из главы #18. "ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО БРАТА"
2012 год был странным.
У меня снова появился брат.
Одри и Лианна могли бы сказать, что он никуда и не пропадал, - что я сам виноват в отказе от визитов в тюрьму, что все эти десять лет старший брат был, в общем, не так уж и далеко, - и подумаешь, что одет в оранжевую робу, отрастил бороду и наколол пару татуировок, человек-то под всем этим наносным остался такой же; черта с два, говорил я. В моей жизни Чейс Монахан присутствовал пятнадцать лет, а потом исчез, вот и все; что бы ни говорили сестры, в чем бы ни убеждали меня окружающие, я знал, что не могу посмотреть брату в глаза, но - забавно - я не собирался просить за это прощения.
И вот он вернулся, и мы столкнулись в доме, - в начале мая, если быть точнее, седьмого числа, и, да, я помню дату, потому что в тот вечер заполнял ежедневник и случайно проткнул ручкой страницу с числом, - и начал задавать вопросы. Мол, бро, неужели ты был так занят, что за десятилетие не нашел возможности заглянуть, проведать, как у меня там дела, - даже не помню, что я ответил. Мы тогда сидели напротив, сверлили друг друга взглядами и бросались дурацкими фразами как полные идиоты, - и, да, я в первый и последний раз признаю, что идиоты - оба, - а я не могу теперь воспроизвести в памяти тот диалог, возможно, потому, что слишком сильно старался о нем забыть. Хотя разговор, определенно, был важным - мы много нового узнали друг о друге, и вот это было самое нелепое; два брата сидят и признаются друг другу во владении сверхспособностями, картина маслом, - я все сидел и думал тогда, что наша драгоценная семья, наш негласный девиз "Монаханы за своих всегда горой" - такой дикий бред; о чем вообще речь, если мы с таким скрипом всю жизнь учимся друг другу доверять?
Хотя, быть может, я первый начал.
Так Чейс говорит - не то чтобы я его слушал.
Чейс, если ты это читаешь - я знаю, о чем ты думаешь, и иди к черту.
*** А потом я два месяца избегал его.
Одри говорила Чейсу, что не стоит меня трогать, мол, Сет сам до всего дойдет в свое время, - Одри говорила мне, что все в порядке, что когда-нибудь мой мозг вернется на место и я все-таки снизойду до налаживания отношений; я знаю, что она на самом деле всегда хотела сказать.
Сет, ты бесчувственный кусок дерьма, - вот что.
Но у моей сестры трое маленьких детей, приходится выражаться повежливее.
Я, кстати, тогда был предельно вежлив, в мае, в июне, - и Чейс тоже, - во время бесед, продолжавшихся от силы минуту.
Привет, все в порядке? Да, ты как? Тоже ничего. Ну все, мне пора. Пока. Пока.
Ничего не менялось, серьезно, и меня это устраивало, - потому что, знаете ли, сложновато жить с осознанием того, что твой
любимый брат убил человека и теперь отбывает наказание, а твои хваленые принципы не позволяют так просто с этим смириться, - но еще сложнее лицезреть этого самого брата перед собой, и, вроде бы, какая разница, он все еще убил человека и все еще побывал заключенным, он все еще отвратительно не похож на того девятнадцатилетнего парня, каким я его всегда помнил, - вот только когда этот человек привычно улыбается прямо у тебя перед носом, это...
Странно, наверное.
Или глупо.
Или все вместе, - так или иначе, в искусстве избежания встреч я стал самым настоящим профессионалом; многие могут подумать, что я в то время очень сильно переживал. Что я, по-хорошему, должен был чувствовать себя настоящей сволочью, отделываясь коротким звонком на день рождения Чейса, и испытывать угрызения совести, прерывая ужин с сестрами ровно в ту секунду, как старший брат появлялся на пороге; ведь, в конце концов, мы семья, все эти кровные узы, мучения, бла бла бла.
Так вот, - нет. Не чувствовал, не испытывал, не виноват.
У меня всегда плохо получалось забывать, - зато не обращать внимания и считать свое мнение правдой в последней инстанции - вполне, и, да, я считаю это достоинством; Чейс в то время, кажется, напрягался по этому поводу гораздо больше меня. Помню, как он не выдержал в июле, - притащился ко мне на работу, в полицейский участок. Я напоминаю, Чейс десять лет отсидел в тюрьме, и вряд ли полиция входит в список вещей, поднимающих ему настроение; тогда я так и подумал, а еще подумал, что брат зря пытается восполнить невосполнимое в погоне за призрачными семейными ценностями.
Хотя, на самом-то деле, первой моей мыслью было, - ну ты и дебил.
Прости, Чейс, но это правда.
Впрочем, ты и так в курсе.
*** И тогда два ирландца, следуя непостижимой жизненной логике, отправились мириться в английский паб.
В смысле, это Чейс, наверное, думал, что мы идем мириться, налаживать отношения, вести цивилизованный разговор, как приличные братья, - а я, вроде бы, поддался, потому что - сколько можно уже было бегать, потому что - один раз можно было и дать друг другу шанс.
Ну да.
Я просто хотел выпить.