательно быть идеальным, - пожимает она плечами, - мне, например, совершенно достаточно того, что ты настоящий. Геката замолкает, а сама придумывает еще тысячи завершений этой фразы. – Да и тем более, будь ты идеальный, как бы я по твоему должна была бы тебя отдать другой девушке? – Хокс расплывается в улыбке, не поднимая головы, лишь покрепче обняв длинными пальцами его руку. С такими людьми как Луи нужно вести себя правдиво, и в первую очередь перед самим собой. С такими людьми не нужно делать чего-то напоказ. Достаточно того, что он, уверена, слышит её улыбку.

Иногда кажется, что я все могу, я словно трогаю это «могу», как буквы и знания. Иногда я все могу, а иногда я ничего не хочу. Это тоже баланс. Кому-то оторвало руку, но это к лучшему, может и не для него, но для кого-то другого лучше. Все не только сбалансированно, но и связано. В жизни все именно так, как должно быть. Жизнь умнее вас и меня. Она умнее всех ученых и мыслителей. Она, пожалуй, открыта со всей своей элементарной простотой только тем, кто молчит – детям. Они слишком чисты и просты. А вы, люди, грязные. Не нужно пытаться понять сущность жизни, это лишнее. Поверьте опыту Гекаты Хокс, которая слишком долго рылась, пытаясь найти смысл. Когда запутался, нужно просто плыть. Это еще один закон жизни. Нужно просто расслабиться, оставить все как есть. Жизнь найдет для тебя выход. Это не просто закон, это доказательство того, что жизнь проста в сущности, настолько проста, что вы, философы, логики лезете в дебри и путаетесь. Не нужно все усложнять. Все состоит из мельчайшего, простого. Не вам судить сложность этой простоты. Всего лишь нужно перестать думать .
Вот есть я и ты. Мы не любим друг друга, но сегодня вечером расстояния между нами наотмашь нет. Но мы не хотим жить, мы уже живем. А те, другие люди, они всего лишь хотят секса, денег и праздника. Все это мелочно. Просто – не значит мелочно. Потому они слепые и глухие от своих желаний. Я не говорю, что мы лучше. Я говорю, что у нас с тобой отдельная планета. – Шери, знаешь ли, тоже иногда бывают одни, - грустно улыбнулась Хокс, наконец подняв голову с его плеча. Почему сегодня она одна? Потому что в мире, где проживает восемь миллиардов людей, ей сегодня не нашлось места. Ей уже несколько дней не находится и маленького местечка, куда просто можно было бы приткнуть свой замерзший нос. Ты слышишь, как безумие подкрадывается к тебе на своих тоненьких ножках? Разве ты не слышишь, как стонет и мечется по покрывалу небес буря, и воет, воет за окном, так что хочется укрыться с головой теплым одеялом, как в детстве. А ты все сидишь, а бессонница уютно свернулась у тебя на кровати, делает вид, что спит, но ты то знаешь. Знаешь, что стоит тебе отвернуться, как она приоткроет глаза и будет усмехаться ровными рядами острых, тонких зубов. Несколько бессонных ночей, блок сигарет и пустая квартира – вот что привело меня к тебе. Сама себе усмехается «Луи, одинаково не любят и святых и грешников: посмотри хотя бы на меня», сама себе признается «наркозависимая, коротающая свои дерьмовые деньки где-то вроде этой кафешки, где ничего не светит». Геката уже что-то решила сказать, но вовремя закрыла рот. Она трогает пальцами его волосы и не перестает улыбаться, пусть и её обезумевшая полуулыбка мешает в себе все, что только можно: от нежности до сожаления. – Просто сегодня мне тоже немножечко не повезло. Смотришь и думаешь, я бы в такого, наверное, даже влюбилась, А тебя по другому мужчине нещадно рвет и ломает. И почему мы все время выбираем не тех? Не тех, не то и не туда. – Не бери в голову, - уверенно заявляет Геката, забрав со стола бокал чинзано вперемешку с грейпфрутовым соком. Сегодня нужен был алкоголь, как мера предохранения от самих же себя. Пьет морщит нос, потому что, конечно сока здесь было ровно для цвета и тянет Луи, настойчиво вжимая стакан ему в руку. – Пей и не думай о чуши, которую я несу. Это все магнитные бури, природные катаклизмы и озоновые дыры, - усмехается Геката, и уже старается не выглядеть такой разбито-несчастной, коей казалась пять минут назад. Достаточно на сегодня и одной не собранной воедино души, оставленной прозябать кусочками, Луи, пускай это будет моя.
Храни его, Господи. От нелюбви храни. От пустоты… От горя отведи и от беды. От подлости других людей. Измен, от одиночества, вины. От бедности храни, от нищеты. Храни его, Господи. Храни.