Отправлено: 31.05.12 19:19. Заголовок: Summertime sadness; 05.06.2013 - [ОСТАНОВЛЕН]

Valentin Arnheim, Vesta Blackheart

Washington;

 Отправлено: 31.05.12 19:27. Заголовок: appearance Город ме..

appearance

Город медленно тонул в густом тумане, заставляя передвигаться почти вслепую, блуждать по давно исхоженным улицам, паркам, проспектам и мостовым со странным ощущением, будто бы ты никогда здесь и не был. Вашингтон звучал по-новому, растворялся в клубах плотного и липкого дыма, приобретая ноты спокойствия и размеренности. А люди по-прежнему стабильно мчались серым безликим сгустком по своим делам с натянутыми на нос шапками и поднятыми воротниками драповых пальто, укрываясь от мира – упаси боже кого-то в себя пустить.
Валентин твердыми медленными шагами ступал по мокрой брусчатке улицы, опустив тяжелую, гудящую голову вниз, дабы не стать свидетелем раздражающей предсказуемости людей. В такую погоду можно пить горькую, гулять за руку, растворяясь вместе с городом в безмятежности, но не бежать к порогу дома, чтобы закрыться на сотню замков и просматривать вечерние новости. Мужчину в этот поздний вечер вела тонкая нить прошлого, затерявшиеся в сознании кадры пережитых моментов. Он был на коротком поводке у своей памяти, так жестоко ему изменявшей и, как утопающий хватает ртом воздух, так и Арнхайм с отчаянием цеплялся за любые просветы, за все, что помогало ему восстановить хронологию своей жизни. Терять воспоминания об одной ночи – это неприятно, а похоронить годы – страшно до волчьего воя.
Наитие вело его в закрома парка, в его самое сердце, где практически никто никогда не гулял, предпочитая ровные, аккуратно вымощенные гранитовым камнем дорожки и комфортные лавки. По обе стороны в шахматном порядке врастали в густую зеленую траву красивые «парижские» фонари, слабым безжизненным светом кутая молодые пары в романтическом настроении. Арнхайм невольно выругался, неожиданно подняв глаза и зафиксировав взглядом царящую обстановку – до тошноты противно. Хотелось смачно сплюнуть, подойти к отдыхающим и рассказать им самый пошлый и неотесанный анекдот, который только существует. Это как приторно сладкое послевкусие конфет, после которого хочется выпить стакан обычной воды.
Вот уже месяц внутри с неудержимой скоростью развивалась и росла тоска. Ноющим, едким ощущением впитываясь в каждый нерв, она не давала Валентину покоя. Картины, периодически возникавшие перед его глазами, вызывали необъяснимо сильный эмоциональный отклик. И эти картины и эта тоска были приурочены к присутствию в его прошлом одного человека. Зная, что подобные вспышки в памяти будут стираться с гнетущей периодичностью в несколько часов, мужчина взял листок бумаги, карандаш и начал рисовать. Острый подбородок, узкие скулы, тонкие, жестко очерченные губы, аккуратный нос и наполненные мальчишеской простотой глаза. Этот набросок он хранил в конверте с самыми важными фотографиями в его жизни. Фотографиями, по которым он восстанавливал постоянно разрушающиеся звенья в цепочке своего прошлого.
Пройдя еще пару метров вглубь парка, Валентин свернул налево и поднял глаза. Разрушенное здание бывшего когда-то популярным драматического театра и естественным образом появившийся пруд, приютивший в заплывшей тиной воде диких уток. Эта часть парка заметно выбивалась из общей атмосферы своей...не_искусственностью, хранила пыль ушедшего времени.
Арнхайм ощутил значимость этого закутка, он понял, что нашел то, что неделями не давало ему покоя – святилище его прошлой жизни. Закурив сигарету, мужчина закрыл глаза в надежде, что память подаст ему знак. Хоть какую-то точку опоры. Что-то, что подсказало бы, почему немца так безудержно сюда тянуло. Ведь, черт же его дери, когда-нибудь он должен был открыть все замки. Узнать себя, почувствовать канувшую в Лету уверенность и пускай эта треклятая правда будет горче яда.
Глубокая затяжка. Голову выше. Медленный выдох.

 Отправлено: 21.06.12 06:22. Заголовок: Жизнь постепенно вхо..

внешний вид

Жизнь постепенно входила в свой прежний ритм. Круговорот кошмарных событий, которые не каждое сердце выдержит, оставили свои шрамы на ее в клочья разорванной душе, но время не остановилось, оно шло вперед. И хоть Веста по-прежнему просыпалась в холодном поту, приняв очередной страшный сон за действительность, крепко сжимая ладонь Терри, и несмотря на то, что ей было не просто вновь оставаться одной и попросту выходить на улицу, когда казалось, что люди из недалекого прошлого могут невероятным образом вернуться и все разрушить, но Блекхарт училась жить заново. Она понимала, что нельзя вечно прятаться, нужно было ценить каждый прожитый момент и наверстывать то время, что они были в разлуке с Кольтом.
Все с чистого листа: новая квартира на двоих, новые номера мобильных телефонов. Для завершения целостности картины Весте требовалась новая работа. Она четко решила для себя, что в хоть и любимую мастерскую не вернется, тем более, что из воспоминаний тех людей, как и работников университета, где девушка прежде училась, она была стерта. Время от времени Блекхарт даже задумывалась о том, остались ли в этом городе те, кто хранили о ней хоть какую-то память, оставила ли она след в чьей-то судьбе или же была навсегда забыта?
Поиски здания, где должно было проходить собеседование, завели Весту в ту часть Вашингтона, где она давным-давно не появлялась, опасаясь хитросплетенных улиц, так, будто по ним по всем пробежалась черная кошка. Бесконечная суета, гнетущая энергетика, казалось, что даже воздух в этой части города был насквозь пропитан неизбежностью, и, несмотря на время года, прохладно, точно ранней осенью. Здесь и пахло по-особенному: пыльными пожелтевшими страницами старых книг, весенней депрессией и несбывшимися надеждами.
Пустые лица навстречу, голоса, слившийся в один единый монотонный гул, визг шин мотоцикла. Все здесь отдавало прошлым, все было ей знакомо, точно еще вчера она прогуливалась по этим бесконечным улицам, встречала на крышах высоток рассветы и заглядывала в местные пабы в поисках...Стук ее каблучков стал медленнее и тише, а через пару секунд и вовсе прекратился. Веста замерла на месте, акцентировав свое внимание на светофоре, подмигивающим ей желтым. Утекло много воды с того момента, когда она была в этой части города, но, кажется, даже это устройство не подверглось изменениям. Будто бы она вернулась на несколько лет назад в прошлое.
Поворот головы налево, несколько шагов вперед по «зебре». Поворот головы направо — еще несколько шагов до тротуара. Ноги сами привели ее к узорчатым воротам на входе знакомого ей парка. Стоило ей войти, как сильный ветер подул в спину, закручивая в миниатюрном вихре ее волосы и подталкивая вперед. Сделав глубокий вдох, Веста двинулась вглубь парка, чтобы, пройдясь по знакомым местам, пройти через парк и выйти на нужную улицу.
Торопиться совсем не хотелось. Девушка медленно вышагивала по извилистым дорожкам, огороженным от газонов низкими оградками и причудливо подстриженными кустарниками, преимущественно в форме шаров, невольно смотрела в сторону проходящих мимо влюбленных пар, испытывая двойственные ощущения. В пути ей встретилась пожилая дама с маленькой собачкой, которая кружила вокруг ног Блекхарт, пока хозяйка не взяла ее на руки. Веста не знала, в какой момент она заплутала в лабиринте собственных мыслей, отключившись от реальности, но вскоре заметила, что ноги сами изменили маршрут, приведя ее в самый далекий и до боли знакомый ей уголок этого парка.
Если же в подстриженных деревьях, электрических фонарях и мощеных камнем дорожках нельзя было не ощутить «руки человека», то это место казалось диким оазисом, нетронутым шумным городом. Не по меркам высокая трава на газоне и песчаная, естественным образом появившаяся дорожка, ведущая прямиком к тихому пруду, у берега которого покоились каменные развалины, некогда бывшие театром. Чем ближе Веста приближалась к этому тихому местечку, тем сильнее сжималось сердце в груди.
Déjà Vu. Совершая осторожные шаги, точно сапер на минном поле, девушка медленно приближалась к затянутому тиной и водными лилиями водоему. В воздухе витали воспоминания, поэтому каждый глоток этого воздуха раздирал горло и легкие. Это было настоящей пыткой — вновь находится в этом месте, где нельзя было спастись от болезненных мыслей о прошлом.
Чувствуя, что голова медленно идет кругом, Веста прислонилась к стволу дерева, но ей не стало легче. Яркой вспышкой пронеслось в сознании нарочно забытое воспоминание: голубые глаза, теплые ладони, сомкнувшиеся на ее талии.
Она отшатнулась в сторону, точно от кошмара, закрыв ладонью глаза и помотав головой. Она знала, что это прошлое, и ему больше нет места в ее сердце, но это проклятое место вскружило ей голову. Открыв глаза и собираясь уходить, Блекхарт увидела чей-то силуэт по ту сторону водоема, выглядевший неестественно и призрачно в тени деревьев.
У нее подкосились ноги.

 Отправлено: 02.07.12 04:12. Заголовок: Смолы тяжелым осадко..

Смолы тяжелым осадком проникали в легкие, даруя Валентину дозу призрачного успокоения и возможность собрать все обрывки мыслей воедино, да только вот происходило все с точностью до «наоборот». Сумасшедший поток искромсанных как бумага воспоминаний заполнял сознание и буквально пулями выстреливал в сердце мутанта, где смесь странных, свежих чувств заполняла собой все пространство. Сбитыми от бесконечных тренировок костяшками пальцев, Валентин оперся о холодную, изрезанную трещинами стену разрушенного здания. От контраста температур кожу, покрытую ссадинами, слегка защипало, но мужчина остался стоять неподвижным с повисшей в воздухе просьбой оживить свое прошлое. Если бы он только умел считывать информацию с объектов одним прикосновением, все было бы гораздо проще. Предметы бережно хранят свою историю ушедших лет, нежели большая часть загубленных своими собственными неурядицами и проблемами, людей. Но Арнхайм слишком сильный духом мужчина, чтобы судьба преподносила ему такие шикарные подарки.
Под закрытыми веками он видел развивающиеся на ветру темные локоны, тонкие губы что-то нежно шептали на ухо, тембр голоса звучал таким родным и естественным, что мужчина замер, практически не вдыхая, оставив сигарету сизым дымом таять меж пальцев.
Он услышал свой голос. Мы уже полчаса не можем с тобой разойтись. До завтра, Веста. Все равно никуда друг от друга не денемся.
Неужели когда-то он был другим? Неужели с тех пор, как память начала методично стирать немцу прошлое, он еще мог к кому бы то ни было возвращаться и не раз?.. Уголки губ слабо натянулись, и на лице появилась улыбка с привкусом горечи и недоверия.
- Du bist die einzige, zu der ich immer zurückkommen will*, - Он касается губами ее виска и медленно втягивает носом аромат волос. Она смущенно улыбается, потому что наверняка и не догадывается, что произнес мужчина, глядя в ее голубые глаза.
Арнхайм чувствует, как в виски резко впиваются тонкие сверла. Все это похоже на кровавое фронтовое месиво в сороковых годах, когда люди, события, прошлое, настоящее и будущее сливаются для тебя в бесконечную автоматную очередь. Когда дым застилает глаза так, что пыльный воротник кителя пропитался слезами и потом, когда ты не понимаешь, как можно выжить в этом пугающем безвременье с ружьем наперевес, от отчаяния, как загнанный в клетку зверь ты видишь только одно решение – пустить пулю себе в висок.
От воспоминаний, яркими вспышками обжигавших его и без того истерзанное сознание, Арнхайма отвлек тихий, едва уловимый шорох где-то позади. Сначала Валентин никак на него не отреагировал, дав воображению списать все на обитающих здесь белок и птиц, которых за долгие годы посетители парка прикормили, позволив себе доверять. Но картины прошлого грозились свести его с ума, и Валентин был готов переключиться сейчас на все что угодно, лишь бы заглушить болезненную тяжесть внутри. Он обернулся, отстранившись от бетонной стены.
Невероятность произошедшего события застала его врасплох. Он напряженно, ни на секунду не отрываясь, всматривался в силуэт незнакомки по ту сторону водоема и пытался оценить качество юмора своего воображения, которое совершенно случайно приписало черты девушки из прошлого Арнхайма к этой, чужой, стоящей в нескольких метрах поодаль.
Такое бывает, когда сходишь с ума.
Валентин уверенными шагами начал огибать водоём, быстро приближаясь к девушке. Он был готов побежать к ней, не теряя ни секунды, пока память не зажевала те важные, драгоценные воспоминания, как пленку. Секунда, вторая...
Он успевает подхватить ее под руки, пока та едва держась на ногах, готовится рухнуть вниз и невольно вдыхает запах ее тела.
- Вам плохо? Вызвать скорую? – обеспокоенным голосом произносит Арнхайм, впиваясь в ее полузакрытые глаза взглядом. Помогая ей сесть, опираясь спиной о дерево, Валентин внимательно изучает черты ее лица. Из кармана выпадает смятый формат а4 с зарисовкой ее портрета.

___________________
* (нем.) Ты единственная, к кому я хочу возвращаться снова и снова.

 Отправлено: 08.07.12 19:10. Заголовок: Тихий пруд на отшибе..

Тихий пруд на отшибе парка был заколдован, он словно бы впитал в себя воспоминания за все прошедшие годы и нарочно сводил с ума Весту, посылая ей такие реалистичные и болезненные иллюзии. Наверное, невероятные и опасные события, в которые она была втянута за последний год, плохо сказались на ее психическом здоровье, если вдруг среди ветвистых деревьев она начала видеть мертвецов.
Жизнь в ней оборвалась также резко и стремительно, как лопаются струны гитар в руках неумелого музыканта, когда она услышала «его больше нет, Веста» из уст самого близкого из его друзей. Все было слишком натурально, чтобы даже отсутствие должных доказательств дало слабую надежду на ошибку, на чудо, на его возвращение. В конце тоннеля кто-то разбил лампочку и поезд несся в абсолютную неразрушимую пустоту. Сомнений не было, желания жить — тоже. И все же, она выжила...для того, чтобы судьба с ней так жестоко пошутила?
Нечто, подобно грозовой молнии, ударило в голову, отчего сознание медленно ускользало от Весты, дезориентируя ее в пространстве. Сложная и очень хрупкая система не выдержала напряжения: сначала перед глазами поплыли разноцветные пятна, мешающие сфокусировать взгляд на чем-то конкретном, потом и вовсе потемнело, будто от солнечного удара. Девушка пошатнулась, безуспешно протянув руки в стороны, чтобы ухватиться за что-нибудь, но тело ее не слушалось, а сила гравитации была как никогда прежде сильна, невидимыми путами сцепив ее ноги и резко рванув на себя. Но удара не случилось. Она почувствовала под собой чьи-то сильные руки, уберегшие ее от падения.
Я никуда от тебя не денусь. Будничная фраза, глубинный смысл которой всегда находился на поверхности, но был невидим замыленными счастьем глазами. Почти каждый раз, прощаясь, он говорил ей эту фразу. Она улыбалась. Она верила. Знал ли он тогда, что однажды не сдержит обещание? Знал ли он, что обманет ее?
Попав в чьи-то тесные объятия и уловив нотки знакомого, родного запаха Веста зажмурилась, боясь открыть глаза. Блэкхарт чувствовала, что если ее домыслы окажутся правдой, то она точно сойдет с ума и отправится из парка не на собеседование и домой, а прямиком в лечебницу для душевнобольных. Только все мысли были сконцентрированы на неизвестном спасителе, кружа, точно ястребы, и веяло от него домом. С большой опаской она положила руку на его запястье, опираясь, и позволила ему помочь себе.
От тембра его голоса у нее по спине пошел холодок, словно кто-то шептал ей на ухо, губами касаясь мочки. Любопытство победило над страхом, и Блэкхарт открыла глаза, глядя пока еще туманным взором на размытые очертания мужчины. И чем скорее зрение приходило в норму, тем обильнее струилась кровь из разошедшихся швов на сердце, заполняя легкие. С губ сорвался дрожащий выдох, когда меньше чем в метре от себя она увидела лицо, которое не смогла бы забыть ни при каких обстоятельствах. Эти черты лица подобно чернилам татуировки надежно впитались в ее душу, и свести их уже было невозможно.
Веста не знала, что движило ей, когда она стремительно подалась ему навстречу и заключила в свои объятия, пальцами до боли впиваясь в плечи. Она зажмурила глаза, полные слез, и плотно сжала губы, стараясь удержать себя от истерики, но все тщетно — действия говорили о том, что она не справлялась. Девушка не думала, насколько неправильно поступает, просто чувствовала, что именно это сейчас нужно. Если она сошла с ума — плевать, если все происходит на яву, то это последняя ее слабость, как возможность сказать без слов насколько важно для нее, что он жив. И как прощание, которого не было...
Это бы не стерло всех тех бессчетных дней, проведенных ей где-то на границе между жизнью и смертью, не залечило бы раны, но так было нужно.
И только после, когда время, проведенное в объятиях Валентина, затянулось до неприличия, Веста, невольно припомнив его слова, начала понимать, что...он не узнал ее.
Медленно разжав пальцы, она отстранилась, испуганно глядя в его глаза и не зная, что делать и говорить. Где-то в ее памяти, по воле или против нее, хранились тысячи воспоминаний об их совместном прошлом, последовательные звенья цепочки ее жизни, убери хоть одно из которых, и цепь оборвется. Для него же все было иначе. Чистый бумажный лист, на котором не осталось ее отпечатков. Она была чужой ему. Сейчас на него накинулась совершенно незнакомая девушка, которую этот Валентин прежде не знал, и по злой иронии судьбы, наверное, никогда не будет знать, сколько бы раз они не столкнулись.
- Ты не помнишь меня? - как на последнем издыхании.
Опустив ладонь на землю, она случайно почувствовала под пальцами шелест бумаги и на мгновение посмотрела вниз. Это был сложенный в четыре раза альбомный лист. Пальцы невольно развернули его, и ее глазам предстал незаконченный портрет.
Или помнишь?

 Отправлено: 21.08.12 21:57. Заголовок: Чтобы судить о челов..

Чтобы судить о человеке спустя несколько лет в том же прошлом формате, просто сядь и подумай, насколько этот поступок непредусмотрителен. И даже если у кого-то неумолимое течение жизни едва ощутимо, а длинные вечера - даже спустя несколько лет все те же, порядком набившие оскомину часы за детальным разбором своего никчемного существования, перемены всегда есть и будут. Спустя какое-то время человек уже не может быть идентичен прошлому «я» и то, пожалуй, аксиоматическое выражение непреложных жизненных истин. А Валентину за эти несчастные несколько лет и не оставалось иного выбора, кроме как научиться жить по-другому, с поправками на память, которая больше не хранила людей, нещадно записывая каждого в графу «случайный прохожий», стирала отпечатки чужих судеб, эмоций, историй.
Девушка выглядела напугано, и Валентин все никак не мог взять в толк, почему? Еще одна очевидная нелепость ситуации. Именно поэтому Арнхайм с тяжестью в груди возвращался в город, где жил до момента потери памяти – каждый его шаг мог привести на тропу, где его ждали обозленные и обиженные фантомы прошлого, которых он, увы, уже не знал.
Не успел мужчина опомниться от ее испытующего взгляда, как почувствовал жаркие, крепкие, с привкусом отчаяния, объятия молодой девушки. Всякий раз он ощущал определенную дозу вины за происходящее, когда не мог платить той же монетой за абсолютно чистые и искренние чувства людей, ставших ему чужими. Прошел уже ни один год, а он по-прежнему не знал, как на это реагировать. Следы ошибки в действии – ему не нужно было возвращаться.
Она отстранилась и испуганно заглянула ему в глаза, как будто, сама не желая того, зло и обидно пошутила над хромым и косым человеком. Валентин ухмыльнулся. Его ничуть не задевали и не смущали подобные ситуации, хотя бы потому что у него было достаточно времени, чтобы сжиться со своим недугом. Там, за океаном ты пытаешься выстроить иллюзию новой жизни из сыпучего песка, меняя в себе даже такие привычки, как любовь носить спортивную обувь. Денно и нощно ты перекраиваешь свое сознание затупленными ножницами по плотному полотну с нулевым опытом и отсутствием каких-либо наставников. И, конечно, дюжину раз поранишься, прежде чем добиться желаемого.
Господи, какая же жизнь - дешевка.
Валентин молча положил ладони на ее плечи и заставил ее опереться спиной о ствол. В этом положении, по крайней мере, она не смогла бы нанести себе травму при случае сильного головокружения. Встал, с немой фразой на лице «да что ж мне с вами со всеми делать», глаза машинально опустились на стрелку наручных часов – он всегда должен был знать, сколько примерно времени ему оставалось до подчистки памяти, и с прискорбием отметил – около часа. Он отвернулся от нее, поднимая голову вверх и несколько секунд наблюдая за плавным течением грозовых туч.
- Я тебя не знаю, - начал он сухим, бесчувственным голосом, доставая из пачки очередную сигарету, намеренно выдерживая паузы между словами, чтобы каждое из них прочно осело в сознании девушки.
Каково это – быть неузнанным? Валентин не отличался излишним состраданием к людям, ему по большей части было все равно, кто и что ощущает, по отношению к новому Арнхайму, но нечто безумное, нечто колющее в ее взгляде задело его – сила ее чувств невольно отразилась на лице, оставляя Арнхайма в слепом неведении только догадываться о их прошлом. Те кадры с ее участием, что дозировано выкидывала память, не давали полной картины и мужчина по-прежнему оставался слепым на проезжей части, среди стремительного потока летящих машин. Прошло около полуминуты после того, как Арнхайм снова заговорил.
- Но есть что-то, что нас связывало когда-то. Ты можешь это рассказать, - Валентин прошел вперед еще пару шагов и, развернувшись к ней лицом, присел на треснувший бетонный край чаши самого водоема и вытащил из кармана небольшой портативный диктофон.
В 99 процентах ему по большей части даже знать не хотелось его собственные истории из прошлого, слетавшие с уст старых знакомых и друзей, потому что ни в чем этом не было смысла. Даже если записывать каждую, то ему в скором времени потребовался бы целый день, а то и больше, на то, чтобы прослушать всю информацию, а потом, через пару минут, снова ее забыть. Он научился вычленять из огромного потока сообщений самое необходимое. Жизненно необходимое.
И сейчас, что-то подсказывало ему, что жизненно необходимо сохранить на пленке именно эту историю.

 Отправлено: 25.08.12 04:34. Заголовок: Нет, этот Валентин н..

Нет, этот Валентин никогда не был знаком с Вестой. С тех пор, как Блэкхарт вновь увидела Арнхайма, она пыталась заметить в нем черты его прежнего, или напротив, разглядеть перемены. Она не раз слышала правдивые истории о людях, чьи судьбы кардинально менялись после потери памяти. Менялось все: привычки, взгляды, даже характер. Одна личность стиралась, ее место занимала другая. Раньше девушка и представить себе не могла, каково в таких ситуациях близким и родным этих людей, а сейчас сама оказалась в таком же положении. И даже если Валентин по определению был ее прошлым, то страх от этого быть навсегда стертой из его жизни был не меньше, чем несколько лет назад. Она боялась осознать это и почувствовать, как из ее жизни безжалостно вырывают огромный кусок воспоминаний, точно пару позвонков из хребта.
Ее взгляд снова коснулся помятого листа бумаги, пальцы повторили мягкие, слегка неаккуратные линии, в которых Веста узнавала свой портрет. Было видно, что рисунок был выполнен на скорую руку, так, словно бы художник боялся не успеть, и девушка прекрасно знала причину этой спешки.
Блекхарт было нелегко не только после исчезновения Валентина. Ее мир распадался на атомы и собирался вновь в течение всего того года, что она провела вместе с немцем. Это была жуткая смесь счастья и боли, желания воспарить к небесам и выжечь себе сердце раскаленным металлом. Но самая невыносимая пытка случилась тогда, когда он начал ее забывать. Иногда его взгляд был таким, что, казалось, он впервые видит Весту и не может вспомнить, когда и где они познакомились. Она смотрела в его голубые глаза и видела отражение случайной девушки, которую он подцепил в каком-то дешевом баре. И, кажется, сейчас он смотрел на нее именно такими глазами.
От его тона веяло холодом и отчужденностью. Эта встреча заведомо должна была причинить боль хотя бы одному из них двоих, но уж слишком сильно защемило под ребрами и во взгляде карих глаз промелькнула вселенская тоска, когда, на самом деле, за несколько лет пожар в ее душе должен был погаснуть и превратиться в горстку пепла, от которой бы едва-едва веяло теплом.
Веста почувствовала себя крайне неловко и неуютно, когда голубоглазая часть ее прошлого выудила из кармана своих брюк диктофон, желая услышать рассказ о том, кем же приходилась Блекхарт Арнхайму в прошлом и что их связывало. В голове и без того был сумбур, сердце разрывалось на части от переизбытка эмоций, и ко всему прочему голос ей изменил. Она сжала крепче листок, растерянно глядя на мужчину и не могла найти, что сказать. Рассказывать о себе всегда сложно, рассказывать о чувствах еще сложнее, а рассказывать о той боли, что в какой-то момент переломила тебя пополам, что едва ли не убила тебя, тому, кого любила до безумия, но в прошлом — ведь теперь ее сердце принадлежало другому мужчине — было сродни пытке каленым железом.
- Ты совсем ничего не помнишь? - предательски дрожащим голосом спросила она, а затем откашлялась, - и откуда у тебя этот рисунок?
- Прости..., - только спустя пару мгновений, Веста осознала, насколько пристальным и странным, наверное, кажется Валентину ее взгляд, - но для меня увидеть тебя живым вновь большое потрясение...я забыла, каково это...быть неузнанной тобой
Вместо того, чтобы ответить на его вопрос, ей самой хотелось задать ему несколько вопросов, которые не давали ей покоя все эти годы: почему он ушел, где он был, как он выжил? И мучительно было осознавать, что она уже никогда не узнает этого, ведь с этим Арнхаймом такого никогда не случалось. Нервная усмешка, насквозь пропитанная болью, скользнула по ее губам, прежде чем Блекхарт спрятала голову в коленях, при этом отчаянно впившись пальцами в виски. Все, что происходило вокруг, казалось одной сплошной галлюцинацией, больным воображением, но ни коем образом не походило на правду. Внезапная встреча, свалившаяся ей на голову монолитным блоком, давила на нее со страшной силой.
Она отсчитала про себя не меньше десяти, прежде чем вновь открыть глаза и посмотреть на Арнхайма. Он по-прежнему сидел напротив, крепко сжимая в руке диктофон и ожидал от нее ответа, он не растворился в солнечных лучах как случайное воспоминание с примесью фантазии раненного сердца. Он. Действительно. Был. Там. Из плоти и крови.
- Мы были близки, - едва ли не шепотом наконец выдавила она из себя. Слова давались непросто. - Меня зовут Веста. Познакомились мы около пяти лет назад...это была фотовыставка с участием твоих работ, хотя тогда я этого не знала...я была там с отцом.
Ее задумчивый взгляд был устремлен в сторону золотого песка, рассыпавшегося по берегу, но на деле же мыслями она была в том самом дне, когда впервые встретила Валентина. Воспоминания были такими точными, яркими и живыми, будто бы все происходило пару недель назад. Веста и не подозревала, как детально сохранился этот момент в ее памяти. И именно поэтому, испугавшись, она вдруг запнулась.
- Что ты хочешь услышать? Просто скажи, что ты хочешь знать...

 Отправлено: 30.08.12 19:39. Заголовок: Первые пол года были..

Первые пол года были сущей пыткой. Растерянные и испуганные взгляды преследовали его даже во снах – он постоянно словно был в чем-то неоправданно виновен, ощущал себя обманувшим или предавшим, когда ненароком встречался глазами с людьми. Это тяжело объяснить и передать словами и, пожалуй, еще труднее – вынести. Хотелось бежать, не оглядываясь за спину, сильно зажмурив глаза, туда, где каждый мало-мальски знакомый человек до аварии не будет невзначай колоть его своим растерянным взглядом. Девушка, пребывавшая в сильном психологическом возбуждении и, от того не сумевшая скрыть все то, что творилось у нее внутри, напомнила Арнхайму о тех временах. Он с тяжестью прошедшего афганскую войну старика, поставил локти на колени и скрыл лицо ладонями, пытаясь собраться с мыслями и «не навредить» незнакомке своим безразличием к их общему прошлому.
Он чувствовал что-то. Болезненная тяга тонкой шелковой нитью тянулась от его сердца к её, проблема была лишь в том, чтобы эту связь неосторожным движением не разорвать. Аккуратно приблизится к истине, сложить все недостающие детали паззла и, господи, только бы не обрубить.
Он часто делал паузы. Многие вопросы оставлял без ответа. Пустой треп не доставлял ему ровным счетом никакого удовольствия. Заменив несколько фраз красноречивым молчанием можно было что-то сделать. Всегда вместо того, чтобы без умолку о чем-то рассказывать, лучше было бы что-то предпринять. Только действия имели для него истинную ценность, приравнивались к веками разыскиваемому сокровищу. Но увидев ее он почувствовал острое, практически непреодолимое желание рассказать о том, что случилось. После затянувшегося молчания он убрал от лица руки и медленно потер избитые костяшки пальцев.
- Память не избирательна: либо ты помнишь все, либо ты не помнишь ничего, - Валентин поднял глаза на девушку, - я расскажу тебе о себе. О том, чего ты не знаешь, о том, что я отчаянно пытался сохранить все эти годы, но только после того, как узнаю, насколько я могу тебе доверять, - его голос был спокойным и ровным. Случись у Весты сейчас истерика и их встреча была бы во истину типичным сеансом психотерапии в кабинете у доктора: настолько он был уравновешен, настолько она волновалась.
- Ты должна понимать, кем бы я для тебя не был, ты для меня... – он внимательно посмотрел ей в глаза и понял, что заканчивать фразу словом «никто» значило бы – воткнуть девушке огромный нож в грудь, поэтому споткнулся, - ты для меня – незнакомка. И только отталкиваясь от твоих слов я смогу решить – что тебе рассказывать и рассказывать ли вообще.
Валентин начал разминать пальцы, чувствуя, что в некоторой степени даже боится того, что может рассказать Веста – столько волнения, тревоги, нерастраченных чувств было в ее взгляде и движениях. И вряд ли, затеяв это, Арнхайм теперь сможет пустить ее жизнь на самотек и улететь в дождливый Нюрнберг, где он проживал последний месяц до его решения вернуться в Америку. Нелепая шутка жизни – занесший его на земли этого города случай. Призрачная, ускользающая сквозь пальцы возможность подзаработать денег в одной из местных газет, откуда Арнхайму, находившемуся практически на социальном дне, запутавшемуся в своей жизни и уставшему от бесконечных выкидышей памяти, поступило предложение. Еще ребенком немец всегда хотел побывать в этом очаровательном историческом городе, где даже леса, выросшие, повторяя изгибы свастики, остались нетронуты современным обществом и немецкой борьбой против фашизма и национализма. Касание с историей дарит тебе успокоение, когда в голове твоей царит пугающая, сводящая тебя с ума пустота. Нюрнберг его спас.
- Начни с самого главного. Представь, что ты видишь меня последний раз и скажи то, что считаешь нужным. Голые факты можешь оставить на потом. У нас мало времени. У тебя мало времени, - Арнхайм встал и подошел к ней поближе, опустившись на один уровень, - приятно познакомиться, Веста, - Валентин слабо, но искренне улыбнулся и убрал прядь упавших на ее изможденное лицо, волос, затем сел рядом с ней на траву, нажав кнопку записи.
- Начинай.

 Отправлено: 04.09.12 11:33. Заголовок: Шов оказался непрочн..

Шов оказался непрочным. В один миг, казавшиеся еще какое-то время назад стальными, нити разошлись. Рана вновь начала кровоточить, будто и дня со времени ухода Арнхайма не прошло. Боль, казавшаяся пережитой и растворившейся в глубинных водах сознания, всплыла на поверхность, дав о себе знать. Те полные мучений и кошмаров серые дни были пережиты, но, как оказалось, не забыты. Она не смогла стереть этот кусок из своей памяти, вычеркнуть его, вырезать из собственной жизни как лишний кадр кинопленки. Ей все еще было тяжело дышать. Спустя больше четырех лет ей было тяжело дышать рядом с ним.
И какое же паршивое чувство юмора у судьбы, если она столкнула Весту и Валентина в этом тихом местечке у старого пруда. Здесь все было пропитано воспоминания, казалось, даже воздух пах по-особенному и атмосфера царила невообразимая. Пруд немного зарос,вытоптанные за несколько месяцев дорожки исчезли, но это место не изменилось. Все вокруг было для девушки таким родным и знакомым, таким не тронутым временем, что она едва ли не видела призраков прошлого: мужчину и совсем юную девушку, часами проводящих время в этом маленьком оазисе. В его глазах отражались тайны вселенной, в ее — он один.
- ..никто, - перебила. Веста сама закончила фразу мужчины, прежде чем он успел смягчить «удар», подобрав другие, менее колкие слова, чтобы описать, как много воды утекло. Но никакие старания не могли изменить суровой действительности: если же немец был одним из самых ярких воспоминаний Блэкхарт, то на его памяти не осталось ее отпечатков. Сейчас, в данную секунду он смотрел и общался с совершенно незнакомой ему шатенкой. - Я понимаю. И все же, свыкнуться с этой мыслью не так просто, когда в моей памяти все то, что ты забыл, осталось.
Пальцы нервно перебирали складки материи, образовавшиеся под коленями, Блэкхарт опиралась подбородком о руку, отчего ее голос звучал несколько приглушенно и неразборчиво. Она смотрела и пыталась свыкнуться со всем происходящим, забыть о вопросах, что коршунами кружили в ее голове, отпустить чувство преданности и обманутости, так как мужчина вряд ли когда-нибудь сможет ответить ей на все это, все прояснить. Но освободиться от этого было непросто. Подлое желание узнать причину их расставания не отпускало ее.
Она испугалась его прикосновения. По ее лицу пробежал испуг, когда Валентин протянул к ней свою руку, оказавшись в опасной близости. Невинное, может быть даже машинальное действие вызвало бурю эмоций, которые уже не в первых раз ставили Весту в тупик за короткое время. Ей было неловко, и оттого она очень деликатно отвернула голову в сторону, зациклив свой задумчивый взгляд на одном из множества маленьких камушков, разбросанных близ водоема.
Предельно понятная просьба на деле оказалась практически невыполнимой. Прежде чем ответить на вопрос Арнхайма, Веста выдержала паузу, собираясь с мыслями, равную десяти секундам.
- Из всех, кого я встречала, ты, наверное, один из самых сумасшедших...Меня всегда пугало твое равнодушие к любого вида опасностям, я боялась, что однажды ты просто шагнешь за предупреждающую линию, - облизав пересохшие губы, Веста медленно обернулась, чтобы посмотреть на Валентина, а затем на бесшумный диктофон, записывающий каждое ее слово.
- Но и я сама с тобой была другая..Вспоминая некоторые вещи, я думаю, что без тебя я бы подобного не сделала...не решилась или посчитала бы совершенно безумным. Ты всегда был пропитан сигаретным дымом,...насквозь... и, как ни странно, это успокаивало...Я ненавидела тебя, когда ты..., - девушка запнулась, поджав на секунду губы и прищурившись, а потом посмотрела в глаза своему прошлому, - ...но если бы это был последний день, когда я вижу тебя, я бы сказала, что...мне не хватало тебя...мне очень не хватало тебя, и что я рада, что ты жив.
Весте понадобилось сделать глубокий вдох, чтобы отгородиться от невысказанных тогда, более четырех лет назад, эмоций. Ее повествование было сумбурным, нечетким и вряд ли могло дать хотя бы примерную картину того, как они были связаны с немцем в прошлом. Но это большее, что Блэкхарт могла позволить себе сказать, не копнув слишком глубоко, не сказав много лишнего и не задев собственную рану, которая и без того заныла, стоило лишь открыть глаза и увидеть Его перед собой.

 Отправлено: 16.12.12 04:46. Заголовок: Почувствовав дрожь, ..

Почувствовав дрожь, предательски пробежавшую по телу девушки от его прикосновения, мужчина ощутил ту самую неловкость, когда непреднамеренно делаешь то, чего не следует. Благими намерениями ее успокоить, он, напротив, вызвал в незнакомке отнюдь не самые ласкающие память ощущения. Выстроил дорогу в их общий Ад. Губы автоматически приоткрылись, чтобы прошептать уже порядком набившее оскомину «Sorry», но язык немел, скулы ломило от нужды постоянно за что-то извиняться, и Валентин не издал не единого звука, лишь безмолвно убрав руку от ее лица. Привычка идти по “wrong way” отбивает желание неустанно просить прощения за свои ошибки.
Мужчина поднял взгляд на нее только когда черноволосая незнакомка заговорила. Он хватал каждое ее слово как тонущий человек жадно глотает кислород, хотя судьба этой информации была априори понятна – ее голос и сбивчивые фразы полетят к чертям из его памяти через некоторое количество времени. Скрещенные пальцы рук в напряжении давили на костяшки, лишая немца права остановить запись пленки, потому что все сказанное Вестой было пустым звуком, всяким отсутствием фактов, лишь голыми эмоцими.
Арнхайм кинул на камни диктофон и подскачил с места, отвернувшись от девушки. По напряженно сжатым в кулак пальцам и тому, насколько резки были его действия, можно было понять, насколько он нервничает. Валентин чувствовал злость в сочетании, пожалуй, с серьезной дозой отчаяния, и как только девушка замолкла, произнеся последнюю фразу, Валентин развернулся к ней лицом. В его глазах пылала злость и ее сложно было бы скрыть даже под маской самого искусного актера.
- Какого черта вы все мне рассказываете о том, кем я был? – он орал. Голос уравновешенного и отчасти спокойного человека сейчас ломался и дрожал под ураганом эмоций, обжигающим оловом прожигая его изнутри. Мужчина всплеснул руками, тем самым жестом подписываясь под искренностью своего непонимания.
- Все, кто когда-либо пытались рассказывать мне о нашей общей истории, постоянно сводили монолог на чертовых рассуждениях о том, кем я был. Кто вам нахрен сказал, что я хочу слышать именно это? – мужчина оперся руками о каменную стену, - кто дал вам право говорить мне о том, кем я был и кем я не был, если все, что у меня есть сейчас – это гребанная пленка и записи в блокноте? – он ударил по каменной плоскости кулаком и резко развернулся в сторону Весты. Его губы были плотно сжаты, как знак того, что он дошел до предела, до критической точки, когда стоит сказать еще слово и из мужчины польется все то, что он скрупулезно пытался сохранить в себе, не позволяя этому коснуться ушей окружающих.
Самое горькое, что когда-нибудь приходилось слышать ему от людей – это впечатления об Арнхайме из прошлого, потому что это был тот человек, тот фантом, кого он никогда не узнает и кем он никогда не станет. И всякий раз, когда он слышал этот чертов лепет, ему хотелось схватить за грудки собеседника и тряхануть его так, чтобы он наконец-то понял единственную важную для Валентина вещь – не упрекать его в том, в чем нет ни грамма его вины.
Арнхайм подошел к ней вплотную, ему все еще тяжело было успокоиться и остановить бесконечный поток, срывающихся с губ гневных фраз и упреков. Подсознательно он понимал, что девушка не виновна ни в чем, но и немец в своем недуге не повинен.
- Я не просил тебя говорить мне обо мне, я не хочу слышать о себе, я хочу услышать о нас. Мне плевать, кем я был и кем я не был, как я себя вел и какие блюда больше всего любил. Сейчас я не тот, кем был. И я ничего не хочу знать о том Арнхайме, - выплюнул Валентин и отвернулся от девушки, пройдя несколько шагов вперед

 Отправлено: 10.03.13 21:03. Заголовок: Даже самая преданная..

Даже самая преданная, послушная и благодарная псина однажды может показать клыки. Терпение не вечно, понимание — тоже. Порой внутри что-то щелкает, выверенный годами механизм ломается, и ты делаешь то, чего никто от тебя прежде не ожидал. Забитая жизнью учительница с накрахмаленным воротничком, обернутая в серую, тоскливую шаль повышает голос на нерадивых учеников — он непривычно жесток, громок, а ее лицо искажает гримаса гнева. Сильный и уверенный в себе мужчина, способный выдержать много физической боли с постной миной на лице, вдруг начинает рыдать, падая на колени, и умоляет любовь всей его жизни — крохотную, хрупкую и неприметную девушку среднестатистической внешности — не бросать его. Мим начинает смеяться, клоун плачет навзрыд. Любое, даже случайное происшествие может выбить из колеи, или наоборот, подарить крылья, и в какой-то момент механизм заклинит, пойдет в обратную сторону, выплескивая наружу то, что до этого тщательно пряталось за определенной оболочкой, футляром, в который человек однажды себя загнал. Нечто подобное случилось и с Вестой, испуганно дернувшейся в тот момент, когда диктофон резко ударился о камни, а на нее обрушился праведный гнев Арнхайма.
Она почувствовала себя так, будто бы ей в лицо плеснули горячим чаем, заботливо приготовленным человеку, который болел простудой, но по какой-то причине ему напиток не понравился, хотя сам он с желаниями определиться не смог. Она осознавала, как тяжело сейчас Валентину, даже не могла представить хотя бы на секунду, каково это — забывать все, всех, и из воспоминаний иметь лишь фотокарточки, хранимые где-нибудь в ящике стола. Вся жизнь в ящике стола. Но стараясь прочувствовать его боль, она все равно не смогла не ощутить укол обиды в сердце, который нанесли его грубые слова. У него не было воспоминаний, а у нее были. Но вместе с тем, какой сегодня день, что было вчера, какая песня сейчас самая популярная и когда будет проходит концерт любимой группы, Веста еще и помнила боль. Она помнила, как поранила ножом руку неделю назад, она помнила, как чертова свора больных ублюдков на протяжении года испытывала ее волю, каким образом у нее появился шрам на плече...и как хотелось сдохнуть, когда из ее жизни пропали эти голубые глаза. У него не было этой боли, а ей приходилось с ней жить. Его терзала пустота, а ей хотелось, чтобы кто-то вырвал из цепи памяти бракованные звенья.
Блекхарт затихла. Согнув ноги в коленях, она положила на них руки и опустила голову, так, что ее лицо скрылось в тени и за растрепанными ветром волосами. Ее указательные пальцы нервно протирали джинсовую ткань на коленях, пока мужчина говорил, а губы болезненно сжались, и казалось, будто она старается то ли не расплакаться, то ли не закричать от щемящей в груди несправедливости.
Когда немец завершил свою гневную тираду, отойдя на несколько шагов, девушка медленно поднялась, все еще за точку опоры принимая ствол дерева-долгожителя, под чьими раскидистыми ветками она нашла себе временный приют, чья тень и прохлада спасла ее от незапланированного обморока. Ей понадобилось три-четыре секунды, чтобы вновь почувствовать силы в своем теле, и затем начать медленно двигаться в сторону Арнхайма. Ее шаги были тихими, под ногами скрипела песочная насыпь, покуда девушка не остановилась и не нагнулась вниз, неторопливо подобрав одиноко брошенный диктофон. Кажется, взрыв эмоций хозяина и довольно ощутимый удар повлияли только на внешний вид прибора, добавив ему несколько лишних царапин и трещин, но в целом он оставался пригодным для работы.
Тогда Блекхарт поднесла его к губам, нажала кнопку «rec» и начала говорить, задумчивым взглядом изучая спину Валентина:
- О нас. Кем мы были? - каждое слово на выдохе, а в голосе застыла горечь, - я не знаю, кем мы были сейчас, не знала и тогда. Я...любила тебя, любила всем сердцем. Ты однажды сказал, что тоже любишь меня, но тем не менее, после этого я много ночей безутешно рыдала, когда ты пропадал, не сказав ни слова. Пропадал, словно тебя и не было. Мой прошлый телефонный номер, наверное, запомнили в каждом морге и в каждой больнице этого чертова города. Но находила я тебя случайно и в чужих постелях, а ты всегда возвращался, так, будто бы ничего и не было.
Воспоминания были слишком болезненными, чтобы в ее и без того неуверенной речи не проступила боль, вместе с наворачивавшимися на глаза слезы. Она шумно втянула в себя воздух, зажмурилась и после недолгой паузы продолжила:
- Кем мы были? Я не знаю. Я знаю, как больно было нам обоим, когда ты начал забывать. Все. Знаю, как просыпаться с тобой рядом и понимать, что ты не можешь вспомнить моего имени, как после долгих месяцев ты смотрел на меня, как на чужую. Знаю, каково это — однажды проснуться и понять, что ты исчез, но уже навсегда. А потом получить сообщение на автоответчик от твоего приятеля со словами о твоей смерти. Я не знаю, как назвать то, что было между нами...но я точно знаю, что ты. Разбил. Мне. Сердце...
В ушах будто треск лопнувшего стекла и звон колоколов, сводящих с ума. Призналась. Впервые за столько лет она произнесла вслух то, что занозой гноилось внутри столько времени.