Отправлено: 19.06.13 16:47. Заголовок: Independence Day; 04.07.2013 - [ОСТАНОВЛЕН]

Игроки квеста: Ludwig Goebel, Freja Lutece
Место событий: 13:47 дня, больница Вашингтона, Округ Колумбия;
Краткое описание сюжета:

10 утра, ступени перед Мемориалом Линкольна

Его малютка дочка, добившаяся таких высот, еще не подозревает, что в эту минуту она, возможно, делает последние вдохи, произнося эту речь перед всеми собравшимися в День Независимости США людьми. Ей совсем невдомек, что, возможно, она больше не увидит дочь, не увидит мать и отца, что возможно последним, что она услышит, будет крик Говарда, а не "люблю" Дитриха. Но обстоятельства складываются так, что за секунду до злополучного выстрела, что унесет жизнь одного из ее телохранителей, в толпе она увидит лицо любимого отца, которого она так долго не видела. Но это только начало всего того ужаса, что начнется в ее жизни.

13:47 дня, больница Вашингтона, Округ Колумбия

Отец, заламывая руки телохранителям, прорывается в палату, где измученная, с растрепанными волосами, кровью на белоснежном костюме, на койке сидит его крошка дочка, что сейчас должна будет узнать всю правду о той жизни, которой жила ее семья все эти годы.

 Отправлено: 19.06.13 17:38. Заголовок: Его дочь должна была..

Его дочь должна была умереть в День Независимости США.
Это было бы смешно, если бы не было так грустно; Людвиг вот уже сорок лет в четвертый день июля неизменно требовал включать американское радио и выпивал рюмочку за процветание Штатов, - помнится, дочь все смеялась поначалу и пыталась напомнить, что это вовсе не их праздник, считала все это просто причудой отца, - знала бы Фрея, что на самом деле стоит за этой глупой традицией, она бы смеялась меньше. Привычным устоям пришлось изменить лишь в этом году, когда все перевернулось с ног на голову, - Инга надежно укрыта в никому неизвестной квартире в Мюнхене, Людвиг в Вашингтоне, а Фрея...Фрея в больнице.
Летний, красивый, праздничный город вовсе не казался Гобелю хоть сколько-нибудь привлекательным, - при других обстоятельствах он бы обязательно съездил в Северную Каролину, побывал бы на могилах родителей, возможно, провел бы пару чудесных дней вместе с дочерью, которую так давно не видел из-за ее рабочей занятости, - сейчас же он мог думать только о том, как бы побыстрее добраться до больницы, адрес которой он выяснил всеми правдами и неправдами. Произошедшее всего пару часов назад у Мемориала казалось Людвигу фарсом, какой-то кровавой сценой из банального боевика, после которой обязательно следует слезливый хеппи-энд; когда его жизнь превратилась из вялотекущего сериала о буднях американского разведчика в этот самый дешевый боевик, мужчина заметить не успел. Просто однажды очередной восторженный мальчишка слишком сильно заинтересовался его творчеством, - посещал галереи, не пропускал ни одной выставки, искал личной встречи, - на этих самых личных встречах с удовольствием расспрашивал Гобеля о его работе, все говорил, что тоже хочет стать художником, но мастерства пока не хватает, и о его картинах преподаватели отзываются посредственно; уже потом Людвиг узнал, что те наброски, которые показывал паренек, были совершенно чужого авторства, - и в один прекрасный день Лютц стал замечать, что парень все чаще и чаще оказывается в больно уж подходящем месте; совпадение? В совпадения Гобель не особо-то верил в силу своей профессии, ну а после потребовалось совсем немного времени, чтобы вывести мальчишку на чистую воду, - и звали его совсем не Карл, и никаким начинающим художником он не был, а вот кричал, когда Людвиг в буквальном смысле взял его за горло, очень натурально, - как такому пугливому идиоту доверили такое важное задание, Гобель до сих пор не мог взять в толк; все-таки американцы в таких делах намного продуманнее немцев, думал он почти с гордостью.
Так или иначе, мальчишки уже нет в живых, а вот его дочь жива, - родная, милая, едва закончив речь, сорвалась с места, стремясь попасть в объятия любимого отца, - совсем чуть-чуть не успела и получила ранение в плечо, - телохранитель, погибший за выполнение своих прямых обязанностей, Людвига не волновал абсолютно; а дальше все завертелось, Фрею увезли, а он с тех пор успел выкурить не меньше половины пачки "мальборо" и напугать Лютеса до полусмерти своим бешеным выражением лица.
Никого не удалось поймать.
Идиоты.
Очередной окурок летит в мусорный бак, а Гобель решительно разворачивается и возвращается в больницу, - он и так ждет приличное количество времени, не в интересах глупеньких медсестричек продлевать ожидание; вставшему на пути телохранителю приходится преподать урок, - и Людвиг, криво усмехаясь, заламывает ему руку, прижимая к стене:
- Я - ее отец. Я все равно пройду туда, - практически шипит он в ухо наряженному в черный костюм молодому мужчине; тот, кажется, что-то понимает, - потому что кивает, отходя в сторону, давая, наконец, Гобелю возможность попасть в палату.
Фрея сидит на кровати, вид у нее такой растерянный, еще и эти бинты на руке, - сердце Лютца кровью обливается, пока он подходит ближе, ставя стул вперед спинкой и усаживаясь поперек; он берет дочь за здоровую руку, аккуратно сжимая ее ладонь, - и, пожалуй, только в этот момент позволяет себе окончательно успокоиться.
Вот она. Она жива. Все обошлось.
- Как ты? - спрашивает он по-немецки; дурацкий вопрос, но так важно услышать ответ, - судя по всему, с физической точки зрения особых проблем не будет, но что сейчас творится в голове у его малышки Фреи? Как она это переживает? - Я-то надеялся, что вечером мы с тобой вместе будем распевать "Боже, храни Америку", а оно вот как повернулось... - он улыбается, не в силах ругать дочь за неосторожность, - кто мог ожидать подобное? Уж точно не она.
Честно ли рассказывать ей правду тридцать восемь лет спустя?

 Отправлено: 14.07.13 13:39. Заголовок: Внешний вид: белосне..

Внешний вид: белоснежный костюм с юбкой, белая кофточка с коротким рукавом, в ушах жемчужные серьги, на правой руке часы из белого золота, белые, закрытые туфли на высоком каблуке; волосы свободно ниспадают на плечи;

Сегодня, в День Независимости Соединенных Штатов Америки, гражданкой которых Фрея теперь является, ее любимый папа всегда выпивал рюмочку за процветание страны, которая тогда его дочери казалась просто очень далекой страной. Когда была маленькой, мисс Гобель всегда смеялась, став же старше, девушка просто дарила причуде отца снисходительную улыбку, слушая, как он тихонько напевает ей гимн страны, в которой теперь его дочь живет. Кто бы мог подумать, что однажды и она будет следовать этому нехитрому отцовского обряду.
Сегодня, как и много лет подряд, Фрея должна была оказаться дома, сидеть за столом с отцом и уже чуть ли не в миллионный раз вместе поднимать бокал красного вина за процветание ее второй родины, где она прожила со вторым мужем более десяти лет. Но в этом году традиции пришлось изменить – была новая любимая работа, новая высокая должность, новая кипа дел, которые были обязательнее семьи. Когда дочь уже выросла, да и она сама больше не двадцатилетняя влюбленная девчонка, семья таки отошла у женщины на второй план, на первый же встала политическая деятельность.
Фрея стояла в тени Мемориала Линкольна в белоснежном костюме и в очередной раз пробегалась по своей речи, которую вот уже несколько дней подряд она редактировала. Ей хотелось, чтобы эта речь в такой великий праздник Американцев была в действительности праздничной, не касающейся политики и разных конфликтов. Праздник – вот что нужно всем этим людям, вот чего сегодня они все хотят.
Несколько здоровых ребят в черных костюмах стояли с четырех сторон от Фреи, переговаривались с еще несколькими телохранителями, которые были уже у трибуны, где женщина через пару минут будет произносить речь. Говард был ближе всех, когда Фрея почувствовала его руку на пояснице.
-Пора, - он улыбнулся ей, смотря в глаза. В ответ его бывшая жена лишь кивнула, свернув лист бумаги пополам, она была слишком сосредоточена на предстоящей речи для всех собравшихся сегодня у Мемориала.
Женщина подошла к трибуне, проверила работу микрофона, а затем, с праздничной улыбкой на лице начала речь. Она говорила о прошлом, об истории страны, о ее процветании, о достижениях в разных отраслях деятельности и, наконец, о людях, благодаря которым Штаты всего этого добились.
Во время своей речи женщина смотрела на лица собравшихся граждан, смотрела на их радостные улыбки; они кричали, махали флажками и поздравляли друг друга в независимости от того, знают они друг друга или же нет. Заглядывая в лица и будто бы ища в них одно единственное, знакомое, Фрея заметила любимое лицо отца, что стало для женщины настоящим удивлением. Кого-кого, а папу она никак не ожидала увидеть здесь, в Штатах, отчего на ее лице появилась радостная, счастливая улыбка, а голос приобрел удивленные нотки.
Когда Фрея закончила свою речь поздравлением всей страны, а так же всех собравшихся, а в ответ услышала радостные возгласы и поздравления из первых рядов, сорвалась со своего места за трибуной, чтобы поскорее попасть в объятия к отцу, чтобы поздравить его с этим праздником, таким отчего-то невероятно важным для него. Но в этот самый момент замертво упал один из охранников, что стоял за спиной Фреи, сама же женщина почувствовала острую боль в плече. Толпа закричала и ринулась в разные стороны, Фрея же почувствовала, как ее хватает за талию Говард и, прикрывая свои телом, как щитом – это его работа, уводит из-под обстрела.
-Папа! - Только и успевает выкрикнуть дочь, когда ее усаживают в бронированную машину, чтобы увести в ближайшую больницу. Только за паникой этого никто не слышит.

Кто бы мог подумать, что праздник для многих американцев обернется подобной трагедией для одной единственной приезжей американки.
Фрея Лютес сидела на койке в палате ближайшего госпиталя совершенно одна. Ее белоснежный костюм был в крови: несколькими каплями была безнадежно испорчена юбка; огромным пятном, равно как и рваной дырой был испорчен любимый пиджак; что уже говорить о блузке, которую они выбирали неделей ранее с дочерью. Волосы спутались, на лице был ужас, в глазах стояли слезы – Фрея знала, что политика очень опасная стезя – в ней может случиться все, что угодно, но женщина никогда не могла подумать, что именно за ней будут охотиться, что именно на нее будет совершенно это дикое, безрассудное покушение.
Сейчас, когда прошел шок, Фрея благодарила Бога за то, что за ее спиной не стоял Говард, что в момент выстрела она сама мчалась к отцу, которого потеряла в толпе. Тем не менее, Фрею немного трясло, она не знала, сообщили ли Катарине и Дитриху, позвонил ли Говард маме, нашел ли он отца в этом чертовом Вашингтоне, ей было дико страшно, хотелось прижаться к кому-то сильному, стать незаметной, заплакать как маленькой. Но она отчаянно держала себя в руках, понимая, что именно ее паники хотят те, кто покусился на ее жизнь в этот праздник.
Дверь отворилась, в проеме появилась большая, грузная фигура отца-художника, позади которого на коленях стоял один из охранников. Здоровой рукой женщина стерла слезы со щек:
-Папа, - по-немецки шепчет Фрея. Ее голос немного дрожит, но это просто от страха и усталости.
Миссис Лютес затихает, просто смотрит на отца, смотрит, как он садится перед ней на стул, чувствует, как бережно он берет ее за здоровую руку, слышит его тихий, мягкий, заботливый голос.
-Ничего, - на немецком отзывается Фрея, а затем, почти не скрывая слез, расслабляясь, зная, что рядом отец, добавляет, переходя на английский, - пап, ну что я им сделала? Почему в меня стреляли? – Глупые, очень глупые вопросы, на которые отец-художник вряд ли ответит. Такое нужно спрашивать у Говарда, но его сейчас здесь нет, а успокоить свои нервы, унять свой страх нужно прямо сейчас. – Пап, - Фрея уже плачет, крепче сжимая руку отца, - почему этот год не мог пройти так же, как все предыдущие, почему? - По щекам бегут крокодиловые слезы, будто бы малышка Фрея свалилась с велосипеда, как в пять лет. Она думала, что все позади, но все только начиналось. Отец приготовил большой и малоприятный сюрприз.

 Отправлено: 19.07.13 14:10. Заголовок: Подросток по имени Д..

Подросток по имени Джо никогда ничего не боялся, - лез в драку впереди всех, вечно пробовал что-то новое, высказывался насмешливо и громко, не стеснялся своего мнения и делал то, что хочется; бывший студент полицейской академии, агент ЦРУ Джозеф Браун никогда ничего не боялся, - задания выполнял безукоризненно, с готовностью участвовал в боевых операциях и перестрелках, быстро взрослел; талантливый художник Людвиг Гобель никогда ничего не боялся, - поломал, фактически, свою прежнюю жизнь, оставил ее где-то за спиной и не оборачивался, посвятив себя роли тайного агента в абсолютно чужой стране; в любых обстоятельствах мужчина оставался потрясающе активным и жизнеспособным, и даже за семью до недавних пор не переживал всерьез, зная, что в случае чего его любимые женщины точно смогут на него положиться. Но рано или поздно настает момент, когда даже самый бесстрашный человек начинает бояться, - пусть даже это будет вроде бы мелочь по сравнению со всеми событиями, происходящими в жизни Людвига, пусть это всего лишь слова, которые нужно сказать - и все, назад не вернешь, - безотчетный страх заставлял Гобеля подбирать нужные слова с тех самых пор, как он ожидал допуска к палате дочери у входа в больницу.
Людвиг Гобель отчаянно не хотел неизбежного, открывающего всю правду разговора.
Слезы дочери буквально разрывают ему сердце, - Гобель не может этого выносить, пересаживается со стула на край кровати, приобнимает Фрею, свободной рукой стирая слезы с ее щек; ей уже почти сорок, за ее спиной - рождение ребенка и два не самых удачных брака, она уже добилась того, чего могли ожидать от нее родители, и даже больше того, - а для Лютца она все равно его малышка Фрея, любимая дочь, та маленькая девчушка, воспитанная в достаточной строгости, но и в огромной любви, - и эта малышка Фрея сейчас должна будет услышать что-то, что заставит ее здорово задуматься над всеми прошедшими годами ее жизни; Гобель думает, что бы он сделал, если бы в тридцать восемь лет вдруг узнал, что его родители - не совсем те, кем казались.
Он не знает.
- Не плачь, малышка, - вслед за дочерью переходит мужчина на английский, целует Фрею в лоб, прижимает к себе покрепче, прежде чем отстраниться. - Госпоже сенатору не пристало лить слезы, - несерьезный тон Людвига призван успокоить дочь, заставить ее улыбнуться; он выдерживает паузу, прежде чем глубоко вздохнуть - этого разговора не избежать.
Гобель занимает прежнее положение на стуле, опирается руками о спинку, смотрит на Фрею внимательно.
- Я могу ответить тебе, почему в тебя стреляли - по крайней мере, я попытаюсь, но ты должна пообещать, что не будешь судить о том, что я скажу, поспешно. Хорошо подумай над тем, что я тебе расскажу, и постарайся поверить мне, договорились? - твердым голосом просит мужчина; это самое большее, что он вообще может просить.
- Это случилось, фактически, из-за меня, - больше не медлит Людвиг и едва заметно усмехается. - С папой-художником придется попрощаться, Фрея, потому что - знаю, насколько нереально это звучит - я агент Центрального Разведывательного Управления Штатов. Знаю, что вываливать такую информацию на тебя вот так - нечестно, и прости меня за это, малышка, но скрывать это теперь - значит, подвергать тебя еще большей опасности.
Гобель замолкает; он понимает, что дочери нужно будет время, чтобы переварить хотя бы это, - и чувствует себя все тем же героем второсортного боевика.
Какая бессмысленная драма.

 Отправлено: 19.08.13 07:32. Заголовок: Дочурка чувствует, к..

Дочурка чувствует, как папочка бережно обнимает ее за плечи и стирает крупные слезы, которые катятся по ее щекам. Кто бы мог подумать, что столь сильная женщина, перенесшая разбитое сердце, рождение ребенка, два бракоразводных процесса, будет лить слезы от какой-то обидной царапины от пули, которая предназначалась ее сердцу, чтобы окончательно выбить из хрупкого тела блондинки остатки жизни.
-Папа, - Фрея цепляется за большую отцовскую ладонь своей детской ручонкой, - госпоже Сенатору можно все, в том числе и реветь, как маленькая девчонка. Это за стенами своего дома я Сенатор, а тут, с тобой, я все та же крошка, папина и мамина дочка, - Фрея улыбается, но тяжелый вздох отца настораживает ее. Это состояние неминуемой беды подтверждается, когда отец возвращается на свое прежнее место – стул.
Фрея вслушивается в каждое слово любимого родителя, который был с ней всегда – смотрел, как она делает первые шаги, смотрел, как она выговаривает первое несмелое слово, он видел ее в каждый момент ее жизни и теперь увидит в тот самый страшный момент – момент, когда свет увидит правда о всем том, что так дорого и близко ее хрупкому сердцу.
- Хорошо, папа, - Фрея серьезна, будто бы сейчас за круглым столом решается чрезвычайно важный вопрос, касающийся большой и могущественной державы – ее второй родины.
Фрея внимательно слушает речь отца, наблюдает за усмешкой на его губах, которая вызывает острый приступ недоверия к тому, с кем женщина прожила всю свою сознательную жизнь. Отец говорит о ЦРУ, на которое он работал все эти годы, но она не верит ни единому его слову, отрицательно качает головой в ответ.
-Это просто способ меня успокоить, да? – Лютес здоровой рукой нервно поправляет лацкан окровавленного пиджака. – Такое мне мог сказать и Говард, папа. Он то точно работал в ФБР и он, скорее всего, знает куда больше, чем ты… - Фрея с секунду колеблется, зная, что ее следующие слова могут обидеть отца. – Прости пап, но строить из себя агента ЦРУ являясь просто талантливым художником, ну… как-то не честно, не находишь?
Фрея всматривается в лицо отца, пытаясь понять смогли ли ее слова хоть каплю задеть Людвига или же отец каждое слово дочери воспринял именно так, как и хотела Фрея. Но в его глазах было что-то такое, едва уловимое, по-настоящему серьезное, что Фрея всегда видела, когда приводила в дом Дитриха еще до свадьбы и затем Говарда. И тут до нее доходит то, что, вероятно, она никогда не должна была узнать.
Отец и мать были против Дитриха. Почему? Неужели он просто не нравился им внешне? Нет, здесь было что-то куда более сложное, что тогда оказалась не в состоянии понять маленькая девочка, втрескавшаяся в парня по уши. И вот только спустя почти двадцать лет папина дочка наконец-то осознает, что к чему. Отец уже тогда, если он действительно агент ЦРУ, навел справки о Лессинге и только поэтому ее родители были так яро против этого брака, когда всегда столь послушная дочь пошла наперекор родителям. И ведь наверное с Говардом поначалу было так же, только он родителей устроил куда больше; его родители посчитали более достойным молодой матери, брошенной мужем с ребенком на руках. Тогда Фрея, наверное, совершила ошибку в жизни – выскочила замуж не по любви, вместо того, чтобы силой удерживать мужа рядом с собой. Ну что ж, теперь это в прошлом, теперь в настоящем эта полуправда, а может быть и полу ложь и прямо сейчас стоит во всем этом разобраться.
После всех умозаключений, после долгого сосредоточенного на отцовских руках взгляда, Фрея наконец-то оживает и поднимает глаза, смотря на отца.
-Если все то, что ты говоришь правда… - Фрея срывает, она не может говорить спокойно, по крайней мере пока не может, - то какого черта ты лез в мою жизнь? Это ты виновен в моем разводе с Дитрихом, да?! Это ты пригрозил ему расправой, если он не подаст на развод и под любым предлогом не уговорит меня его подписать? Его сестра, все его слова о ней кинутые между прочим в моменты, когда мне казалось, что я счастлива твоих рук дело, да? А Говард, почему Говарда ты не попытался выкинуть из моей жизни так же? Потому что он агент ФБР? Потому что у него на тебя что-то есть, да? Потому что ты боялся, что он тебя раскроет, так что ли пап? – Женщина соскальзывает с кушетки и босыми ногами встает на холодный пол. – Ты врешь, врешь мне сейчас. На меня просто охотятся из-за того, что я видный политический деятель, точка. – Голос Фреи был низким, в ее горле першило от негодования и злости на родителя. – А не потому, что мой папа решил в свои годы поиграть в секретного агента. У тебя видно на старости лет разыгралось воображение…
И потом ей будет бесконечно стыдно за каждое слово, каждый упрек, каждый вскрик, а пока… пока дочь разгневана и она даже сама не знает от чего больше – от открывшейся так поздно правды, которой она боится поверить, потому что тогда ей придется признать, что вся жизнь была разрушена ее же отцом; или от того, что отец просто нагло лжет ей, не считаясь с чувствами и мыслями, не считаясь с тем, что было в ее прошлом. Очередного удара девочке в ее сердце просто не перенести.

 Отправлено: 23.08.13 06:52. Заголовок: Люди предсказуемы, в..

Люди предсказуемы, в очередной раз убеждается Людвиг Гобель, наблюдая за дочерью, - набор человеческих реакций не так уж велик, как кажется, и, если никаких психических отклонений нет, поступки и слова становится довольно легко предугадать; вот и Фрея Лютес, его такая взрослая дочь, рядом с отцом враз становится сущим ребенком, говоря о том, что в такой ситуации можно и поплакать. Но Фрея давно уже не ребенок, - будь она маленькой девочкой, может, с восторгом восприняла бы разговоры о ЦРУ, секретных службах и работе в качестве правительственного агента, все эти слова для детей - как комиксы о супергероях, сплошная крутость и возможность почувствовать себя особенным; Фрее тридцать восемь, и она реагирует так, как и должна - не верит.
Сначала не верит.
Людвиг ничего не подтверждает и не отрицает, - молчит, внимательно всматриваясь в лицо дочери, которая рассуждает о том, что Говард знает гораздо больше него самого; обижаться тут не на что - он ведь не мог ожидать, что Фрея захлопает в ладоши и скажет что-то вроде "как здорово, папочка"; Гобель предоставляет женщине самой дойти до правды, самой прийти к осознанию того, что ее отец не врет, - потому что доказательства найти сложно, он не может ведь взять ее с собой в штаб или предоставить засекреченные документы; все, что остается Людвигу - надеяться, что Фрея сообразит, - ее отец не выжил из ума, не начал на старости лет нелепо фантазировать о прожитой в качестве тайного агента жизни; ведь, на самом-то деле, мужчина надеялся, что его дочь вообще никогда обо всем этом не узнает.
Родители всегда хотят для детей самого лучшего, - жизнь, правда, выкидывает фортели, она не любит тщательно выстроенные планы и надежды, она ставит людей порой в самый настоящий тупик.
Вот и Фрея в тупике, - неверие сменяется агрессией; взгляд ее ощутимо меняется, когда она вновь смотрит на Людвига. Слушать дочь просто смешно, - Гобель, конечно же, не улыбается, держит лицо, серьезное, почти равнодушное, - обвинения Фреи безмерно нелепы, неужели, неужели она вправду думает, что ее отец стал бы заниматься чем-то подобным? Он все понимал, - очень удобно найти вдруг козла отпущения, свалить собственные неудачи на кого-то еще, пусть даже это твоя семья, - и Гобель дает дочери высказаться, вывалить все эти домыслы на его голову, потому что, конечно же, ей необходимо было сказать все это, произнести вслух - и лучше бы дочь прислушалась к собственным словам, поняла, как глупо они звучат.
- Ты можешь обвинять меня, если тебе так проще, Фрея, - наконец произносит Людвиг, стоит женщине замолчать. - Но мне казалось, что ты достаточно взрослая для того, чтобы не приплетать посторонних людей к собственным ошибкам. Я всегда был против Дитриха, ты прекрасно знала об этом - но все, что он сотворил с вашим браком, исключительно его рук дело. У Лессинга своя голова на плечах, и, даже если бы я брался разрушать твою личную жизнь - чего я никогда, Фрея, никогда не стал бы делать, - он справился с этим самостоятельно, - морщится Гобель, у которого на языке так и вертится пара-тройка непечатных выражений в адрес первого мужа дочери, - ничего хорошего о Дитрихе Лессинге Людвиг сказать не может, однако уважает чувства дочери и потому предпочитает закрыть эту тему быстрее.
- Так что ты можешь продолжать обвинять меня теперь во всем, что с тобой происходит. Можешь даже не поверить мне, посчитав, что мне просто нечего делать с тех пор, как мой возраст перевалил за шестой десяток, и я так нелепо и жестоко развлекаюсь. Воля твоя, Фрея, - годы выдержки, годы, проведенные в какой-то чужой жизни в Лейпциге, дают возможность Людвигу оставаться полностью спокойным; оставайся он равнодушным, начни он кричать, для его дочери не будет сейчас разницы, - он кивает на подушку. - Только прошу тебя, сядь обратно, а лучше - ляг. В тебя стреляли, в конце концов.
Раньше, чтобы уберечь Фрею, приходилось не раскрывать себя, - а теперь потребовалось противоположное, правда, поздновато для того, чтобы дочь принимала это как должное; но Гобель терпеливо ждет, пока гнев его девочки сойдет на нет.
И очень хочется курить, - чертова больница.

 Отправлено: 04.01.14 14:44. Заголовок: Фрея в упор смотрит..

Фрея в упор смотрит на отца, ожидая хоть какой-то его реакции, желательно бурной, смеющейся, говорящей о том, что все это розыгрыш. И при таких обстоятельствах уже было бы не так страшно, что еще пару часов назад было совершено покушение на ее жизнь, оно бы казалось не шуткой, конечно же, но чем-то не столь значительным, не таким ярким пятном в памяти, каким оно является сейчас. И возможно, от спокойствия, тихого и вдумчивого голоса отца, который не оправдывается ни в коем случае, становится не по себе. Пятна крови становятся все ярче, события не желают покидать сознания и уюта и домашнего тепла рядом с человеком, на коленях которого маленькая Фрея обычно устраивалась, чтобы почитать ее любимую книгу, больше не было. Положение от каждого слова Людвига Гобеля, человека, которого малышка всю свою жизнь считала своим настоящим отцом, становилось все более шатким.
Помимо того, что отец сошел с ума, что ему промыли мозги где-нибудь в его этом художественном обществе, женщине казалось, что и она медленно лишается рассудка. Ей казалось, что вся ее семья была просто вымыслом: не было любви, тепла и семейного очага. И это пугало, так же сильно как речь «отца».
Людвиг просит свою «дочь» присесть и Фрея повинуется желанию мужчины. Она присаживается на постель, опускает голову, стараясь собрать всю свою жизнь по деталям. Вспомнить о человеке напротив столько всего, сколько она только может, чтобы понять – правда его слова, рехнулся ли он или крыша поехала у нее от всех проблем.
Она долго молчит, смотря в одну точку и лишь изредка моргая, прогоняя, таким образом, нежелательные образы – первого мужа, например. Жизнь с ним она, сама того не желая, вспоминает до мельчайших подробностей. Вспоминает редкие поездки к родителям, вспоминает то, что Людвиг и Дитрих практически не оставались наедине, а если и были такие моменты, то один из них обязательно молчал и старался как можно скорее покинуть комнату, чтобы не молчать и не портить впечатление о сплоченной семье. Отец просто не мог испортить жизнь своей дочери простым неодобрительным молчанием, вот к какому выводу спустя, наверное, полчаса или даже больше, приходит Фрея.
-Пап, - ее голос звучит неуверенно, она знает, чувствует, что наговорила сейчас слишком много лишнего Людвигу, но сейчас, понимая весь ужас многолетнего обмана, который теперь может привести к необратимым последствиях в отношениях, в их уютном семейном мире, она не готова извиняться ни за одно свое слово. Пока она всего лишь хочет постараться поверить во все сказанное.
-Пап, если все то, что ты говоришь, правда… - Фрея наконец поднимает на отца глаза, - точнее, предположим, что это правда… Почему я узнаю это только тогда, когда мне отчего-то начали угрожать? При этом, знаешь, - в ее голосе вновь слышится вызов, она просто не может без него, - это ведь вполне могут оказаться просто политические разборки, ведь так? Почему ты решил раскрыть себя? Почему все эти годы мы с мамой жили во лжи? – Фрея ахает, осознавая еще одну маленькую деталь, - или постой, мама тоже знает, кто ты на самом деле? Вы всегда считали меня просто слишком маленькой для того, чтобы рассказать, а когда мне исполнилось достаточно лет я просто упорхнула из отчего дома под опеку другого мужчины, или… Я не понимаю, почему сейчас, а не двадцать лет назад?
Женщина выдыхает, она отчаянно нуждается в простой фразе «Фрея, уймись, я пошутил. Хотел немного отвлечь тебя», но отчего-то, в выражении лица отца она не видит ни этих слов, ни каких либо других опровергающих все его предыдущие слова. Кажется, что единственным верным решением в сложившейся ситуации – это поверить на слово. А потом, когда жизнь окажется вновь перевернутой с ног на голову родными людьми, еще более близкими, чем, например, муж, научится жить заново. Так же, как и много лет назад.