Отправлено: 07.03.13 15:08. Заголовок: ты кружила словами бессвязную карусель; 07.12.2010 - [ЗАВЕРШЕН]

Dagny Strindberg & Elni Ullmann
галерея Стриндберг, Вашингтон, США;

Первая выставка Дагни, которая получила достаточно хорошие отзывы, только вот сама виновница торжества от всех прячется, поэтому мало кто знает её в лицо. Что только не говорят о правнучке Августа Стриндберга, которую все журналисты хотят сфотографировать или хотя бы взять у неё интервью.
А рыжеволосая девушка случайно забрела сюда, а может судьба сама её привела...

 Отправлено: 08.03.13 03:33. Заголовок: внешний вид: красное..

цитата:

внешний вид: красное пальто, яркий [синий с красным же] вязанный шарф; чёрные джинсы, белый свитер «без горла»; на ногах - мягкие, чёрные сапожки; волосы собраны в хвостик, кончики которого слегка завиты; минимум макияжа.

Пирог со сливочным кремом, лимонный шербет, сладкий крем-брюле и немного сахарной ваты. Нежные оттенки пастели, приправленные острым холодком, витали вокруг Эльни подобно наваждению. Она купалась в них, как летом – в солнечных лучах и в морских волнах, с той только разницей, что сегодня её согревал тёплый шарф и пальто, а освежал морозный ветерок, что врывался в слегка приоткрытое окошко звенящего трамвая, что курсировал от искусственного мини-парка до той оживлённой части города, где можно найти всё на свете – от уютных кафе и магазинов до скромных, но интересных галерей, где всегда было значительно увлекательнее искать вдохновение, нежели чем в более пафосных и людных арт-обителях.
Сегодняшний день можно было назвать совсем обычным и ничем не примечательным. Мисс Ульманн поднялась рано, позавтракала – она никогда не любила кофе, и потому извечно останавливала свой выбор на чашке горячего молока; позвонила матери – каждодневная беседа напоминает перемотку видео на одном и том же месте – вот Эльни подходит к телефону, что висит на стене в кухне, снимает трубку, набирает цифры, тихо шепчет «алло» и замирает на долгие полчаса, осторожно накручивая на палец лихо завитый провод; и, отчего-то решив, что один день безделья именно сегодня и сейчас совершенно не повредит – отказалась от ежедневного урока наедине с зеркалом. Вместо этого натянула своё красное пальто, обмотала шею толстым шарфом и выскочила на улицу, в надежде поймать за хвост, быстро меркнущий день.
Самое трудное – это привыкнуть к мельканию лиц, к шуму, к ярким огням этого большого суетного города. Эльни ещё помнила, как ошеломил её этот шум, когда она только-только приехала в Вашингтон. Казалось – никогда не привыкнет, а между тем, прошло всего пару недель и у мисс Ульман уже появились любимые места, любимые маршруты. Через дорогу от дома, где она снимала квартиру – уютное кафе, где так приятно завтракать, перед работой, ещё через пару домов – книжный магазин, в котором так приятно «зависать» в свободные часы, если проехать пару улиц на такси, то можно прогуляться в парке, а когда хватает времени, то и отправиться покататься на трамвае, что следовал по маршруту, коей рыжеволосая шведка окрестила про себя: «все удовольствия разом», ибо проходил он по живописным местечкам, отдавая дань уважения старине. Сегодня как раз наступил его черёд.
Купив в киоске журнал, а у уличного торговца пончик с клубничным вареньем, Эльни с наслаждением заняла своё место у окна, приготовившись к долгому и приятному пути. Погода стояла отличная – не ненавистные мороз и солнце, а сухой холодок и ясное небо, лишь слегка затянутое молочной дымкой. Идеальное время для прогулки. Лучше и придумать нельзя.
Глянцевые страницы журнала забивали голову глянцевой же галиматьёй. Мисс Ульман настолько увлеклась перечислениями модных ныне фасонов, цветов, причёсок, косметических средств, что даже всерьез, на мгновение, задумалась над тем, чтобы подарить маме на Рождество набор блесков для губ или новые духи. Глупо, отец, крайне негативно относящейся ко всему такому, никогда не разрешал своей жене пользоваться косметикой, но столь соблазнительно, что пальцы, липкие от клубничного варенья, даже загнули пару уголков на страницах с особенно лакомыми экземплярами.
Лень особенно приятна тогда, когда дозволяется себе изредка. Именно поэтому Эльни сейчас наслаждалась своей ленью, как голодный – сытным ужином и даже ощущала лёгкое головокружение от соприкосновения с нею. Откинувшись на сидении, слегка склонив голову набок, рыжеволосая замерла, устремив задумчивый взгляд в окно, скользя мечтательным взглядом по спешащим прохожим, высоким домам, развешанным тут и там рождественским украшениям, ярким витринам и афишам. Одна привлекла её внимание – яркий росчерк на светлом фоне, небрежно, но изящно надписанная по косой фамилия – Стриндберг. Эльни вздрагивает, как от разряда тока, живо распрямляется и пытливее всматривается в бегущую перед глазами яркую картинку. Выставка художницы, носящей фамилию «крёстного отца» … Нет-нет, это никак нельзя пропустить! Буквально на следующей остановке [благо трамвай не увлёк мисс Ульман далеко от желанного места], девушка вышла, спешным шагом направляясь к желанной двери, возле которой красовался яркий указатель.
Ей посчастливилось купить билет, хотя народу было достаточно много в том числе и репортёров и шагнуть в святая святых. Что встретило Эльни, искательницу, что шагнуло к ней, протянув обе руки? Вдохновение. Чистейшее вдохновение озарило, подчинило, увлекло за собой. Мягкие мазки, чувственные изгибы, чистейшие цвета, слегка затуманенные лёгкой дымкой, могущей напомнить о прошлом – работы той, что носила столь любимую мисс Ульман фамилию, потрясли рыжеволосую шведку до глубины души. Она глядела на них и не могла насмотреться. Она дышала, но воздуха всё равно не хватало. Эльни хотелось проникнуть в глубину каждого из полотен, попробовать их на вкус, почувствовать прикосновение кисти, что создало эти шедевры, на своей коже. Голова кружилась, и ноги становились ватными. Страшась, как бы в эту, опасную для её способности, секунду, стопы не оторвались от пола, а сама она не воспарила к потолку, мисс Ульман благоразумно присела на банкетку рядом с незнакомой, худенькой девушкой, в порывистом жесте прижав тыльную сторону руки ко лбу.
- Боже … Вы когда-нибудь видели что-нибудь более прекрасное …, - прошептала Эльни, скорее обращаясь к Всевышнему, чем к соседке, но потом спохватившись быстро добавив, - Мисс?

 Отправлено: 08.03.13 10:12. Заголовок: внешний вид; Под но..

внешний вид;

Под ногтями всё ещё оставалась краска, от которой никак не избавиться. Иногда казалось, что краска ещё давным-давно стала частью её самой, и что вместо крови, у неё течет сплавленная краска. Впрочем, кровь тоже краска, которой можно рисовать прекрасные картины. Дагни смотрела на свои пальцы – красный, синий, черный, вот и зеленый, фиолетовый, оранжевый... все краски мира смешались и уместились под её ногтями, а она уже перестала пытаться отдирать их, - всё равно не поможет. Всё равно она художница, всё равно душа из краски.
Выставка оказалась довольно удачной, хотя, Дагни не до конца понимала причину этого – её собственный талант, или всё же фамилия знаменитого родственника. Впрочем, одно кажется не мешало другому, хотя девушка то и дело слышала «Стриндберг», и каждый раз неловко вздрагивала. Женщина сорока пяти лет, по имени – Мария, очень помогала ей, и сама разговаривала со всеми репортерами, фотографами, ценителями искусства, и всячески пыталась скрыть тот факт, что автор этих произведений уже который день бродит по галерее и наблюдает за окружающими.
Было много слов, порой слишком много, поэтому Дагни скрывалась в свою маленькую комнату и пыталась успокоиться. Она не хотела лишний раз вызывать приступ гипервентиляции и тем самым оказаться в центре внимания, да и к тому же, она очень усердно пыталась скрыть от всех тот факт, что она и есть «та самая правнучка Стриндберга». Мария спрашивала, почему же она так поступала, и Дагни не находила прямого, или даже правильного ответа. Она просто не хотела быть «правнучкой известного Стриндберга», не хотела чтоб её ценили как его тень, и именно поэтому она уехала из Швеции. Тётушка не понимала, и сколько раз говорила её родителям, что не стоит отпускать молодую девушку так далеко, но Дагни не хотела оставаться в мире Августа Стриндберга, который хранили та же Жюли, и её дядя. Они не понимали, что их отношение к творчеству своего «великого родственника» переросло в фанатизм, а Дагни не хотела быть частью этого. Поэтому и уехала... поэтому и выбрала свой собственный мир, в котором всегда жила, но который здесь, в Вашингтоне был реальнее, чем где-нибудь ещё.
Мария предлагала ей взять псевдоним, но она напрочь отказалась. Женщина удивилась, не понимая зачем же всё усложнять, но девушка знала, что от самой себя никуда не убежишь, и что она всегда останется Дагни Стриндберг. Главное чтоб тебя запомнили не как правнучку Августа Стриндберга, а как великую художницу, которая была его родственницей. Да, у шведки был достаточно сложный характер, и пожалуй, Мария во многом ей уступала, за что и получала неплохой гонорар. Одной из её главных задач было скрыть Дагни от общественности, поэтому на этой первой выставке никто, ни одна душа не знала как выглядел автор этих произведений.
В галерее было людно, и девушка опустилась на скамью, поднеся ладонь к носу и вдыхая запах красок – это всегда её успокаивало. Потом она снова сунула руки в карманы, и уставилась на одну из своих картин, а точнее на красное пальто с синим шарфом, и рыжими волосами. Стриндберг чуть склонилась дабы увидеть лицо девушки, что стояла перед ней, но та сама отступила на пару шагов, и опустилась рядом с ней. Дагни удивленно смотрела на неё, и чувствовала какую-то непонятную теплоту, что разливалась по всему телу. И дело было не в её словах, нет, дело было в другом, совсем другом...
-Вам так нравится? – неловко усмехнулась шведка и глянула в сторону своей картины. Это была одна из самых первых, что она нарисовала в Англии, когда поступила в университет своей мечты. Тогда не она рисовала, а сама душа изливалась на полотно, и лишь утром, когда Дагни проснулась на полу, то она обнаружила эту картину, которую назвала «её мир», но никто не знал чьим он был, даже сама Стриндберг. Преподаватели остались в восторге, и сказали, что её ждет великое будущее, но Дагни было всё равно.
-А мне всё кажется, что в правом углу, совсем близко к раме, не хватает немного красного. Совсем чуточку... – почему-то произнесла Дагни и сама испугалась того, что могла себя сдать. – Вы ценитель искусства?
Дело было в другом... совсем другом...
Ей казалось, что она впервые поняла Августа Стриндберга.
Потому, что встретила её...
Мисс Жюли...

 Отправлено: 08.03.13 11:09. Заголовок: Некоторым людям не н..

Некоторым людям не нужна еда, вода, сон – только лишь искусство, упоение от увиденного и услышанного – именно таким человеком была Эльни, во всяком случае, большую часть времени.
Какая-то часть её души столь чутко откликалась на зов, как чужих, так и своих муз, что, порой, она даже боялась излишне погружаться в окружающую её красоту. Лишь слегка, почти чуть-чуть приоткрыть полог и снова его закрыть, приоткрыть и опять закрыть, а затем снова и снова, вбирая в себя по глоточку, как терпкую наливку, то, что заставляло душу и сердце трепетать.
Вот и теперь, сидя на банкете, в окружении дюжин совершенно восхитительных работ неизвестной доселе художницы, мисс Ульманн почти боялась того головокружения, кое овладело ею целиком. Хотелось одновременно, и убежать подальше, и отдать должное каждой из картин, пытаясь проникнуть в мир, изображённый на них. Хотелось прямо здесь и сейчас лечь прямо на пол, раскинуть руки и упиваться до пьяна образами, что обрушились на голову сверкающей лавиной, а лучше всего – воспарить ввысь, дабы до конца насладиться восторгом.
Разумеется, ничего подобного девушка не сделала. Если первое выглядело бы откровенно глупым, то второе являлось бы более чем опасным. Поэтому Эльни сжала кулачки на коленях, глубоко вздохнула, стремясь привести в порядок разум и утихомирить взбунтовавшиеся чувства, а затем ещё раз обвела быстрым взглядом то, что повергло её в такой эстетический шок. Волшебно, совершенно волшебно. Если бы только что-то из этих работ продавалось. … Хотя, даже и продавалось бы – вряд ли у неё хватило бы денег. От этих мыслей на душе сделалось грустно.
- Оо …Безумно понравилось. Знаете. … Это какая-то совершенно иная вселенная. Некий чудесный, почти пугающий, но завораживающий мир, в котором нет ничего из того, что похоже на то, что окружает нас с Вами, но, вместе с тем, имеется всё на свете, - поспешно ответила мисс Ульман, с улыбкой оборачиваясь к собеседнице. Сейчас, когда первый порыв потрясения прошёл, рыжеволосая шведка испытывала почти физическую потребность в том, чтобы излить душу какому-нибудь слушателю или слушательнице, и присутствие незнакомки оказалось как нельзя кстати. Оставалось уповать лишь на то, что та не сбежит от столь восторженной собеседницы, чьё вынужденное одиночество скрашивали бы беспорядочные грёзы.
- Ой. … Нет. Нет же …, - Эльни даже подпрыгивает на месте – настолько она взбудоражена происходящим, протягивает руку вперёд, дабы лучше «доказать свою правоту», - Вы видите. … Там, как будто ночь прерывается и стекает за горизонт. Мне кажется краски там достаточно. Если бы её было чуть больше, то не было бы такого эффекта. А так создаётся ощущение, что ещё немного, и сумрак вытечет за пределы рамы и окутает всё своим лиловым бархатом. Это так замечательно … Вы не находите?
Мисс Ульманн вновь [в который уже раз] переводит взгляд с полотна обратно на сидящую рядом с ней девушку и снова возвращается к любованию Живой ночью. Не замечая ничего вокруг, не видя и не чувствуя людей рядом, рыжеволосая как будто загипнотизирована тем, что раскрывается перед её взором. Это напоминает [вернее может напомнить], то, что происходит с людьми в период влюблённости, когда смотришь в лицо человеку и не можешь на него наглядеться. Поэтому нет ничего удивительного в том, что шведка пропускает последнюю фразу собеседницы мимо ушей, а когда спохватывается, то краска смущения заливает её щёки. Она виновато глядит на девушку, слегка покусывая зубами кончик мизинца, взгляд её зелёно-голубых глаз падает на руки незнакомки, выпачканные краской, что так же завораживает своей живописностью и удивительной гармонией, и только спустя какое-то время, отвечает, легко пожимая плечами и улыбаясь так, как умеет только она одна – немного грустно, ласково, мягко и безмерно очаровательно.
- Я не знаю. Возможно и да. … А может быть и нет. Во всяком случае, я не занимаюсь этим профессионально, посему – вряд ли я достойная столь звучного титула, как «ценитель». Просто я люблю. … Люблю всё это, - ещё один лёгкий, стремительный жест рукой, - Я играю на скрипке. Вот. А Вы … Вы – творец?

 Отправлено: 08.03.13 11:54. Заголовок: Рыжеволосая не своди..

Рыжеволосая не сводила взгляд с полотна, а Дагни не могла заставить себя отвести взгляд от сидящей рядом с ней девушкой, которая так восторженно рассказывала о её собственной картине. Шведка неловко опустила голову, и как-то нервно начала теребить рукав пальто пальцами, - это было ново для неё. Выставка проходила уже которую неделю, и впервые Дагни была настолько заинтересованна в ком-то, кто казалось бы видел тот мир, который она сотворила своими руками, но который оставался незамеченным другими. Да, ценители искусства восхищались её красками, называли её произведения «свежим глотком воздуха», что не утратил ценности прошлых столетий, но никто из них не говорил Стриндберг таких слов, и поэтому она удивленно, даже слегка шокировано смотрела на рыжеволосую незнакомку, что сидела рядом с ней.
Где-то в нескольких шагах от неё Мария остановилась, и смотрела прямо на неё, словно тем самым спрашивая, нужна ли ей помощь, дабы избавиться от ненужных ей знакомств. Дагни слегка покачала головой в знак того, чтоб её оставили в покое, что сейчас всё более чем хорошо, что она казалось бы, нашла ту, которой была Жюли для Августа.
-Вы так думаете? – снова нервно ухмыляется она и переводит взгляд с девушки на собственную картину. Иногда, Дагни сама не могла понять своих творений. Часто, рисуя несколько ночей подряд, и изрядно измотавшись, она просыпалась и видела перед собой совсем незнакомую ей картину, - словно она начинала рисовать одно, а заканчивала другим. В такие моменты, что происходило почти всегда, Стриндберг говорила, что какая-то высшая сила, "боги красок" рисовали её руками, и её тело лишь подчинялось их порывам, прихотям, каждому движению. Дагни смотрела на свою картину, которую тоже рисовала её душа, и только её душа, которой управляли "боги красок", но не верила тому, что кто-то мог воспринимать её мир таким, каким он был. Стриндберг всегда была уверена в том, что возможно, её искусство примут, и её имя войдет в историю, как одной из самых великих художниц, но никто и никогда не сможет до конца увидеть её мира, а эта девушка...
-Возможно, вы и правы, - и снова шведка не знает что ей отвечать. Снова вглядывается в собственное полотно, и тогда, в ту минуту, ей кажется, что рыжеволосая права, и красный цвет там был бы лишним, что само по себе странно. Будучи слишком своенравной и самоуверенной, Стриндберг всегда слушала только свой внутренний голос, и все эти годы была уверена в том, что чего-то этой картине не хватает, немного больше красного, вот там – в углу. Но она не решалась ничего менять потому, что не хотела рассердить богов красок, и не испортить их творение, созданное её руками и душой.
-Никогда бы не подумала... – едва слышно произнесла Дагни и снова перевела взгляд на свою собеседницу. От неё исходил солнечный свет, какой-то ненормальный, безумный, но в то же время очень нежный. Она освещала всё вокруг, и картины Дагни в том числе, поэтому девушка не могла отвести от неё взгляд. И дело не в похвале, нет, а скорее в том, что она была настоящим произведением искусства. Сама эта рыжеволосая была вдохновением и музой во плоти, что будоражило и пугало одновременно.
-Но вы явно разбираетесь в этом, - улыбнувшись согласилась Стриндберг, - да и, чтоб ценить искусство не надо заканчивать специальное училище, ты либо видишь это, либо нет. Я знаю многих «ценителей» со стажем, которые слепы, и не видят... – Дагни снова улыбнулась. Она не считала себя кем-то уникальным, или слишком талантливой художницей, но она умела видеть, в отличии от других, и ценила то, что и правда стоило ценить. –Творец? – переспросила Стриндберг и снова перевела взгляд на собственную картину, - Пожалуй, можно и так сказать... – она помолчала немного, словно не знала признаваться незнакомке, или нет, что именно она и есть «та самая Стриндберг».
-Никогда не слышала того, что вы только что сказали. Этой картине чуть больше четырех лет, и она, пожалуй, первая, которой я начала видеть краски такими, какими они были для меня. Первая, которой меня узнали и назвали художницей. Первая... – шведка опустила голову и помолчала немного, - Дагни Стриндберг, спасибо вам... – тихо произнесла она посмотрев на девушку, словно делилась с ней очень важной тайной. –Меня тут никто не знает в лицо, поэтому... буду благодарна, если вы меня не сдадите... – и снова улыбка пробежала на губах Дагни, а Мария, что смотрела из-за угла, явно поняла, что она раскрыла своё имя.
Но это была Жюли...
Их со Стриндбергом Жюли...

 Отправлено: 10.03.13 00:34. Заголовок: Эльни любила совреме..

Эльни любила современную живопись. Хотя бы потому, что многие художники ныне имели возможность открыто заявить о себе миру, не страшась быть не понятыми так, как были бы они не поняты в годы прошедшие, когда рамки имели куда более узкие границы, чем ныне. Это вовсе не означало, что мисс Ульманн с головой окуналась в любое творчество, без разбора поглощая то одно, то другое, бездумно пуская в свой мир разнообразные, порой мало приятные и понятные образы. Это случалось не так часто, как могло показаться на первый взгляд, хотя зелёно-голубые глаза девушки видели многое – мисс Ульман не раз и ни два в месяц посещала галереи и выставки. Поэтому она могла понять разницу между тем, что испытывала там, и что ощущала здесь. Огромную разницу.
- Разумеется так, а как же иначе? – на губах рыжеволосой шведки улыбка, в глазах – растерянность.
Она вовсе не испытывала желания лукавить, превознося достоинства неизвестной до этого часа художницы. Работы действительно пришлись Эльни по душе, даже больше, чем могли. И на её мнение вовсе не наложило отпечаток то, что девушка, создавшая этим полотна, вполне может быть имела прямое отношение к обожаемому Августу Стриндбергу. Она сама по себе умела произвести неизгладимое впечатление, даже не произнося вслух имени знаменитого, быть может, предка.
- По правде сказать, я даже не ожидала, что увижу нечто подобное, когда пришла сюда, - призналась мисс Ульман, глядя на свою собеседницу, - Меня привлекла фамилия. Стриндберг. Я очень люблю творчество этого человека. Он, если так можно сказать, является моим своеобразным крёстным отцом – меня назвали в честь одной из его героинь, - та, что под крышей родного дома откликалась на Юлию, мечтательно улыбнулась в пустоту, а чуть погодя продолжила, - Но. … Теперь я вижу, что это был знак. Знак, который повелел мне прийти сюда, чтобы увидеть.… Увидеть всё это.
Она облизывает пересохшие губы, ещё раз всматривается в линии на полотне, заворожённая переливами красок. Как бы ей хотелось засыпать и видеть их, путаться в хитросплетениях оттенков и полутонов, уже там, в глубине, видеть сны туманящие разум. Как бы ей хотелось просыпаться и снова смотреть на них, почти физически чувствуя, как зарождается новый день там, в этом странном, но пленительном окне в чужой, но ставшим близким мир.
- Наверно Вы правы … Я всегда думала, что, … Что нужно чувствовать сердцем то, что нравится тебе. Если не чувствуешь как быстро оно бьётся, если твоя душа не воспаряет к небесам, всякий раз, когда ты соприкасаешься с … с этим, то тогда, возможно, и не стоит мешать кому-то другому оценить то, что не оценил ты. Ведь искусство – его нельзя измерять алгеброй. Это не сухие цифры. Это то, что рождается где-то за пределами мозга – в космосе, или в некой, невиданной стране, где живут музы, а потом рождается на земле в красках, мраморе, буквах или звуке – как можно научить кого-то чувствовать эту дрожь зарождения? Вот как? Я никогда не понимала.
Она пожимает плечами, вздыхает, быстро проводит ладонью по лбу. А когда девушка представляется – вздрагивает всем телом. Так, как будто сквозь плоть пропустили разряд тока. Она. … Неужели это всё – она? Эльни никак не ожидавшая увидеть создательницу работ, что так потрясли её, столь близко, даже рот приоткрывает от изумления. Глаза её сияют от восторга.
- Вы, - шёпотом произносит шведка, соглашаясь безропотно сохранять инкогнито доверившейся ей Дагни, - Это поразительно. Я никогда. … Никогда бы не могла подумать, что окажусь так близко рядом с Вами. Так близко, чтобы сказать спасибо за. … За всё это. За восторг. За вдохновение. За лилово-синюю Ночь.
Наверно, то была воистину самая счастливая минута за последние месяцы в жизни Эльни. Потому, что ей удалось, хоть кратко, но прикоснуться к чему-то необыкновенному, к кому-то необыкновенному, способному породить в сердце ураган перестуков одним лишь штрихом угля, одним лишь мазком краски. Как сон или иное другое виденье. Сейчас мисс Ульман видела себя, по меньшей мере, представленной сказочной фее, что ткала свои иллюзии на станке, изготовленным из ароматного дерева, стоящем в расцвеченном мерцающими фонариками саду некой Волшебной страны, где правит только одно оно. Вдохновение.

 Отправлено: 10.03.13 01:13. Заголовок: Шведка неловко улыбн..

Шведка неловко улыбнулась, опустив глаза в пол и рассматривая свои ботинки, - на них тоже можно было разглядеть капли красок. Она привыкла к тому, что её фамилию знают все, и что большинство людей, что пришли на выставку, пришли именно благодаря её происхождению. Фамилия «Стриндберг» была как и даром, так и проклятьем, - так говорила тётушка, а сама Дагни всегда считала это скорее проклятьем. Как Жюли объясняла, то даром это было потому, что они являлись родственниками этого великого человека, который перевернул драматургию в своё время, а проклятьем потому, что они никогда не смогут стать достойными этой фамилии. Дагни всегда считала это полным бредом, и сказать по правде, даже хотела возразить тётушке и сказать, что она уж точно станет известной не из-за связи со своим «великим» предком, а потому, что она сама была крайне талантливым человеком.
Но эта фамилия была похожа на клеймо, от которого никогда не избавишься. Все, кто слышал «Стриндберг», вспоминали Августа, и начинали удивляться тому, что его правнучка оказывается не драматург, и даже не актриса какого-нибудь знаменитого театра, а художница. Иногда, Дагни ненавидела своего прадеда за это, но потом понимала насколько же это было глупо, ведь по сути, во всём, что происходило были виноваты окружающие её люди, а не сам Август Стриндберг.
-Случайно, не Жюли? – девушка улыбнулась всматриваясь в лицо рыжеволосой незнакомки, и не могла поверить в то, что её и правда могли звать так. Жюли – самая знаменитая из героинь Стриндберга, в честь которой назвали и тётю Дагни, но в отличии от девушки, что сидела рядом с ней, Жюли не была той самой... и сейчас, впервые за свою жизнь, шведка испытывала некую благодарность к своему прадеду за то, что именно его фамилия и свела его с этой чудесной особой, которая была похожа на подсолнух, что так умело рисовал Ван Гог.
-Судьба... – скорее про себя произнесла девушка и вновь улыбнулась, поднимая взгляд на рыжеволосую. – Вы так красиво говорите, а главное – естественно, что даже не верится. А чем вы занимаетесь? Вы ведь тоже творец? Да-да, вы тоже творец, иначе не может быть потому, что ваши слова... так чувствуют только творцы, я это знаю потому, что я никогда подобного не слышала.
Она слышала похожие слова от своего преподавателя однажды в Англии, когда тот увидел её работы и перед окончанием учебы, пожелал ей удачи в будущем. Он был замкнутым и хмурым человеком, который всегда говорил крайне мало и то по делу. В тот день он сказал ей, что её ждет тяжелый путь, что редкий талант может и дар, но вместе с тем забирает всю твою душу, а душа нужна человеку чтоб жить, выжить. Он сказал чтоб она сберегла свою душу, чтоб смогла сберечь её и тем самым творить и дальше. Дагни редко запоминала чьи-то советы, слова, но она всегда помнила тот разговор и спустя год, прекрасно понимала, что он имел в виду. С каждой картиной, она отдирала что-то от своей души, а потом пыталась распустить вместо него цветок в своей груди, дабы не потерять способность творить свой мир.
Дагни неловко опустила взгляд, когда рыжеволосая удивленно посмотрела на неё. Она почувствовала какое-то напряжение от всей этой ситуации, скорее потому, что не любила быть в центре внимания, да и вообще не могла адекватно реагировать на похвалу со стороны других, поэтому и предпочитала оставаться инкогнито для всех окружающих. Но несмотря на напряжение, и некую неловкость она не сожалела о сказанном.
-Я даже не знаю, что сказать... – искренне призналась Стриндберг и улыбнулась, - Спасибо вам, что цените моё творчество. Если мои картины стали для вас вдохновением, то это самая большая благодарность для меня. – Стриндберг немного помолчала, а потом добавила. – Я совсем обычная, хотя нет, наверное я очень странная, просто очень сильно не люблю быть в центре внимания, да и я хочу честности от людей. Все эти дни я наблюдала за окружающими и смогла узнать, кто что думает про моё творчество. Не могу сказать, что это что-то изменило потому, что я всё равно буду рисовать так, как я вижу. Но ваши слова... я никогда такого не слышала, и сказать по правде, я благодарна вам за это. – Дагни снова улыбнулась и перевела взгляд на свою картину. Людей в галерее становилось всё меньше и меньше, последний день выставки всё же, да и до закрытия осталось не так уж и долго.
-А знаете... – внезапно начала Стриндберг, - я дарю её вам. Эту картину. Пусть она будет у вас, мне будет приятно, и я не приму отказа, - девушка улыбнулась. На первой выставке она не продавала свои картины, особенно те, которым было немало лет, но сейчас она и правда хотела сделать этой рыжеволосой девушке подарок и понимала, что её первое творение будет в самых надежных руках.

 Отправлено: 17.03.13 18:31. Заголовок: With her cherubic qu..

With her cherubic quantity—
An April but begun [c] Emily Dickinson

Возможно, это показалось бы странным, но сама Эльни так же, считала собственное имя – проклятием, пусть его сила была не столь ярко выражена, сколь у Дагни. Более всего на свете рыжеволосая шведка боялась повторить судьбу героини пьесы Стриндберга и оттого многое, что случалось в её жизни, пропускала через призму этого странного, но ярко ощутимого страха. Иногда, в былые годы, она стремилась сбежать от этого имени, едва ли со слезами на глазах умоляя родственников перестать называть её «Жюли», даже выдумывала себе иные прозвания [в те дни, как раз, и переделала «Эллен» в резвое «Эльни»], однако ничего не помогало, ничего не менялось под небом – мисс Ульманн так и оставалась для всех «Жюли», Стриндберг превратился в «крёстного отца», а страх – в нечто привычное и почти неосязаемое в светлые, лишённые тревог, деньки.
- Жюли, - кивает рыжеволосая, и улыбается своей мягкой, непосредственной улыбкой скромницы. Ей одновременно и приятно, и неловко при мысли, что внучка известного драматурга столь быстро угадала имя, имеющее к ней непосредственное отношение. Эльни чувствовала себя так, как будто встретила не только интересную ей личность, но и родственницу, кою должна была, но, ни разу, отчего-то, не видела.
- Но моё полное имя, всё же, звучит иначе. Эльни Жюли Ульманн. И … Мне очень приятно.
Поначалу ей хочется подать мисс Стриндберг руку, её собственная даже вздрагивает, но не поднимается с колен, не решаясь потревожить покой художницы.
- Я не знаю, правда. Я музыкант. И я играю на скрипке, но, увы, пока так и не создала ничего своего. Того, что отразило бы мой мир – целиком, полностью и до конца.
Она пожимает плечами, крутит кончик «конского хвоста» в своих быстрых пальцах, умолкает, так как снова увлечена тем, что видит перед глазами.
Наверно у Эльни действительно был ангел-хранитель. Какой-то самый настоящий. «Всамделишный». Ведь кто как не он, разбрасывал на пути рыжеволосой шведки всевозможные знаки? То имя, прилепившейся к ней с рождения, то яркий росчерк краски на белом фоне, росчерк, складывающийся в заветную фамилию, чья музыкальность всегда ласкала слух мисс Ульманн. И если бы не он, разве сегодня ей захотелось бы прогулять ежедневные занятия? Если бы не он – поспешила бы она навстречу приключениям с журналом и пончиком за компанию? Не его, ли рука привела её на эту выставку в день закрытия и усадила аккурат подле создательницы волшебных полотен? Эльни верила, что её ангел-хранитель существует.
Ведь это удивительно, почти что нереально – такое количество совпадений в один день … Мисс Ульман была суеверна и обычно страшилась подобного, но не сегодня. Нет-нет. Сегодня всё было каким-то особенным, не таким, как всегда. С большой долей вероятности потому, что окрашены эти совпадения, были удивительной магией творчества, что, в этот день и час, буквально физически чувствовалась в воздухе. Во всяком случае – так думалось Эльни. Она могла поклясться, что способна попробовать все грани своих ощущений на вкус, как некий гурман, и создать, в итоге, настоящую скрипичную оду тому, что увидела. О, этим она, конечно же, и займётся в скором времени. Напишет, что-то восхитительное и замечательное. Что-то, что будет принадлежать только миру мисс Стриндберг. Дагни Стриндберг. Без примеси знаменитого предка.
Об этом Эльни на одном дыхании говорит Дагни. Так поспешно, так скомкано, как будто боится, что ещё чуть-чуть и не хватит смелости, чтобы поставить финальную точку, в конце сбивчивого предложения.
- Мне бы … Мне бы очень хотелось попробовать. Попробовать написать что-то для Вас. Про Вас. Вы бы позволили мне, мисс Дагни? - ещё одна быстрая, ласковая улыбка, а вслед за ней лёгкий, тихий смешок, не грубый, а даже какой-то нежный, мечтательный, - Я никогда не завершала не единой своей работы – это казалось мне невыполнимым, но теперь …
Изящное, слегка дрожащее пожатие плечами, снова эта растерянная улыбка, в которой можно узнать человека, сильно переживающего внутри себя всё, с чем он соприкасается. Эльни действительно, от всего сердца боялась, что мисс Стриндберг откажется, и потому уже заранее, даже не услышав «нет», переживала, покусывая нижнюю губу и теребя кончик «хвоста» похолодевшими в раз пальцами.
Предложение художницы ошеломляет Жюли. Она снова замирает с открытым ртом, нисколько не заботясь о том, что сие может выглядеть глупо. Не верит своим ушам, одновременно утопая в подступающих волнах восторга и страха. Ей … Она дарит эту картину ей?! Этого просто не может быть.
- Наверно … Наверно сейчас мне следует отказаться, да? Потому, что это не совсем прилично … Мы почти не знакомы, но вряд ли я смогу, - Эльни подносит оба мизинца ко рту, прикусывает их кончики, как будто решает некую неразрешимую задачу, даже брови хмурит, а затем выдаёт, - Поэтому давайте … Давайте познакомимся поближе, идёт? Вы же не против, правда? Скажем, … Вы любите пунш с имбирным печеньем? Здесь, совсем рядом, вполне неплохое ирландское кафе.

 Отправлено: 18.03.13 13:18. Заголовок: Жюли... Интересно, ч..

Жюли...
Интересно, что испытывал Август Стриндберг, когда впервые увидел Дагни Юль? Ведь именно она и стала вдохновением для него, именно ей он посвятил свою самую знаменитую пьесу, именно в её честь и назвали её правнучку, которая сейчас тоже встретила свою Жюли, как когда-то Август встретил Дагни – музу, вдохновение, ангела. Как он называл её в своих записях?
«Ангел с сигаретой во рту?»
Сидящая же рыжеволосая девушка была настоящим воплощением той музы, которая раньше могла лишь сниться молодой художнице. Сколько лет она жила на этой планете и столько же лет была правнучкой того самого Августа Стриндберга. И она искала свою Жюли, благодаря которой её картины смогли бы стать живее, ярче, настоящее, искреннее. И казалось, что вот сейчас, сидя рядом с рыжеволосой Эльни Жюли Ульманн (да чего же звучное имя!), она наконец-то нашла её – свою музу.
-Красивое имя, и мне приятно, Эльни. – Дагни заметила, что девушка вроде бы хотела протянуть руку для пожатия, но от старых привычек очень сложно отучиться, даже если ты наткнулась на такого чудесного человека. Стриндберг слишком уж не любила когда её касались незнакомцы, хотя Эльни вроде уже и не была незнакомкой, даже наоборот – ей казалось, что она знала её всю жизнь, но встретилась с ней лишь сейчас. А может Дагни просто боялась, что если дотронется до неё, то она исчезнет как фантом? Как плод её воображения? Ведь ей с трудом верилось в то, что перед ней и правда сидела настолько необыкновенная девушка, о которой ей хотелось узнать как можно больше, но она не смела об этом говорить. Будучи слишком замкнутой и затянутой изнутри, Стриндберг не привыкла быть открытой в своих чувствах и желаниях, но сейчас всё было иначе, и она понимала это. Ведь стоит ей упустить эту девушку, как она навсегда потеряет её, и вместе с ней потеряет свой покой, так как муза должна быть как можно ближе.
-Скрипачка? – улыбнувшись спросила Дагни и растянулась в улыбке, - Обожаю этот инструмент. Люблю больше остальных, и могу слушать её часами. Удивительно... – Последнее слово она произнесла как-то задумчиво, и с некой долей загадочности, ведь и правда не верилось, что всё могло сложиться настолько идеально, что её муза, которая до сих пор жила лишь в её подсознании, вдруг ожила и сейчас разговаривала с ней.
-Для меня? – удивилась шведка, - Вы хотите написать для меня музыку? – никто никогда не просил её о таком, но еслиб и попросил, то получил бы строгий отказ. А сейчас Дагни была более чем рада иметь возможность провести с этой девушкой чуть больше времени, что было непривычно для неё. – Дагни, просто Дагни. Давайте перейдем на «ты». – Казалось, что Стриндберг меняется на глазах, и это стало заметно даже для Марии, которая всё ещё наблюдала за ней. Она всегда держала дистанцию с людьми, иногда даже слишком большую, а теперь разом изменяла своим правилам, и улыбалась чаще обычного.
-Я буду только рада, но у меня одна просьба, - Стриндберг чуточку замялась, словно не знала как это сказать. Впрочем, она редко просила кого-то позировать для её картин так, как привыкла к тому, что её внутренний мир не пересекался с реальностью, и в этом мире мало кто встречался, кто по-настоящему вдохновлял девушку. Но Жюли... она и правда была её музой, поэтому Дагни не могла упустить такой шанс.
-Я хочу тебя нарисовать, если ты не против, конечно. Мне необходимо тебя нарисовать. Не могу объяснить всего, и ты права, мы мало знаем друг-друга, но я не могу не попросить тебя об этом, потому как если я упущу этот шанс, то никогда себе этого не прощу. – Дагни опустила голову, достав руки из карманов и снова рассматривая свои раскрашенные краской ладони. – Со мной тяжело, сразу должна предупредить. Я живу в квартире-студии, где у меня всё в красках, везде картины, кисточки... я очень часто меняю обстановку, перекрашиваю стены, и многое там непривычно, но я правда очень хочу тебя нарисовать. – Стриндберг наконец-то подняла глаза на Ульманн и улыбнулась, когда та предложила сходить в кафе, - значит она несильно её напугала своей эксцентричностью.
-С удовольствием, - всё ещё улыбаясь Дагни привстала и повернулась к Марии. Рукой она показала на выход и сказала, что вернется скоро. Женщина удивилась, и вроде хотела что-то спросить, но подумала, что лучше не вмешиваться, и лишь кивнула ей в ответ. – Люблю имбирное печенье, и пунш. А я мало чего люблю. – Повернувшись к Эльни сказала шведка, - Так что пойдем, но я всё равно настаиваю, и дарю тебе эту картину потому, как я не думаю, что она сможет попасть в лучшие руки... – Стриндберг ещё раз глянула на своё давнее творение, усмехнулась, после чего вышла на улицу вместе со своей новой знакомой.
Она не верила в судьбу...
Никогда...
Но сейчас...