Отправлено: 23.07.13 23:17. Заголовок: Sleep, sugar, let your dreams flood in; Alt

 Отправлено: 24.07.13 18:49. Заголовок: внешний вид — Why wo..

внешний вид

— Why would you do this? —

— Why do you think? —

В воздухе витали запахи плесени, табака и женских духов. Не самое приятное сочетание, но все же гораздо мягче, чем на первом этаже. Там пахло застоявшейся кровью, которую никто не додумался вытереть после того, как неделю назад Черный дом был реформирован. С тех пор он перестал быть нужен кому-либо вплоть до сегодняшнего дня, да и то…можно ли назвать это «нуждой». Пройдет чуть больше суток и здание снова опустеет. Возможно, это даже снесут, а на его месте построят что-нибудь другое. Что-нибудь полезное…
Черному дому осталось совсем немного, а еще меньше осталось его единственной обитательнице, вынужденной проводить здесь дни и ночи напролет взаперти. Не по собственному желанию. Конечно, разве кто-то в здравом уме захочет прийти в это унылое и темное место?
Ну, разве что Томас. Тот, который когда-то был Двайтом, а теперь научился отзываться на полное имя. Просто, когда тебе девятнадцать, и ты работаешь на побегушках в полицейском участке, ты можешь быть кем угодно. Хоть Чайником. А когда тебе становиться уже почти за тридцать, да и статус повышается до помощника лидера второго бостонского ополчения, тут уже пора бы и задуматься о солидности. Да и незачем Томасу теперь быть тем парнем, что приехал в Массачусетс десять лет назад. Тот Двайт уже история.
Скрипнула деревянная половица и дежурный, стоящий возле одной из дверей коридора, поднял голову, оторвавшись от изучения занятного издания под названием: «100 и 1 способ заполучить девушку своей мечты».
— А, Томас, это ты…погляди, что я нашел в одной из комнат…сигаретки не найдется, я страсть, как курить хочу! А тебе вообще-то сюда нельзя. Сюда вообще-то никому нельзя…
Он был на несколько лет младше Томаса, но какое это имеет значение здесь в Бостоне? За последние месяцы он прошел столько же, сколько и все и радовался уже тому, что остался жив, когда все закончилось. Таннем был более чем уверен, что после того, как необходимость караулить пленных отпадет, он больше никогда оружия в руки не возьмет. Леккен, кстати, обещал, что такое действительно станет возможным. Теперь, когда Керригана нет, и Хэллионс оказался в руках бывшего «президента Швеции».
— Я посторожу вместо тебя, Майк — Томас постарался, чтобы его голос звучал дружелюбно, но все же не терпел отказа. В конце концов, дружба дружбой, но не стоит забыть и о субординации. — Держи всю пачку и проваливай курить на улицу — он вытащил из нагрудного кармана сигареты и подкинул их приятелю. Тот ловко поймал их в воздухе и несколько настороженно посмотрел на дверь, возле которой стоял.
— И далась она тебе, Томас. Она же одна из них, из Керриганов
— Я думаю, что разберусь без тебя
Томасу вдруг отчаянно захотелось самому закурить, и он с некоторым сожалением смотрел на то, как Майк достает сигарету из пачки, которую он ему отдам.
— Ты только внутрь не заходи…все-таки, ты ее мужа убил
— ....
Уже после ухода дежурного, Томас несколько минут колебался, прежде чем открыть дверь и войти в комнату. Последний раз он видел ее в ночь, когда погиб ее муж и его семья. И это не считая того, что до этого они не виделись аж десять лет.
Тогда он дал ей руку, помог подняться с пола, отгородил от своего отряда.
А ведь она собиралась защищаться. Биться с мужем. До последнего, как всегда.
Томас пообещал девушке защитить ее, пообещал, что все будет хорошо, если она пойдет с ним. Черный дом, конечно, не так, чтобы подтверждает его слова…но после того дня у Таннема просто не было времени проведать девушку, его так нагрузили работой, что он даже не знал, хотя и спрашивал каждый день, как проходит разбирательство ее дела. Сейчас он, наконец, сумел вырваться. Поэтому не стоило трусить, стоило уже войти в комнату.
— Салация?
Томас открыл дверь и вошел внутрь, впрочем, сразу же за собой закрывая проход. Не потому, что он действительно боялся, что Салли попытается броситься на него и сбежать, я скорее по привычке. Она, собственно, и не бросилась. Наверное, хоть и устала сидеть взаперти, понимает, что пока что идти ей некуда. Или, так сильно скорбит по мужу…
— Прости, что долго не приходил, было много работы — Томас, если честно, не слишком представлял, как завязать разговор, хотел быстрее перейти вопросам, но отчего-то не решался. — Как ты? Скоро тебя должны перевезти и если все получиться, тебя вернут в Вашингтон, к твоей сестре

 Отправлено: 10.08.13 16:32. Заголовок: Внешний вид: черная ..

Внешний вид: черная майка, сверху накинута темно-зеленая клетчатая рубашка с рукавами, завернутыми до локтя, джинсы, на ногах черные лодочки. Волосы распущены и растрепаны.

Салация давно потеряла счет времени. Минуты с мучительной длительностью превращались в часы и дни, но она, кажется, даже не замечала этого. Она даже не могла ответить на вопрос: а была ли она жива в данный момент? Спроси ее кто об этом, она с полной вероятностью ответила бы «нет». Где-то там за стенами здания продолжалась жизнь. Люди вели привычный для них уклад. Куда-то торопились, бежали, общались друг с другом. Вот только для нее там среди них не было выделено места. Ни сейчас, ни потом.
Комната, куда ее поместили сразу после того, как был убит ее муж и его отец, стала ее тюрьмой. Но в тюрьме хотя бы выпускают на прогулку на прилежащую территорию. У нее же такой роскоши не было и ее не предвиделось в обозримом будущем.
Девушка уже давно перестала замечать затхлый запах, который пронизывал помещение вокруг нее. Она сама стала затхлой наравне со всеми вещами, что были здесь. В ее комнате их был минимум – кровать, да несколько книг, оставшихся от предыдущего постояльца и лежавших на столе. И висящая на стене мишень для игры в дартс, насквозь усеянная точками от дротиков.
Первые несколько дней перед глазами стоял образ мертвого Филлипа. Он навязчиво преследовал ее во снах, отчего Салли просыпалась с жуткими криками, заставляя заглядывать к ней недоумевающего охранника, которого приставили сторожить ее. А у нее перед глазами была лишь пелена, которая исчезала лишь после того, как ей удавалось успокоиться.
Она действительно любила своего мужа, но за последние годы тот сильно изменился, что заставило ее сильно отдалиться от него. Сам того не замечая, он превращался в подобие собственного отца, только гораздо более жестокую версию. Его поведение пугало повидавшую многое Салацию, даже несмотря на то, что Филлип тщательно пытался переубедить ее, стараясь доказать ошибочность ее суждений.
Но сейчас, именно сейчас в данный момент Салли не чувствовала ровным счетом ничего. Ей уже было все равно, что с ней сделают: отпустят или отдадут на растерзание местным властям. Она банально устала от всего, что с ней происходило. Ее разрывало на части осознание того, что она лишилась единственной семьи, которая у нее была, и чувство вины за то, что она поддалась на уговоры того, кто той самой семьи ее лишил.
Поэтому, когда дверь распахнулась, и на пороге возник Двайт, Салация, вопреки мнению о том, что она может попытаться сбежать, даже не сдвинулась с места. Она могла бы попытаться, но особого смысла в этом не было. Если она сделает это, то уже точно не увидит сестру – там ее станут искать в первую очередь. Ожидание и терпение – вот что всегда получалось у нее лучше всего. Поэтому она лишь повернула голову в сторону вошедшего, чтобы увидеть его лицо.
- Привет, Двайт, – ее голос еле слышно прошелестел по комнате.
Перед ней стоял человек, которого она не видела со времен жизни в особняке.
Так сильно изменился.
Мужчина, стоявший перед ней, мало чем напоминал того подростка, что спас ее на озере. Теперь перед ней находился человек, который недрогнувшей рукой убил ее мужа у нее на глазах. Но потом зачем-то сохранил жизнь ей, заставив своих людей отступить. И пообещал ей защитить ее и помочь перебраться обратно к сестре в Вашингтон.
И единственный вопрос, который интересовал сейчас Салацию и крутился у нее на языке, - это «почему?». Она не была уверена, что играла настолько большую роль в его жизни тогда, десять лет назад. Потому что если бы Салли действительно имела для него какое-то значение, то он никогда не уехал бы в Бостон, оставив ее одну и не сказав ни единого слова.
Тогда для чего он все это делает? Только потому, что они были когда-то знакомы? После «кровавой чистки», прокатившейся по Бостону, девушка не была уверена в том, что знакомство вообще играло какую-то роль в данном случае.
Она не поддерживала ни позицию отца Филлипа, ни позицию Леккена, который, прикрываясь благими намерениями, поступал не лучше Керригана-старшего. Из огня да в полымя, как говорится.
И после всего произошедшего она не могла смотреть на Двайта прежними глазами той темноволосой девочки, которая пыталась спрятаться от всего мира за альбомными листами.
- Я подумала, что ты бросил меня здесь, оставив на всякий случай под дверью цепных псов, чтобы я не сбежала, – Салация проигнорировала вопрос о своем состоянии. Подобные вещи уже давно ее не волновали.
Сколько она здесь пробыла? Неделю? Две? Месяц? Она честно пыталась считать сначала, но потом бросила это бесполезное занятие. Когда твою судьбу сжимают в кулаках чужие люди, многие вещи становятся ненужными.
- Зачем ты пришел? – свой главный вопрос она решила приберечь напоследок.

 Отправлено: 31.08.13 14:22. Заголовок: Она тоже изменилась...

Она тоже изменилась. Куда сильней Томаса, если быть совсем откровенным, хотя для него самого эти изменения были слабо ощутимы. Для любящего сердца нет разницы между молодостью и взрослением, никакие возрастные отметины не способны были изменить лицо Салации. Как не смогло это сделать отсутствие яркого макияжа и другая, простая одежда, отражающая признание девушкой своего нового статуса. Статуса жены, хозяйки — женщины, а не ребенка. Такое, наверное, случается со всеми в процессе взросления, Томасу ли не знать, как изменчиво человеческое восприятие.
Только красные глаза все еще горели в полутьме комнаты, заставляя его забыть обо всех годах, разделяющих их. Но потом он вспомнил о том, как услышал в первый раз, что Салация в городе. Что она вышла замуж за сына Найджела Керригана и теперь живет с семьей лидера Хэллионс, группировки, в которую он сам входил. Томасу в тот момент это показалось совершенно неправильным, и он бы хотел прямо тогда отправиться к ней, чтобы сообщить о неправильности решения, развязать прямое столкновение намного раньше, чем было задумано в планах Леккена. Но Томас ничего не сказал, просто кивнул, пожал плечами и продолжил свою работу.
Первая официальная стачка произошла, как и планировалось гораздо позже свадьбы. Салация при ней не присутствовала, но там был ее муж и вскользь Таннем впервые увидел его именно тогда. Подумал еще, что могло соединить двух таких разных людей? Разбитое сердце или страх одиночества? Ни то, ни другое Шону Керригану присущим не показалось. Впрочем, Томасу сложно было судить по первому впечатлению. Его оттеснили назад и случайным взглядом все знакомство и закончилось. Он только узнал потом, что тот не пострадал и Керриганы готовятся ответить. Колесо Фортуны закрутилось. А еще спустя пару месяцев передавила почти всю бывшую элиту Бостона.
— Томас, тебе следует называть меня Томасом — на самом деле, пусть бы хоть Горшком называла, но привычка поправлять все неправильное сказалась. — Не мой приказ поместил тебя сюда, так решил Леккен. И он не собирается причинять тебе вред, но ты жена Шона Керригана и людям не понравилось бы, оставь он тебя без присмотра.
Она должна была сама понимать это. Существовало две стороны в этих баррикадах, и она стояла на стороне проигравших. Невозможно было представить, что после этого девушку отпустили бы на все четыре стороны просто так.
Последний вопрос вызвал удивление на лице Томаса. Ему было неприятно смотреть на то, с каким подозрением и неприятием Салация смотрит на него. Конечно, после всего случившегося ее сложно было в чем-то винить, но Таннем все еще был уверен в том, что он-то как раз находился на стороне правых. И Салли должна была это понять. В жизни случается много неприятных моментов, приходится принимать много тяжелых решений, переносить много потерь. Салли должна была понять это и принять.
Хотя…она, наверное, просто сильно любила своего мужа.
Томас прошел через комнату и остановился возле девушки. Она сидела на проеденном молью диване, и он устроился рядом, пожалуй, слишком близко. Конечно, Салли попыталась отодвинуться, но Таннем перехватил ее руку за запястье и удержал.
— Погоди, не бойся. — он сам чувствовал себя неловко от своих действий, гораздо более неловко даже чем тогда, десять лет назад. Юность самая бесстрашная пора, а зрелость…зрелость приносит понимание того, что за каждым твоим действием идут последствия, которые могут перечеркнуть все на твоем пути. — Я пришел узнать как ты. Позаботиться о тебе, пока ты еще в Бостоне. Если тебе что-то надо — ты только скажи, я достану это и принесу тебе. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь, как в заточении. В конце концов, это не так. Просто вынужденная мера, надо только перетерпеть и ты больше никогда сюда не вернешься. Я тебе обещаю.
Томас посмотрел на девушку и почувствовал, как стальные иглы впиваются ему в виски. Ну да, действительно, он не только за этим пришлось, но ведь в его словах не звучала ложь…прекрати — мысленно обратился он к собственной способности, но та не унималась. Она пыталась болью убить в нем страх и высказать правду. Точнее, всю правду.
— Скажи мне, Салли…ты любила своего мужа?

 Отправлено: 16.09.13 14:27. Заголовок: - Как скажешь, Томас..

- Как скажешь, Томас, – Салли нарочно сделала акцент на его имени, выделяя его интонацией. Она знала, что это его настоящее имя, но для нее он всегда будет Двайтом, мальчиком-не-выносящим-лжи, с которым она познакомилась в особняке. Она помнила Двайта, а не Томаса. Томасом был тот человек, который ворвался в ее дом и убил ее мужа у нее на глазах. Правда, он же был тем, кто не дал своим людям убить ее, но… перевешивает ли это все остальное? Салли была растеряна, потому что до сих пор не знала, как ей реагировать.
Прошлое тянуло ее назад с упорством магнита, но пока что она упорно сопротивлялась этому. Настоящее держало ее слишком крепко, чтобы позволить мимолетным воспоминаниям взять верх.
Она не верила в его слова о том, что Леккен собирается просто так ее отпустить. Салли не была с ним знакома, но она знала о всех стачках, произошедших ранее, и она сама была свидетельницей всей это кровавой бойни, которая затронула непосредственно ее саму. Салация давно не была той наивной девочкой, которая верила всем и каждому, полагая, что в каждом человеке есть добро.
И она не знала, может ли она верить Томасу. Именно Томасу, потому что Двайт остался все в том же прошлом. Сейчас перед ней стоял Томас Таннем, и он разговаривал с ней. Он, а не Двайт. Об этом не следовало забывать. Даже несмотря на то, что очень хочется.
За последние десять лет она слишком разочаровалась в людях, чтобы продолжать смотреть на них сквозь розовые очки.
- Филлип, – ее голос вновь зазвучал как эхо, перемежаемый грустью. Той грустью, с которой вспоминают о давно ушедших. - Моего мужа звали Филлип, а не Шон.
Так интересно. Двое мужчин, которые имели для нее значение, и обоих она видела и помнила с тех сторон, которые они упорно скрывали от других.
Она любила Филлипа, а не Шона. Шон был сыном Найджела Керригана, монстра, смерть которого стала облегчением не только для Салации, но и для многих в этом городе. И Шон Керриган был куда хуже собственного отца, когда речь заходила о делах Хеллионс. Салли старалась на многое закрывать глаза и пыталась не замечать, в кого превращается ее супруг. Хотя бы потому, что дома он по-прежнему был ее Липом, который уверял ее, что он найдет способ все исправить. Ведь он ввязался в это только потому, что Найджел угрожал сыну благополучием матери, которую Лип боготворил. В отличие от самой Салли. Та считала свою свекровь той еще дрянью, которой не важен абсолютно никто кроме нее самой. И плевать Бриджет Керриган хотела как на супруга, так и на сына. Ей просто нравился тот уровень жизни, который мог предоставить ей Найджел, только и всего. Но она была матерью ее мужа, поэтому Салли не могла упорствовать в том, чтобы Лип не поддавался на условия отца.
Но время шло, а он все больше увязал во всей этой бостонской трясине как в зыбучих песках, откуда уже не мог выбраться. Салли честно пыталась как-то вытащить его оттуда, но потом наступил тот момент, когда она поняла, что проиграла, что все ее усилия ведут в никуда.
Томас присел рядом с ней, и Салация попыталась отодвинуться на край дивана, чтобы не соприкоснуться с мужчиной, но тот удержал ее за руку раньше, чем она успела это сделать, этим самым действием оставляя ее на месте. От этого сердце Салли странно екнуло, и пульс стремительно участился. Наверное, Томас мог это почувствовать, продолжая сжимать ее запястье.
Ее не удивили слова Томаса. Похоже тот искренне верил словам своего начальника. Возможно, тот действительно пообещал, что ее отпустят в целости и невредимости. Но так ли правдиво это заявление? Обмануть можно даже того, кто чувствует правду собственной кожей. Особенно если передать ему свое обещание через третье лицо, которое не скажет ни слова лжи.
- Я любила Филлипа. Но это было раньше, поэтому не думаю, что это уже имеет какое-то значение сейчас.
Она не договаривала, и Томас наверняка мог почувствовать это.
Последний год был слишком сложным, чтобы даже вспоминать о нем. Сколько раз Салли порывалась уйти, но не могла, потому что в ней все еще жила слепая вера в то, что их брак наладится, как только Лип вырвется из-под гнета отца? Но день за днем она лишь наблюдала, как человек, которого она полюбила, исчезает, уступая место совершенно другому.
Но она не собиралась рассказывать об этом Двайту. Она не любила жаловаться на собственные проблемы и трудности. Она никогда не делала подобного, когда была неуклюжим подростком в особняке, не будет и сейчас.
- Ты же сам знаешь, что Леккен не отпустит меня, – слишком спокойно произнесла она, не предпринимая попыток вырвать свою руку из его пальцев. Вопреки всему, она почему-то впервые почувствовала… покой? Нет, не покой, скорее частичку осознание того, что, возможно, все действительно будет хорошо? Но это глупо. Особенно если вспомнить все действия Леккена… Для нее уже точно нет такого понятия, как «счастливый конец». - Ты сам сказал, что людям не понравится, что жена Шона Керригана будет без присмотра. И Леккен сделает все, чтобы народ оставался доволен им. А это значит, что… – Салли горько усмехнулась, а ее руки чуть сжались в кулаки. - Что я уже не выйду отсюда. По крайней мере, точно не на свободу. Ты ведь и сам это понимаешь, не так ли, Томас?
На какое-то время она замолчала, отвернувшись в сторону, словно боялась столкнуться лишний раз взглядом с Томасом. С чем был связан этот страх – она не знала.
- Мне бы не помешали альбом и карандаши… Отсюда забрали все мало-мальски пишущие предметы, потому что думали, что я могу использовать их, чтобы каким-то образом сбежать отсюда, – Салация укоризненно покачала головой. Скорей всего, они думали, что она воткнет ручку или карандаш кому-то в горло в попытке выбраться. - Я была бы очень благодарна, если бы ты смог принести их, – она наконец решилась повернуться лицом к Томасу. К Двайту. Она все еще видела его, пусть и повзрослевшего.

 Отправлено: 08.01.14 22:23. Заголовок: Несмотря на то, что ..

Несмотря на то, что он сам просил ее называть себя полным именем, сказанное Салацией «Томас» как-то странно резануло слух. Привычка сильная вещь, а он привык ассоциировать образ Салли со своим детством, давно ушедшим, но все же оставшимся в памяти. Но так было нужно. Было нужно, чтобы она называла его Томасом потому, что только так он сам мог оставаться им, удерживая себя от желания вернуться к прежнему Я. К тому, что осталось в Вашингтоне, который он его покинул. Тема ее мужа была поднята, наверное, слишком рано. Салация отвела глаза, и это сказало Томасу больше, чем он сам хотел услышать. Филлип он или Шон – неважно. С ним она провела десять лет, с ним она смогла перешагнуть барьер социофобии и только поглядите на Салли сейчас. Она не подводит глаза черным, не замыкается от всего остального мира за листами альбома, ведя разговор словами, а не рисунками, как прежде. Томас не смог этого сделать для нее, а кто-то другой смог. На самом деле, если задуматься, то он должно быть мало пытался, но ни тогда, ни сейчас он не верил в то, что она хотя бы иногда думает о нем. Не как о странном парне, однажды вытащившим ее из холодного озера. А как о парне, с которым она могла бы быть. Неуверенность и малодушие разделяло их по-прежнему, с той же силой, что и раньше. Прошло так много лет, а Томас так и не научился любить себя. И поэтому никто по его собственному мнению, не мог любить его. Конечно, вместо бессмысленных рассуждений внутри собственной головы, ему стоило бы давно решиться и спросить у Салации, как дело обстоит на самом деле. Но кто в юности отличается особым умом в делах сердечных? Кто в действительности способен рассуждать об этом здраво, решаться на риск быть отвергнутым, когда тебе кажется, что все, ну ровным счетом все против тебя? Это потом уже приходит понимание упущенных шансов, когда просматриваешь свою жизнь как бы на повторе. Но тогда обычно делается уже поздно для того, чтобы что-то менять.
- Любовь всегда имеет значение, Салация. Раньше ли она была, есть ли она сейчас. Если любишь кого-то, то ничто не способно заставить тебя потерять это чувство. Сколько бы времени ни прошло, сколько людей бы ты не встретила и сколько поступков не совершила.
С каких-то пор Томас стал романтиком. Не тем, который сочиняет песни или складывает стихи, а тем, который просто хочет верить, что в мире есть что-то сильнее особенностей гена, денег и власти. Все приходит с возрастом. В свои тридцать Томас превратился в старика, которому не хватало любви. И он увидел Салацию, которую хотели убить. Увидел девочку Салли, которую когда-то вытащил из-подо льда и что-то у него внутри дрогнуло. Действительно. Для любви не существует времени.
- Он обещал мне – при упоминании имени Марина в глазах Томаса зажглись огоньки. - Марин не такой, как остальные. Если он пообещает что-то, то обязательно выполнит.
Он понимал, почему Салли говорит такие вещи. Жизнь в Бостоне разочарует кого угодно, но именно по этой причине Томас так предан Леккену. Он не похож на остальных мутантов Hellions, он встал в противовес Керригану только потому, что больше было некому. Айлсы были бы не лучше, они все прогнили, помешавшись на деньгах, а Элайджа после всего, что стало с его друзьями-основателями, уже не думал ни о какой власти, он думал только о мести. Не задай Марин направление Быку¸ он бы попросту перебил всех, а заодно и развалил бы город. Нет. Марин не такой, как остальные. Он встал во главе оппозиции только потому, что кто-то должен был. И плохо ли, получить город похожий на Кленовую улицу? Получить город, в мутанты будут контролировать действия друг друга, а не третировать простой люд. Неужели это не стоит всего? Для Салли нет. Потому, что она потеряла своего мужа, но если бы не личная утрата, то она смогла бы оценить действия Марина по достоинству. И она еще оценит. Нужно только, чтобы прошло время.
- Хорошо. Я принесу тебе то, что ты просишь.
Я принесу тебе хоть целый магазин канцтоваров, чтобы ты могла выбрать карандаши на свой вкус. Об этом он умолчал, как умалчивал почти все важные вещи, которые когда-либо хотел сказать в присутствии Салли. Мальчишка. Как был им десять лет назад, так и остался спустя все эти годы. Это только женщины с возрастом становятся мудрее, у мужчин все становиться только сложнее.
Самое время было встать и уйти, но Томас медлил. Он хотел задать еще один вопрос, ради которого он и пришел сюда в такую пору, но все эти разговоры уводили его прочь от важной темы. Надо было вернуться. Стихийно и спонтанно выдать то, что крутилось в его голове последние несколько лет. Узнать, кто дурак, и что бы было, поступи он десять лет назад несколько иначе. К таким вещам всегда очень тяжело подходить, но прямо сейчас Томасу нечего было терять. Совсем нечего. И как бы неправильно не звучало это с точки зрения высшего суда, и человеческой морали он все-таки сказал:
- А меня ты когда-нибудь любила?

 Отправлено: 15.01.14 17:09. Заголовок: Рядом с Двайтом Сала..

Рядом с Двайтом Салация снова и снова чувствовала себя той девушкой, которая ходила дни напролет в обнимку с альбомом и горсткой карандашей, зарисовывая все то, что приходило ей в голову. Лип помог ей повзрослеть и стать уверенней в себе и сильнее, но люди из прошлого обладают странным свойством возвращаться человека к тому, кем он был столько лет назад. Вот и Салли снова начинала чувствовать себя неуверенно рядом с ним. Не неуютно, нет. Именно неуверенно – зачастую не зная, что сказать и как отреагировать. Все-таки Двайт был тем, кто одним из первых не увидел в ней «ребенка дьявола» или «летучую мышь», и в кого Салация первый раз влюбилась. Но, как и любая замкнутая в себе девчонка, она предпочитала держать свои чувства при себе, стараясь не выдавать себя, чтобы не стать всеобщим посмешищем. Хотя, наверное, и так было слишком заметно, как она краснела в его присутствии и начинала запинаться, путая слова.
Но то было 10 лет назад. Многое изменилось с тех пор. И что самое главное – изменилась она сама.
- Ты так в него веришь, – Салация еле заметно улыбнулась, вновь уводя взгляд и определяя его невидимой точке на противоположной стене. - В Леккена. Но я знаю его с совершенно другой стороны. Ведь его приказом было убить всю мою семью? И меня бы тоже убили, если бы не ты. Поэтому извини, если я продолжу сомневаться в правдивости его слов. Даже когда их говоришь ты. Правду можно представить по-разному, не мне тебе об этом говорить.
Она сказала это и замолчала. Наверное, не следовало говорить этого вслух, но сказанного не воротишь. Но Двайт так слепо верил в его руководителя, что Салли не удержалась. Пока что она не видела от Леккена ничего хорошего и не ожидала, что это как-то изменится.
Хотя если говорить на самом деле – теперь ей было все равно. Даже если через пять минут Леккен отдаст приказ, чтобы от нее избавились раз и навсегда. Ее вырвали из ее привычной среды, перевернули мир с ног на голову, лишили супруга и запихнули в дом, чьи стены настолько пропитаны кровью убитых, что Салация могла поклясться, что порой она чувствует этот отвратительный металлический привкус во рту.
Двайт (мысленно Салли все равно продолжала называть его так) внес хоть какое-то оживление сюда. Но он скоро уйдет, чтобы заняться своей работой и более чем вероятно – забудет о ней. А она вновь останется в одиночестве. Один на один со своими мыслями. Но что хуже всего она останется наедине со своими воспоминаниями, которые и так уничтожали ее день за днем. Ведь стоит ей просто закрыть глаза, как сразу возникает образ Липа, которого она видит так четко, как будто тот живой.
И в последние дни ей не хотелось уже ничего кроме того, чтобы все это поскорее закончилось. Уже неважно, каким способом.
Было видно, что их разговор подходит к концу. И мысленно Салли уже подготовилась к тому, что сейчас Двайт поднимется на ноги, пообещает зайти позже и попрощается. Захлопнется дверь, щелкнет замок, и она будет сидеть одна в этой гнетущей тишине. И снова время потянется как резиновое.
Но последний вопрос застал Салацию врасплох. Этого она точно не ожидала. Да и с чего бы? Они не были парой раньше, разве что в какой-то параллельной вселенной это могло произойти. И если с чувствами Салли было все ясно, то вот Двайт был для нее загадкой. В то время она даже не могла понять, зачем он вообще с ней общается? В ней же нет ничего особенного кроме красных глаз, из-за которых ее все обзывали ведьмой.
И зачем задавать этот вопрос сейчас, когда прошло так много времени?
Стушевавшись, Салация не нашла ничего лучше кроме как подняться на ноги, оставаясь стоять спиной к Двайту. Она не хотела, чтобы он видел, как ее лицо залилось краской, вызывая в ней самую настоящую бурю эмоций. В отличие от многих людей на этой земле она никогда не врала. Собственно говоря, она и не умела этого делать.
- Зачем ты это спрашиваешь? – ее голос звучал глухо, а сама она по-прежнему не поворачивалась лицом к Таннему.
Она не допускала мысли о том, что Двайт когда-то испытывал к ней те же чувства, что и она к нему. Слишком абсурдным это казалось. Она – не главная героиня какого-то фильма. Никогда ею не была и никогда не будет. В этой жизни чудес не бывает – она убедилась на собственном опыте.
А Двайт… Даже если допустить на секунду, что у него и в самом деле были какие-то чувства к ней, то почему же он уехал, бросив ее одну в особняке. Не оставил после себя ничего – ни записки, ни адреса. Даже не сказал о том, что планирует. Просто в один день взял и уехал, собрав предварительно свои вещи.
Впрочем, терять ей уже нечего. Перед смертью нужно исповедаться, не так ли? А учитывая ее перспективы в ближайшем будущем, несмотря на все заверения Томаса Таннема, можно начать делать это прямо сейчас.
- Даже если любила, какое значение это имеет для тебя? Ты уехал сюда десять лет назад, ни сказав ни слова. Хотя, конечно, ты не был обязан этого делать. Ведь я была всего лишь девчонкой, которой ты спас жизнь на том озере. И с которой изредка общался.
Она замолчала, поняв, что теперь смотрит на мужчину снизу вверх. Она не собиралась вдаваться в длительные рассуждения о том, что было столько лет назад. Конечно, Двайт был прав, сказав, что любовь всегда имеет значение. Но вряд ли ее чувства что-то значат для него. Иначе сейчас ее жизнь была бы совершенно иной.
- Но если ты на самом деле хочешь это знать, то да. Да, любила, – после небольшой паузы добавила она и поджала губы.
По крайней мере, она была честна.