Отправлено: 16.08.13 19:16. Заголовок: yeah, love, I hope you know, how much my heart depends; 07.08.2013 - [ЗАВЕРШЕН]

Love, I have wounds,
Only you can mend,
You can mend.
I guess that's love,
I can't pretend,
I can't pretend.

Chase Monaghan & Ingrid Magnussen
Недалеко от паба Cé Mhéad.

Она не смогла войти. Он же вышел в такой подходящий момент... или о том, как повторяется история...

 Отправлено: 17.08.13 20:08. Заголовок: Внешний вид: темно-с..

Внешний вид: темно-синяя майка с аппликацией на груди; обыкновенные синие порванные джинсы; белые кеды; волосы распущены; с собой коричневая сумка со всяким хламом;

Наверное прошла целая вечность с той самой минуты, как Ингрид Магнуссен пришла сюда. Она проводила взглядом всех входящих в паб, а сама никак не могла решиться сделать один единственный шаг. Совсем недавно она стояла именно здесь и думала, что когда-нибудь пересилит себя и сможет войти внутрь, сесть за привычный столик, за которым сидела в молодости, и снова возьмется за кисть. Но вот уже почти час она стояла на одном месте, топтала землю и завидовала всем тем, кто так свободно мог зайти внутрь и не волноваться о том, что светловолосый мужчина встретит их с улыбкой на губах.
На работе они пересекались редко. Отчасти сама Ингрид избегала неловких встреч, так как с последнего столкновения лбами прошло мало времени, а она не хотела причинять Чейсу ещё больше боли своим присутствием. Посмотрев на камешек под ногой, Магнуссен тяжело вздохнула. Пожалуй, ей никогда не хватит смелости переступить через себя, через самого Монахана, и войти внутрь. Она знала, что он не будет её винить в той слабости, что обязательно улыбнется ей, но... желала ли она такого обращения? Была ли достойна этого? Ингрид уже совсем потерялась в своих мыслях и желаниях. Она винила себя не только за то, что случилось так давно, но и за недавно сказанные ею слова.
Она не имела права вмешиваться в его жизнь снова. Не могла позволить себе перевернуть его мир с ног на голову, и считать это «ничем особенным». Возможно, кто-то сказал бы, что они были связаны судьбой, но Ингрид понимала, что эта связь была слишком сильно пропитана кровью чтоб считаться настолько важным. Нет, она была важной, но совсем другим образом. Магнуссен не имела права забывать о том, что тогда случилось, но не ей делать шаг навстречу Чейсу, не ей решать за него. Впрочем, кажется и сам Монахан не собирался гнаться за ней, и именно поэтому отступил в тот раз...
-Дьявол! – молодая женщина подняла глаза к небу. Настало время признать, что сильная женщина не такая уж и сильная, а значит лучше ей убираться отсюда, дабы случайно не встретиться с кем-нибудь из семьи Монахан. Ингрид ещё раз бросила взгляд в сторону окон паба, после чего отвернулась и пошла прочь, - она не могла пересилить себя и войти туда, улыбнуться и притвориться, что всё в порядке, так как это было не так.
И чего она хотела от него? Пройдя несколько шагов, Ингрид сама поразилась тому, что пришла сюда. Что решилась на такой шаг, ведь она не имела права даже думать о таком. Она не могла просто взять и прийти к Чейсу притворяясь его давней подругой, которая заскочила выпить пива. Она не могла этого сделать, поэтому глупо было приходить сюда. Они с Чейсом никогда не смогут нормально общаться. У них вообще не может быть чего-то «нормального». Эта мысль больно ранила норвежку, поэтому она горько усмехнулась.
Лишь повернув за угол Магнуссен расслышала чьи-то шаги. Она была слишком погружена в свои мысли чтоб обратить на это внимание, но кто-то явно наблюдал за ней всё это время. Обернувшись женщина не смогла разглядеть тень в темноте, поэтому прищурилась, но толку от этого было мало. Ещё один шаг назад, и кто-то хватает её за плечо, при этом прижав нож к самому горлу. Ингрид явно не оценила его способности...
-Магнуссен, ну, вот и встретились без ваших псов из НЭШБ-а! – голос был знакомый, и Ингрид знала, что это один из представителей террористической группы, из которой она арестовала сразу нескольких людей. Лично Магнуссен управляла этим делом, и глупо было надеяться, что за ней не придут. – Твои штучки с пси-оружием тут не пройдут, - нож неприятно впивался в кожу, а сам мужчина настолько сильно сжимал её руку, что Ингрид не могла ничего поделать.
Не надо было ей приходить сюда...

 Отправлено: 28.08.13 00:16. Заголовок: внешний вид: бледно-..

внешний вид: бледно-серая рубашка с рукавами закатанными выше локтя небрежно заправлена в грязно-синие джинсы опоясанные темно-коричневым кожаным ремнем, черные классические converse'ы.

Чейс отшучивается от симпатичной официантки с невероятно мудреным именем, потряхивая полупустой пачкой сигарет по пути к двери за барной стойкой.
Политика заведения (читай: большая просьба Одри непосредственно к Чейсу) гласила, что курение перед главным вхдом в бар запрещено, что вынуждало Монахана устраивать свои «пятиминутки» у заднего выхода. Однако после того, как несколько сомнительных типов в переулке спрашивали у него не менее сомнительные имена (предположительно местных дилеров, увы, Чейс просидел в клетке слишком долго, чтобы быть в курсе кто и чем торгует в наши дни), брат управляющий решил воспользоваться этим своим статусом и перенести перекуры в помещение для сотрудников. Конечно, ворчали все, кто мог, но дальше этого дело как-то не шло. И слава богу.
Заперев дверь в паб и устроившись за в кожаном кресле и по-хозяйски закинув ноги на стол, Монахан не без удовольствия закурил и воззрился в «реалити шоу» - четыре крошечных монитора показывали запись с камер наблюдения в режиме live – в котором сегодня происходило что-то опредленно любопытное. Забыв про сиротливый столбик пепла на своей сигарете, Чейс чуть сощурил глаза, наблюдая за тем, как фигура напоминающая Ингрид посмотрела в сторону окон паба и двинулась прочь от дверей. Едва не устроив пожар от своего удивления, Монахан выругался, когда она пропала из поля зрения «большого брата», и с неосознанным облегчением нашел ее на соседнем мониторе, транслирующем ситуацию за углом бара, в переулке у задней двери.
И тогда что-то пошло не так.
Сначала Чейс решил, что это один из сомнительных типов, которых Ингрид отошьет одним взглядом и приготовился было посмеяться над тем, с какой скоростью тот метнется от нее подальше, но этот тип, при всей своей сомнительности, не был из тех, кто докучал Монахану последние несколько недель. Оставив дотлевающий окурок в пепельнице и бросив взгляд на телефон, во взявшемся из ниоткуда желании сразу вызвать копов, он одернул себя от этой мысли. Если это имеет что-то общее с НЭШБом, то полиция тут явно не поможет. А садиться еще раз Чейс совершенно не собирался. Десяти лет ему хватило с лихвой.

Задняя дверь жалобно скрипит, от чего незнакомец дергается, ослабляя хватку, неосмотрительно оборачиваясь в сторону звука. Чейс знает, как использовать свою способность себе во благо, облегчая кости, увеличивая скорость: поэтому он оказывается за спиной незваного нарушителя спокойствия быстрее, чем тот успевает заметить третьего в этом переулке. Четыре шипа выпускаются из костяшек правой руки практически неосознанно, и Монахан прижимает острия под лопатками, меж ребер незнакомца, от чего тот напрягается еще сильнее, вцепляясь в плечо Ингрид с прежней силой.
- Отпусти ее, - голос Чейса холоден, как металл, и совершенно спокоен. Он знает, что при необходимости сможет воспользоваться своим положением и опередить противника, если тот предпримет попытку обыграть его, - не делай глупостей и резких телодвижений. Медленно.
Этот некто и правда не торопится, тратит несколько мгновений, оценивая свое положение, благодаря чему Монахан делает вывод, что даже если он мутант, атакующей способности у него нет, а после медленно разжимает пальцы на плече Ингрид.
- Умница. Теперь отпусти нож.
«Умницей» ему быть явно не понравилось. Оставляя неглубокий порез на шее Магнуссен, незнакомец делает необдуманную попытку обернуться, чтобы нанести удар Чейсу, от чего получает «когтями» в предплечье, в аккурат промеж локтевой и лучевой костей. Нож с металлическим лязгом оказывается на асфальте, бликуя в свете лампы над дверью в паб. Монахан с размаха прижимает неудачливого типа спиной к стене, удерживая руку ребром в плотную к его горлу и протыкая предплечье незнакомца насквозь, всаживает шипы в рядом с его головой. Два из них успешно входят в швы между кирпичами, два с треском ломаются где-то посередине, не выдержав напряжения.
- Что я говорил про «глупости и резкие телодвижения»? – Чейс привычно не чувствует боли, ощущая лишь некоторый дискомфорт, но раздражение и закипающая в крови злость делают свое дело. Он едва не рычит в лицо незнакомца, перед тем, как чуть повернув голову, убедиться в том, что Ингрид не получила опасных для жизни повреждений, - ты в порядке?
Монахан знает, что если отвести внимание от этого надолго, то это может недобро аукнуться. Поэтому, глядя в упор на незнакомца, он кивает в сторону приоткрытой двери в паб,
- Ингрид, иди в паб, запри за собой дверь. Аптечка на полке за столом. В зависимости от «проблемы» вызови полицию или НЭШБ, - он нахально усмехается в лицо отреагировавшего на слово «НЭШБ» типа, - определенно НЭШБ. Скажи, что это срочно.
Не услышав звука шагов, Чейс бросает еще один взгляд на Магнуссен, встречаясь с ней глазами. Со следами крови на коже и взволнованным выражением лица она напоминает ему о событиях той роковой ночи, много лет назад, когда она выбежала из дома и набрала девять-один-один, и о чем, как он выяснил, в последствии пожалела. Сравнение отзывается тянущей болью в груди, но в этот раз им точно нужна подмога, иначе этот неудачник умрет от потери крови, а этого Монахану никак не хочется.
- Ингрид, пожалуйста.

 Отправлено: 05.09.13 15:51. Заголовок: Ничего особенного, п..

Ничего особенного, просто работа такая выдалась. Ингрид стоит затаив дыхание и ждет, что же будет дальше. А дальше ситуация будет развиваться либо в её пользу, либо против неё. В первом случае Магнуссен удастся высвободиться и "включить" своё пси-оружие, а дальше дело будет обстоять полегче; второй же сценарий имел весьма печальную концовку, где она лишается не только своей конечности, но и жизни. Какой бы невыносимый ад не творился вокруг Ингрид, умирать она не собиралась, хотя бы до тех пор пока не скажет Чейсу всё, что она хранила в себе столько лет. Поэтому оставалось надеяться, что ей всё же повезет и события будут развиваться по первому сценарию...
Женщина даже и не подозревала, что была возможность третьего исхода, который был намного хуже той, где она лишается конечности и жизни в придачу. Когда перед ними появился никто иной, как светловолосый Монахан, то сердце Ингрид замерло где-то в области рёбер и её захотелось закричать о том, чтоб тот уходил немедленно. Пусто в кои-то веки Чейс забудет о чести, мужестве и справедливости. Пусть впервые в своей жизни он окажется трусом, который сбежит отсюда и оставит её одну, так как Магнуссен не только не желала видеть его мертвым, но ещё больше боялась того, что он отправится за решеткой во второй раз по той же причине – из-за неё.
-Чейс, не надо! – вырвалось у женщины и она дернулась в самый неподходящий момент, хотя было плевать. Она была готова отдать не только свою руку этому психопату, но и всю себя, лишь бы не вмешивать Монахана в эту ситуацию. Острое лезвие ножа прошлась по гладкой коже и лишь спустя пару секунд Магнуссен почувствовала липкую жидкость, что текла по шее и вниз по груди, при этом намочив майку. Ей было не до этого, ей вообще было не до себя сейчас, так как эта картина слишком сильно напоминала ей тот случай из молодости, который перевернул её жизнь с ног на голову. Ингрид стояла как вкопанная и наблюдала за происходящим, словно отключившись от реальности...
Она видела всё это давным-давно. Видела светловолосого подростка, который вцепился в невысокого брюнета. Слышала их ругательство и видела, она видела кровь, что капала на пол. В какой-то момент женщина настолько притихла, что казалось, она ожидает, когда же бездыханное тело упадет у её ног. Она не слышала голоса Чейса, только видела старое воспоминание, что подобно ленточке крутилась в её сознании даже когда она спала. В этот раз Ингрид не отступила на несколько шагов, не сбежала, она стояла и смотрела, желая сделать хоть что-то, но понятия не имела что.
-Нет! – отчаянно кричит женщина и понимает, что в этот раз она никуда не денется. Её рука моментально превращается в оружие, и она уже целится в незнакомца. Легче было бы сбежать. Снова. Легче было бы отвернуться, пойти в паб, закрыть за собой дверь и набрать знакомый номер НЭШБ-а, а потом ждать... ждать ещё десять лет... и не знать, что же будет дальше.
-Дернешься, и я выстрелю! – она предупреждает, но даже напавший на неё человек понимает, что сейчас она готова сделать то, что сказала. – Отойди от него! – бросает она в сторону Чейса и смотрит на парня, который всего лишь несколько минут тому назад провел ножом по её шее. Царапина – думает она, и это правда в случае с Магнуссен, так как по сравнению с тем, что было в её жизни это и правда царапина.
-Клянусь Богом, я тебя убью на месте, если дернешься! – её голос звучит как никогда твердо и уверенно. Она ничего не боится. Ингрид Магнуссен готова пойти на любые жертвы лишь бы спасти Чейса, и она пойдет, если придется, то она убьет этого подонка, даже отправится в тюрьму, но не позволит ему испортить жизнь Монахану.
-Иди, вызывай подмогу. – Уже тише произносит Ингрид и всего лишь на секунду смотрит в глаза блондина, словно уверяя его в том, что всё хорошо, что сейчас её черед, что даже ели всё будет очень плохо, то в этот раз не он окажется по ту сторону решетки. И это правда, самая настоящая правда, так как стоит парню дернуться, как Ингрид выстрелит в него, и тот упадет на землю. Кажется, он всё же засомневался в словах Ингрид, поэтому решил наброситься на неё. Раздался громкий выстрел, и Магнуссен не сразу поняла, что ранила его в ногу, что заставило парня упасть прямо перед ней.
-Не смотри на меня! Звони! – кричит она Чейсу, - Умоляю тебя, не стой тут! Не в этот раз! – уже перейдя на хрип, повторяет она и в последний раз смотрит на Монахана, после чего переводит взгляд на парня, который уже не планирует вставать и лишь хватается за окровавленную ногу.
Одна история не будет повторяться дважды.
Не в этот раз.

 Отправлено: 05.09.13 17:27. Заголовок: Он готов умолять ее ..

Он готов умолять ее о прощении.
Потому что подсознательно Чейс бесконечно винит себя во всех смертных грехах, признавая свою вину во всех своих действиях, что обернулись крахом их личной империи, болью его семьи, белым шумом, вместо его жизни.
События развиваются слишком быстро, чтобы Монахан успел оценить возможные последствия этого дня, возможный урон, что те могли нанести. Он выпускает незнакомца из своей хватки, вытягивая шипы из его руки, но не торопится предпринимать каких лицо дейсвий, перескочив взглядом с блестящего металла, где прежде была рука Ингрид на взгляд уже раненного типа, восстанавливая форму смоманных «когтей», когда оппонент вновь предпринимает попытку нападения. Дернувшись в сторону непонятливого человека, вскоре падающего на землю, обхватывающего раненную ногу, Чейс вновь останавливается, встречаясь глазами с Ингрид, не зная, что ему делать. То, что он хочет сделать и то, что он должен сделать всегда расходятся в действительности, одаривая Монахана звонкой пощечиной, что отрезвляет его вовсе не в том смысле, как должна.
Вместо того, чтобы поступить, как ему говорят, Чейс остается на месте, доставая мобильный телефон из кармана окровавленной рукой.
Он не оставит ее здесь. Он вообще ее не оставит.
Никогда не мог и не станет сейчас.

Когда шум приближающихся машин становится очевидным, Монахан бросает взгляд в сторону дороги, однако, не имея возможности видеть автомобили.
Их раненный нападающих лежит у его ног и Чейс с каждым мгновением отмечает, что движения незнакомца становятся все медленнее, дыхание тяжелее и тише, что не наводит его ни на какие положительные мысли.
- Ингрид, - произносит он, заметив приближающихся сотрудников НЭШБ, торопящихся решить их маленькую проблему. Монахан подходит к ней, подталкивая в сторону все еще распахнутой двери, - иди. Я справлюсь с этим.
Может быть Мангуссен слушается его от навалившихся на всех участников этой сцены усталости, может правда поняв, что Чейсу можно довериться, а может от того, что что правда поняла, что сейчас не лучшее время устраивать очередной спор о том, кто возьмет на себя следующий удар, просто потому, что сам Монахан планирует отправить коллег в прекрасное далеко вместе с напавшим на них с Ингрид типом, пообещав, что они оба дадут свои показания в отделе завтра.
Но не сейчас.
Закрыв за ней дверь в паб, он встречает колючий взгляд одного из подошедших к нему мужчин, очевидно, ответственного лица, отбивая его вопросы сухими ответами, которые в таком же виде войдут в отчет, убеждая его, что «с нами все в порядке», предостерегая что «вы зайдете в паб только через мой труп, потому что здесь моя личная жизнь, в которой не место НЭШБ» и настойчиво стоя на своем с «нет, Ингрид Магнуссен ответит на все ваши вопросы только завтра», готовясь стоять перед дверью не на жизнь, а на смерть, только бы не подвергнуть ее еще одному испытанию – рассказу о случившемся пытливым умам.
После долгих «окей, договорились» и «займитесь лучше этим», он наконец избавляется от назойливых коллег и напавшего незнакомца, чтобы в напоминание об этой сцене остались только следы крови на асфальте, смываемые поздним вашингтонским ливнем, Ингрид и он сам.

Чейс запирает за собой заднюю дверь тихо, боясь спугнуть замершую напротив мониторов, транслирующих «картинки» с камер видеонаблюдения, Магнуссен. Он тяжело вздыхает, не говоря ни слова, замечая следы крови на ее шее и в волосах, нестерпимо яркие и контрастные в свете нескольких ламп помещения.
Стерев рукавом рубашки дождевые капли с лица, он обходит стол и открывает аптечку, белеющую своим коробом на пыльной полке, заваленной документами.
- Надо обработать, - тихо сообщает он Ингрид, бросая еще один взгляд в сторону ее ранения, которое, может и кажется несерьезным, но может плохо аукнуться хотя бы из-за заражения. Монахан удивляется послушанию собственных рук, отработанными действиями смачивая вату в антисептике, - можно?
В движениях Чейса читается некоторая неуверенность, словно он всерьез опасается, что Ингрид сбежит от него, снова ища спасения в дождливой ночи, силясь забыть о произошедшем, как о страшном сне. Он делает пару шагов в ее направлении, и, не получив однозначного отказа, избегая прямого контакта «кожа к коже» убирает ее вымазанные в крови волосы и осторожно касается ватой места повреждения.
- Зачем ты это сделала? - он хмурится, имея в виду ее проявление способности и желание самостоятельно справиться с атаковавшим ее типом. Монахан цокает языком, осматривая ее рану, - я бы мог решить все сам.
Его первым приоритетом всегда была ее безопасность, и тогда, и сейчас, и Чейс вынужденно избегает взгляда Магнуссен, зная, что если он встретится с ее глазами, рискует наговорить много такого, о чем они оба потом пожалеют.

 Отправлено: 06.09.13 10:59. Заголовок: Она не боится, нет, ..

Она не боится, нет, она готова умереть хоть сейчас. Здесь и навсегда. Чем не хорошо умирать при виде своей единственной любви? Можно заглянуть в глаза Чейса и простить этому миру все грехи, простить себя, в конце-концов, но в этот раз судьба оказывается добрее, и приближающийся звук машин тому доказательство. Ингрид опускает руку, которая непривычно напряжена и придает её привычный образ. Она смотрит в глаза Монахана и лишь едва заметно кивает ему в знак согласия. Она не знает почему слушается его, не знает чего добивается, лишь то, что теперь Чейс в безопасности и в случае чего, даже в самом худшем раскладе, за решеткой окажется сама Магнуссен, а не Монахан.
Опустив руки, Ингрид чувствует как они предательски дрожат и понимает, что на самом деле она не такая уж и сильная. Мать всегда говорила, что у них в жилах течет кровь викингов, и как бы невыносимой не была эта мысль, подсознательно Магнуссен всегда верила в то, что она такая же сильная, бойкая, стойкая... но не сейчас, и не рядом с Чейсом. Женщина заходит в паб и замирает сразу в нескольких шагах от двери. Стоя спиной она чувствует, что теряет равновесие, хоть и стоит на собственных ногах достаточно твердо. Мыслей становится слишком много, а воспоминания уж больно невыносимые чтоб вот так просто справиться с ними. Она смотрит на свою рубашку и замечает следы крови. Только сейчас Ингрид вспоминает, что у неё на шее небольшой порез, о котором она совершенно забыла, и который даже не зудит.
Кровь. Дождь. Земля. Грязь. Смерть.
Это должно быть шутка, обыкновенная шутка судьбы, которая в очередной раз насмехается над ней – дочерью самой прекрасной и самой опасной женщины. Женщины, которая вновь появилась в жизни Ингрид и убеждает её в том, что в этот раз всё будет иначе, что она изменилась. Но Магнуссен знает, что люди не меняются, как и не меняются чувства людей, если они настоящие. А её чувства к Чейсу всегда были самыми искренними и честными, которых она могла испытывать. С его исчезновением испарилась и способность любить. Любить в принципе.
Ингрид смотрит на мониторы и понимает, как Чейс оказался в этом переулке. Она чувствует острую боль в висках и хочет отвернуться от всего этого. Отвернуться от собственной судьбы и уйти подальше. Ей бы хотелось научиться отпускать прошлое, и вместе с ним – Чейса. Но он стоит позади неё, а она всё также отчаянно в него влюблена.
Магнуссен ничего не отвечает и избегает взгляда Чейса. Она не хочет встречаться с его глазами и почему-то думает о том, что в прошлый раз им не удалось смыть кровь друг с друга. Она стоит неподвижно, не чувствуя ни прикосновение ваты к её ране, ни щемящей боли. Ингрид понимает, что именно под этой раной скрывается один большой комок, который так и хочет вырваться наружу и высказать Монахану всё то, что она прятала внутри себя все эти годы.
-Не говори так, - Ингрид взмахнула рукой настолько быстро, что Чейс даже не успел среагировать. Отойдя от него на несколько шагов, женщина сложила руки на груди и уставилась в пол. Она не хочет выслушивать слова о том, что он бы справился сам. Не собирается думать о том, что он снова должен рисковать своей безопасностью ради неё. – Мне уже давно не семнадцать, и я могу справиться. Без твоей помощи. Ты не обязан и не должен защищать меня от всех и всякого. Это не твоя работа. – Голос Магнуссен звучит очень холодно и устало. Она и правда устала доказывать Монахану, что уже давно не является его головной болью. – Ты не должен был вмешиваться. Особенно будучи в такой ситуации. Я – больше не твоя проблема, Чейс, мне хватило и прошлого раза, думаю, тебе тоже. Я могу защитить себя сама и ты не должен всем рисковать ради меня, не должен! – последнее слово получается таким отчаянным, что Ингрид хочет поскорее убраться отсюда, но не может двинуться с места. Она стоит спиной к Чейсу и думает лишь об одном...
Ялюблютебя.Ялюблютебя.Ялюблютебя.
-Пожалуй, мне пора уходить. – надевая куртку Магнуссен уже собирается уходить, но не может пересилить себя.

 Отправлено: 09.09.13 06:11. Заголовок: Монахану физически т..

Монахану физически тяжело от ее ледяного тона, словно ей доставляет своеобразное удовольствие один факт произнесения слов, которые наносят неумолимые удары по внутреннему миру Чейса. Той лачуге, которую он только начал отстраивать в самом себе, заставив себя, вынудив отказаться от нее, от своего единственно верного ориентира, которым он жил последние.. сколько он себя помнит лет.
Вымокшая на дожде одежда неприятно стягивает кожу и Монахану кажется, что еще чуть-чуть и он просто задохнется в ее сковывающих объятьях.
Она говорит так, словно перед ней провинившийся ребенок, непонимающий банальные столпы устройства мира. Словно она не помнит с кем говорит.
Словно не понимает, что он не сможет жить с самим собой, если с ней что-то случится.
- Ты хоть слышишь себя? – Чейс отчетливо ощущает, как в жилах закипает кровь, но отмахивается от назойливого чувства, как от назойливого насекомого, глядя в напряженную спину Магнуссен. Он ловко выкидывает вымазанную в крови и антисептике вату в урну, не двигаясь с места, - я бы вышел на улицу ради любого другого человека в подобной ситуации, не только тебя, - он бы добавил «но особенно ради тебя», если бы это так откровенно не отдавало привкусом дешевой драмы, - я делаю не то, что должен или не должен, что хочу делать. Как чувствую. Такова моя природа, Ингрид, – горечь в голосе читается без лишних усилий. Знает ли она? Помнит ли она? Сохранила ли она в памяти хоть что-то о них с последней встречи, которая закончилась не лучше, чем предыдущая, вовсе не расставив все точки над i, а только спутав карты и добрые намерения, перевернув все с ног на голову, - ты должна знать это лучше всех. Не первый, не последний раз.
Он жалеет о произнесенных словах, как только они срываются с языка, разрушая последние, без того слабые надежды на позитивный исход ситуации. Монахан закрывает глаза, считая про себя до пяти – он бы досчитал до десяти, но терпения не хватит, - на вдохе и еще до пяти на выдохе, ощущая укол совести в самое сердце, как непрошенный заряд адреналина.
Чейс зол. Искренне и совершенно откровенно зол на себя, на Ингрид, на свою судьбу и жизнь, на сложившуюся в переулке сцену, на незнакомца, в которого всодил свои шипы, на пятна крови на одежде, как доказательтво произошедшего и собственные мысли, которые буквально твердят ему о том, что он только изуродует ее жизнь своим присутствием.
Но когда же, черт подери, Чейс Монахан действовал рационально в присутствии девушки всей своей жизни?
Он подходит к одной из коробок, что стоит за столом, доставая оттуда футболку с символикой паба – ту самую, которую наотрез отказался носить, ссылаясь на то, что теперь «дресс-код» ассоциируется у него только с одинаковыми тюремными робами. Быстро стянув через голову вымокшую рубашку, он ни разу не бережно бросает ее через стол в кресло и надевает форменную майку.
- Ты шутишь, - он даже не спрашивает, наблюдая за тем, как Магнуссен натягивает на плечи куртку, - после того что случилось? Просто уйдешь? – складывая руки на груди, Чейс не может, да и не хочет сдержать мрачную насмешку в голосе, - ну, нет. Либо ты побудешь здесь, либо я отвезу тебя домой. Никакой самодеятельности на сегодня. Хватит.
Как будто между ними пролегли сотни жизни.
В одной из них они встретились, в другой прожили счастливые годы, в третьей безвозвратно потерялись, не имея никакой возможности вернуться друг к другу, словно все дороги и мосты сменили свои географические координаты, а сами они разучились говорить на своем языке, лишая единственного шанса на «нас» при неминуемо горькой встрече.
Они были обречены с самого начала.

 Отправлено: 12.09.13 16:36. Заголовок: Она выживет, если ты..

Она выживет, если ты не напишешь, но умрёт при звуке звонка. [c]

Легче всего просто выйти из этой комнаты. Легче всего было бы просто уйти и снова дать себе обещание, что ты никогда больше не вернешься в это место, не вернешься к воспоминаниям о нём, не вернешься в его судьбу, которая уже давно не пересекается с твоей. Но ты понимаешь одну простую истину – тебе не сбежать от него. Человек, который стоит за твоей спиной успел переплести ваши судьбы настолько туго, что не хватит даже целой жизни чтоб распутать их. В этот момент ты осознаешь насколько ты была глупа, когда надеялась, что тебе удастся выйти из этого замкнутого крута. Ты просто наивно полагала, что все пути не ведут тебя именно к этому человеку, но это не так.
Ингрид чувствует, как дыхание приостанавливается, когда до неё доходит смысл сказанных слов. Она резко поворачивается в сторону блондина и сама того не желая, выпускает такой крик, словно намеревается разбить все стекла в этой комнате. Но у неё нет никакой способности делать это, поэтому она лишь кричит, отчаянно, находясь в такой безысходной ситуации, что готова наброситься на Чейса кулаками и высказать ему всё то, что она думает про него, про его «природу», про их прошлое, про всё то, что связало их и тем самым навсегда разделило. Магнуссен отступает на шаг, чуть шатается, когда голос начинает хрипеть и она прижимает ладони к губам, испугавшись, что этот нечеловеческий вопль снова вырвется наружу. По щека предательски текут горячие слезы, которые обжигают глаза, а Ингрид упирается спиной в стену и протягивает перед собой руки, мол, не трогай меня, а то я умру. И она правда может умереть сейчас, так как эта ночь и так выдалась ужасной тем, что стерла границу между прошлым и настоящим, тем самым напоминая самый ужасный и болезненный день в её жизни, который она всё никак не забудет. Схватившись за голову Ингрид пытается успокоится, но у неё это не получается, так как она впервые, и правда впервые, дала волю своим чувствам. Тем самым, которые сверлили её сердце на протяжении этих лет, что они с Чейсом не встречались. Она чувствует, как дрожат руки и хочет бить ими по какой-нибудь поверхности, да хоть рвать на себе всё, но она знает, что это не поможет и молится лишь о том, чтоб Монахан не прикоснулся к ней, так как она и правда может не выдержать.
-Я надеюсь, что последний. – Магнуссен и сама удивляется тому, как быстро эти слова срываются с её губ. Плечи женщины больше не дрожат, но ей и правда нестерпимо находиться тут. Ингрид не спешит поднимать глаза на Чейса, так как сразу же видит на его лице следы крови – чужой крови, как тогда, в молодости. Она понимает, что это лишь больное воображение её утомленной психики, но сейчас она не может делать над собой усилие.
-Ты не имеешь права так говорить со мной, - вырывается у неё, - не имеешь на это право! Мне и так на всю жизнь хватит той единственной ночи, я до сих пор расплачиваюсь за неё, но не смей... просто не смей так со мной говорить! Не смей мне твердить, что так было правильно, когда это было НЕ ПРАВИЛЬНО! – Ингрид наконец-то поднимает заплаканные глаза на Монахана, - Ты до сих пор веришь в то, что это было правильно. Что я не виновата, что не было другого выхода, но не смей, просто не смей твердить мне, что я, как принцесса, должна была сидеть молча и смотреть на то, что повторялось на моих глазах! Ты прав, это не первый раз, но я НАДЕЮСЬ, что это ПОСЛЕДНИЙ раз, так как ещё одного такого случая я просто не переживу! – голос Ингрид почти что хрипит, и она смотрит в сторону дверей понимая, что ничего им уже не изменить. Они навсегда останутся зависшими в той единственной ночи, которая перевернула их жизнь и всё не вернет на свои места.
-Просто хватит, Чейс, - Магнуссен наконец-то отстраняется от стены, - защищай кого хочешь и как хочешь, но только не меня. Ты достаточно защитил меня, поэтому не надо рисковать своей жизнью или сохранностью ради меня, не надо, просто не надо! И не спорь со мной, просто не спорь! – Ингрид мотает головой и снова поворачивается к нему спиной, после чего поднимает взгляд к потолку. Слезы снова начинают скатываться по щекам и хоть Магнуссен очень сильно хочет выйти из комнаты, она не может заставить себя сделать шаг.
-Я так устала... боже, я так устала от всего это... – почти что шепчет Ингрид, закрывая лицо руками.

 Отправлено: 14.10.13 00:21. Заголовок: Это как идеальная фо..

Это как идеальная фотография падения.
Взяв ее в руки неправильно, можно предположить, что падающий человек на самом деле взмывает в небо, раскинув руки в приветственном, дружелюбном объятье, приветствуя новый мир, предлагающий только самые лучшие воспоминания. Замершее в одну секунду мгновение, запечатленное удачливым фотографом, который может даже не решит продавать свой снимок за гроши, а оставит в своем личном портфолио на память о выхваченном из жизни моменте, которым нет равных.
Но это если держать фотографию неправильно, перевернув ее сверху вниз. Потому что правильный ракурс отражает одну из последних секунд жизни человека и есть в этом что-то дикое, что-то страшное, что-то спонтанно бунтарское, словно он встречает смерть как дорогого друга, или принимает судьбу с катарасичным покаянием, или наконец решается на отчаянный шаг полного и безапелляционного решения покончить с собой. В любом случае, все мы знаем, что случилось с падающим человеком на снимке спустя считанные мгновения после того, как фотокамера украла эту секунду из его ускользающей жизни. Он падал, и падал и падал пока не пропал из фокуса объектива.
Чейс согласен стать падающим человеком, бесспорно, покорно и терпеливо выполнить свою роль, но лишь при условии, что Ингрид перестанет вертеть его жизнь в своих руках, как проклятый снимок, меняя направление его взлетов и падений в кардинально противоположных направлениях. Но только он не падает. И руки Магнуссен засунуты глубоко в карманы.
Но это просто снимок которого нет. Жизнь здесь, за его воображаемой белой рамкой паларойда. Он просто ищет ответы на свои вопросы в ее глазах, а она отворачивается снова и снова, оставляя его одного.
- Я бы перестал, если бы мог.
Слабое оправдание собственным действиям, которые калечат сильнее, чем могут лечить даже теоретически, но он бесконечно повторяет свои ошибки, не желая признавать их таковыми.
И это вся его жизнь – бессмысленная борьба со всем миром, включая его самого.
Чувствуя себя лишним и неуместным и в этом помещении, и рядом с Ингрид и в собственном теле, Монахан поджимает глубы, отчаянно осматривая пространстве, словно где-то здесь прячется один единственный шанс на его спасение, но.. его здесь нет.
Вместо чего-либо относительно дельного, Чейс собирает расставленные на столе медикаменты и возвращает их в аптечку, двигаясь грузно и медленно, борясь с усталостью и тяжестью в груди, не принимая никаких заведомо провальных попыток успокоить и урезонить Ингрид, прекрасно понимая причину ее состояния.
Он чувствует то же самое. И он знает, что бороться с этим совершенно бесполезно.
Монахан потратил на эти нелепые старания больше десяти лет и может с уверенностью опытного человека заявить – из этого состояния нет выхода.
Тихо закрыв белеющую на общем фоне дверь аптечки, Чейс поворачивается к Магнуссен, но вместо того, чтоб сделать шаг к ней, прислоняется спиной к двери и опускается на пол, в безнадежном поиске какой-то поддержки и/или опоры.
С привычным ужасом он снова важдет вернуться в свою клетку, в которой мир был жесче (что спорно) и понятнее, где правила были написаны и выверены до него, что лишало Монахана необходимости проверять на себе их понятный механизм. Здесь, в «большом мире», все известные ему формулы давно перестали работать, сменившись чем-то неизвестным и непонятным.
Он не знает этот мир. Он не узнает в нем даже самого себя.
Чейс закрывает глаза, делает вымученный глубокий вдох, прерывистый выдох и закрывает лицо ладонью, словно признавая свое поражение на всех фронтах. Он бы перестал это сопротивление, что больше напоминает старания раковой клетки победить здоровый, сильный организм, но не может. Не может отступить, не может остановиться, не может отпустить, не может произнести три слова, выжженных у него под кожей, не может больше молчать..
- Это совсем не работает, да? – сложив руки на груди, спрашивает Монахан, изучая свои колени, - мы стараемся уйти, мы стараемся остаться, мы.. слишком сильно стараемся, - он невесело усмехается, наклонив голову набок, упуская тот момент, когда его взгляд замирает на неведомой точке на полу, - но ничего не выходит.
Чейс никогда не был хорош в выражении собственных чувств. Все его коммуникационные данные покидали его, как только сердце переполнялось безвыходным объемом эмоций, которые было остро необходимо высказать. Но он не задумывается о необходимости поднять глаза на Игрид, встертиться взглядом в ее глазами или, раз уж так вышло, с ее спиной, в слабой попытке объяснить что-то невербально, избегая речь.
Они оба разделяют это отчаяние. Она поймет о чем он, даже если совсем не захочет.
- Я старался, Ингрид, - признается Монахан, качая головой, - я правда старался. Но мы продолжаем находить друг друга и возвращаться к той чертовой ночи, - цокнув языком, он поджимает губы, рассматривая пересекающиеся линии на своей ладони, - сколько еще это может продолжаться?
Сжав пальцы в кулаки, он поднимает голову и, прислоняясь затылком к двери смотрит на Игрид опустевшим взглядом. Он четовски потерян, он утомлен и, видимо, он слеп, раз не видит ни единой возможности найти выход из этой западни.
Может быть это судьба?
- Что нам делать, Ингрид?

 Отправлено: 15.10.13 13:32. Заголовок: “Нет сил на совершен..

“Нет сил на совершение выбора. Тем более правильного выбора в реальности не существует – есть только сделанный выбор и его последствия.”

Я слишком устала, знаешь? Устала от всего – верить или не верить, какая нафиг разница, если это ничего не меняет. Иногда я думаю, что мне всё ещё шестнадцать, что я также сильно влюблена в тебя – светловолосого хулигана – единственного человека, который принимает меня такую, какая я есть; единственного, кто заставляет улыбаться без какой-то веской причины; заставляет верить даже тогда, когда не во что верить. Иногда я думаю, что моя жизнь и правда прервалась в тот подростковый возраст, что я совсем не научилась принимать настоящее в котором нет тебя, нет меня, нет нас. Правильнее всего было бы вбить себе в голову, что ничего этого и не было. Что ты – мой сон, так и остался сном, который не сбылся, не превратился в реальность. Легче было бы принять всё то, что окружает нас сейчас, научиться жить по-новому, с каким-то другим человеком, у которого не будет твоя улыбка, но который сможет выбить из меня все остатки тебя, понимаешь? Мне чертовски необходимо вспомнить это «до тебя». Почему, почему даже спустя столько лет я не могу вспомнить как мне жилось раньше? Не помню тех дней, когда я не рисовала твои глаза, не ловила твой голос и не искала твоего лица в толпе. Неужели мы оказались такими глупыми, что совершенно удалили «себя» из этой реальности, оставив лишь это проклятое «мы», которое было растоптано тогда, когда «нас» уже и не стало. Как мы успели так сильно сшиться, привязаться, перевязаться, склеиться, что не можем жить собственной жизнью, где нет второго? Иногда я думаю, что это просто болезнь какая-то. Может я тебя даже придумала. Вбила себе в голову, что не могу существовать без тебя, но ведь и ты, и я, прекрасно знаем, что иначе просто не умеем. Вот ты тоже стараешься, я вижу по твоим глазам, рукам... вижу и понимаю, что было бы легче стереть себя из твоей памяти, да и тебя из своей, что скажешь? Может стоит обратиться к профессионалу и попросить чтоб он нас избавил друг от друга?
Я брежу, прости. Я бы не хотела жить проще. Не хотела бы жить без тебя в своей голове. Не хотела бы...
И это такой приговор. Немного садо-мазохизм, но зато наш.
Выбор?
О каком выборе шла речь?

Ингрид оборачивается и смотрит на Чейса, который прислонившись к стене, сидит на полу, - какой же он сейчас слабый, напоминающий того светловолосого мальчишку, который через силу вспоминал смерть своих родителей и с грустью рассказывал о том, что его старшей сестре слишком тяжело, даже если она ничего и не говорит. Магнуссен всматривается в знакомые черты лица и так хочет помочь ему, - еслиб существовали слова, которые облегчили бы его состояние, то она обязательно произнесла бы их, даже через силу, даже вопреки своим желанием, ведь видит Бог (если он, конечно же, существует), что ей хотелось бы помочь ему. Не себе, нет, а именно ему, но вместо этого она продолжает стоять и молчать, смотрит на Чейса и понимает всю безысходность их ситуации, так как ничего не поделаешь – они слишком стараются забыть то, что невозможно забыть. Они слишком сильно стараются не прощать самих себя, ведь друг-друга они простили ещё давно, и что теперь? Что же теперь делать? Может стоит просто уйти? Забыть о своей работе, обязанностями перед НЭШБ и просто уйти? Ингрид думает, что можно было бы собрать все свои вещи и вернуться в Европу, но прекрасно понимает, что это ничего не изменит. Они всё равно будут жить своим прошлым, которого не стереть и возможно снова и снова будут врезаться в судьбы друг-друга заново.
Ингрид делает небольшое усилие над собой и приближается к Чейсу. Опускаясь на корточки перед ним, она всё ещё смотрит в его глаза и совсем не находит слов, а хотела бы, - черт, как бы сильно она хотела найти подходящие слова, но их попросту нет и пора уже признать это. Есть только...
-Может хватит? – почти что шепчет она, и понимает, что совсем не знает с чего говорит это. Магнуссен дотрагивается ладонью лица Чейса, чувствует его теплоту под кожей и понимает, что если раздумывать, то уже и не решиться, поэтому резко прижимается к его губам своими, обхватывая его за шею и полностью растворяясь в этом поцелуе. Она цепляется за него, как цепляется упавший в воду котенок за веточку, в надежде, что выкарабкается. Ингрид не надеется выкарабкаться. Она надеется, что они всё ещё могут спастись. Даже сквозь все грехи, кровь и смерть, что они всё равно будут...

 Отправлено: 20.10.13 20:17. Заголовок: И правда. Хватит. Че..

И правда. Хватит.
Чейс сначала не верит себе, собственному телу и ощущениям, захлестнувшим его с головой, настолько сюрреалистичной и невозможной кажется эта сцена.
Спустя все клятвы, кажущиеся настоящей точкой в их отношениях с Ингрид, спустя обещания и установки, обещающие ему спокойную светлую жизнь, спустя годы пустоты и неясной ему по определению отчужденности, он все равно никогда не переставал тянуться за ней всей душой, видимо, ощущая, что она так же тянется ему навстречу, сколько бы километров пространства и миллиардов невысказанных слов между ними не было бы.
Он неизлечимо болен ей. Ингрид – его яд, его антидот, его молитва и смертный приговор, в котором он все равно отчетливо видит happy end, потому что если не с ней, то ни с кем другим. Таких не лечат. Никто не в силах ему помочь.
Монахану не за чем бороться с собой, с ней, со всей вселенной, если даже она настроена против них, потому что иногда стоит сдаться и принять все так, как оно есть, потому что это и правда может быть планом судьбы. И, если честно, он придумает бессчетное количество отговорок и оправданий, нелепых, слабых, самых сомнительных и безумных, лишь бы не выпустить Магнуссен из своих рук.
Этот поцелуй полон отчаяния утопающих, цепляющихся друг за друга в надежде на обретение желаемого, или придуманного, выдаваемого за действительное, или за то последнее настоящее, которое в них есть. Чейс не задумываясь подается вперед, становясь на колени, хватается за край куртки Ингрид одной рукой, касаясь ее шеи другой, осторожно находя на ощупь едва успевший покрыться тончайшей корочкой порез, продвигаясь дальне, накрывая большим пальцем ту точку под которой бешено бьется пульс.
Он осторожно прерывает поцелуй и заглядывает в глаза Магнуссен, чтобы убедиться в том, что происходящее не является больной иллюзией его ярчайшего воображения и, получив подтверждение, мягко улыбается ей.
- Наверное, - шепчет Чейс, изучая лицо Ингрид, словно не в силах насмотреться, - ты права.
Чейсу кажется, что он никогда еще не был настолько живым.
На самом дне его воспаленного подсознания он все еще тот восемнадцатилетний мальчишка, бесконечно влюбленный в саму прекрасную девушку на планете. В реальности же, сколько бы не поменяло его время, как бы не исказило, не заострило его черты, Чейс Монахан никогда не сможет отказаться от нее и от того, что между ними вспыхивает с новой силой вновь и вновь.
- Я люблю тебя, - выдыхает Чейс, - я люблю тебя, слышишь? Люблю, - он едва заметно качает головой, словно забыв все другие слова, проводя пальцами линию с ее подбородка до скулы и дальше к виску, - так и не смог перестать.
Глубоко вздыхая, он прижимается лбом к ее лбу, закрывая глаза, прощая, наконец не прощаясь, не обещая и не стыдясь ровным счетом ничего. Никаких сомнений, никаких сожалений, никаких ложных надежд. Только истина, то воспеваемая, то тщетно отрицаемая на протяжении долгих-долгих лет, та, что разбила их в прошлом и свела вместе снова.
Монахан не верит в судьбу, но, на случай если она есть, благодарен ей.
В дверь из бара стучат, сначала тихо, затем настойчивее напоминая Чейсу о том, что его перекур давно закончился. Он открывает глаза и встречается взглядом с Магнуссен и, разочарованно цокнув языком, решает подумать об этом хотя бы чуть-чуть позже. Слабо усмехнувшись, он вновь касается губ Ингрид своими, без прошлого голода и отчаяния: вдумчиво и уверенно. Потому что она здесь, она настоящая, и она вновь принимает его в свои нежные объятья, пропуская в свою хрупкую внутреннюю вселенную.
И их миры вновь пересекаются, сливаясь воедино. Словно между ними и не было ничего.

 Отправлено: 18.12.13 12:10. Заголовок: Давай у нас будут ра..

Давай у нас будут разные сны, не кради их у меня. Но я могу и совсем не спать.
Давай мы не будем вдыхать воздух друг друга. Я могу вообще не дышать.

Наверное некоторые люди умеют любить лишь одного человека. С такими людьми всегда тяжело, так как они не умеют любить других, даже если стараются, даже если пытаются, даже если со всей силой давят на себя. Ингрид Магнуссен была таким человеком, и это было доказано практикой. Она не умела любить «других», даже тогда, когда годы начали тянуться вечностью, а одиночество давило на легкие с такой огромной силой, что казалось кости не выдержат и начнут трескаться один за другим. В её жизни были мужчины, даже слишком много мужчин, но ни один из них не смог залезть ей в душу, и даже в постель. Она не могла, просто не могла, даже если в какой-то момент Ингрид начало казаться, что она немного сумасшедшая и совсем не нормальная. Но и с этим пришлось свыкнуться, даже если было непросто. Магнуссен видела себя лишь с Чейсом или не видела себя ни с кем, и вот с его появлением это чувство взорвалось в груди с новой силой и женщина поняла, что пути обратно нет...
Они сидят на полу, - отчаянные, истерзанные, вымотанные. Ингрид чувствует усталость во всем теле и не может вспомнить, когда именно она решила, что должна жить без него. Она не может понять откуда появилась эта бредовая мысль, так как ясно одно – она не может жить без Чейса Монахана, как бы губительно и страшно это не звучало. Она не может жить без него, ни сейчас, ни завтра, никогда...
-Я знаю, - отвечает женщина, хотя и было время, когда она сомневалась в этом. Тогда, тем злосчастным днем, когда Чейса арестовали, а Ингрид сидела в грязной телефонной бутке с окровавленной рубашкой на груди, то ей казалось, что он никогда её не простит, что его любовь перерастет в ненависть и это было бы нормально, но оказалось, что так не бывает. Не бывает с такими, как они – людьми, что умеют любить только друг-друга. И сейчас, сидя рядом с ним на полу, Магнуссен понимала, что не может жить без него, и все те годы, что она провела «без него» нельзя было назвать жизнью, только существованием...
-Я тоже тебя люблю, - эти слова звучат как-то иначе, так как Ингрид не произносила их слишком давно. Она забыла какого это – говорить кому-то, что ты любишь его. Она вообще стерла слово «люблю» из своего лексикона, даже если и любила тех единиц, которые назывались её друзьями. Только с Чейсом Монаханом это слово принимало другой оттенок и звучало именно так, как должно было звучать.
Они сидят молча. Долго, но не настолько долго чтоб забыть эти десять лет, которых они провели вдали друг от друга. Это кажется настолько гармоничным, настолько естественным, что Ингрид резко забывает какого ей жилось в тот промежуток времени, когда жизнь оборвалась на годы. Магнуссен прижимается лбом к его лбу и устало улыбается, так как сейчас всё и правда кажется немного другим...
-Тебе пора... – тихо произносит Ингрид и всматривается в лицо Чейса, - я тебя подожду, - она мягко отвечает на его поцелуй и знает, что она будет ждать его... сегодня, завтра, всегда...

 Отправлено: 06.01.14 20:54. Заголовок: Они – безумцы. Возмо..

Они – безумцы.
Возможно, они попадут в прессу только в безразличных сводках «погибли семеро, ранено еще десять человек», и о них не напишут романов, над которыми будет убиваться неисчислимая толпа фанатов, заливающих слезами подушки от этой истории любви одинокими ночами, но это все лишнее, правда, лишнее.
После всего прошедшего (прошедшего же!) он с радостью избавится от пародоксально бесконечных слов, таких как «всегда», «никогда» и тому подобных, прекрасно понимая, что при всем их напускном пафосе и излишней помпезности, они и близко не опишут то, что будет разгораться в его сердце с небывалым упорством каждый раз, как Ингрид будет мелькать в его мыслях даже неуместной ассоциацией.
Время показывает, что в нашей жизни остается неизменным.
Закрыв руками уши Ингрид, Чейс кричит: «сейчас!», в сторону двери, прежде чем встретиться глазами с улыбающейся девушкой.
- Ты тоже считаешь, что Одри уволит меня за такое?
Он смеется, слыша недовольное бормотание коллег, определенно намеревающихся вынести дверь вместе с косяком, если бармен «Ки Вейд» немедленно не выйдет на рабочее место.
Чейс разочарованно наклоняет голову набок, чем-то напоминая капризного ребенка, у которого отнимают любимую игрушку.
- Я не хочу никуда идти, - шепчет он, отгоняя от себя любые мысли о здравой необходимости закончить смену и провести остаток дня, недели, жизни вместе с Магнуссен, - может быть сделаем вид, что никого тут нет и просто.. останемся здесь?
Слабая надежда звучит еще более нелепой вслух, хотя в его мыслях она казалась просто несказанно безнадежной. Монахан недовольно мычит в ответ на очередной нетерпеливый стук в дверь, закрыв глаза, и на ощупь находит ладони Ингрид своими.
Неужели его так необходимо вырывать из этого мгновения?
Сидя на полу в подсобке, не отрываясь друг от друга, можно спутать секунды с сутками, стирая границы возможного одним своим существованием и, что гораздо важнее, сосуществованием, перечеркивающим долгие годы одиночества. Весь мир кажется неуместным и неправильным, с его извечными законами, правилами и рамками. Особенно сейчас, когда только-только забытые ощущения возрождаются вновь, собираясь как идеальный паззл, прекрасно подобранные частицы мозаики, за которую ему не терпится взяться.
Всему свое время. Монахану нужно почаще напоминать об этом.
Поднявшись на ноги, он помогает Ингрид встать, не переставая улыбаться, как влюбленный мальчишка.
- Давай так, - Чейс разворачивает ладони Магнуссен к себе, изучая их, как в первый раз, давным давно, словно умея читать судьбы по переплетению ломаных линий, - мы пойдем туда вместе. Я закончу смену, а ты выпьешь что-нибудь? – вопросительная интонация кажется совершенно неуместной после непоколебимо-утвердительной фразы, - за счет заведения, конечно.
Монахан заправляет прядь волос за ухо Ингрид, внезапно осознав, что он физически не может перестать прикасаться к ней, испытывая острейшую необходимость просто чувствовать ее тепло.
- А потом мы закроем бар, спровадим завсегдатых и, черт, займемся чем угодно, - Чейс закатывает глаза, со смехом подталкивая Магнуссен в сторону двери в паб, - все равно чем.
Правда. Все равно.
Лишь бы с ней.