Отправлено: 01.02.14 14:50. Заголовок: пролетая над гнездом кукушки; 04.08.2013

цитата:

Allen Aching and Lea Feversham Психиатрическая больница Святой Елизаветы; «You know, that's the first thing that got me about this place, that there wasn't anybody laughing. I haven't heard a real laugh since I came through that door, do you know that? Man, when you lose your laugh you lose your footing.»

 Отправлено: 14.03.14 16:04. Заголовок: внешний вид: белая б..

внешний вид: белая блузка, приталенные черные широкие брюки, закрытые черные лодочки, сверху накинут белый медицинский халат, волосы завязаны в низкий хвост

Место в клинике Лианна получила с трудом.
Нельзя сказать, что работа в клинике Святой Елизаветы была мечтой. Только если мечтой душевнобольного, уж простите за каламбур. И уж определенно это не было заветной мечтой Лии, которая устроилась сюда в начале июня, чтобы собрать материал для своей научной работы. Но только в этой клинике во всем чертовом Вашингтоне держали преступников, которых поместили сюда по заключению суда, признав их невменяемыми. Это была фактически золотая жила. Здесь можно было собрать тонны данных, если захотеть. И для ее исследования это было просто великолепно попасть в такое место как это.
Главный врач, к которому девушка пришла для устройства сюда, с трудом сдержал улыбку, увидев ее впервые. На вид ему было порядка шестидесяти лет – седые волосы, которые он даже не старался подкрашивать, как это делают большинство мужчин, чтобы выглядеть моложе, чем они есть, лицо было изрезано старческими морщинами, а на носу водрузились очки в роговой оправе. Невольно на ум пришло воспоминание о всевозможных карикатурах на врачей, которые она видела раньше в детских книжках.
Его взгляд был снисходителен, будто Лианна была пятилетним ребенком, который пришел к родителю и с серьезным видом заявил, что он хочет стать космонавтом. И это ее злило и выводило из себя до безумия. Он видит ее впервые и думает, что может судить о ней только из-за ее возраста. «Уж больно вы молоды, голубушка». Его слова были буквально выжжены в ее голове, и каждый раз, когда Лия вспоминала их, ее начинало трясти.
Конечно, за эти годы она научилась справляться со своими вспышками гнева, когда дело не касалось работы, но все равно было достаточно сложно их контролировать. Но она уже не срывалась на каждом встречном, что уже было неплохим прогрессом. Как говорится, на каждого психотерапевта найдется свой психиатр.
Это место было ей необходимо, если она хотела и дальше проводить свои исследования, связанные с психикой человека. На самом деле, она бы лучше изучала наглядно мозг человека на одной из операций, чем пыталась вести беседы. Но этот поезд давно ушел. Так что не стоило об этом и задумываться.
Данное место было для нее идеальным. Психология поведения преступников, которые совершили свои действия под влиянием необратимых процессов в мозге – это золотая жила. И исследованиям просто края не видно, если знать, в каком направлении их вести.
Поэтому в этот раз ей удалось проглотить это замечание. Вместо этого она положила рекомендательное письмо, которое получила от вышестоящего начальства НЭШБа, перед мужчиной и терпеливо стала ожидать, пока тот его прочтет.

С тех пор прошло два месяца. В своем кабинете Лианна появлялась два раза в неделю, проводя все остальное время в клинике. С начальством в НЭШБе у нее была заключена договоренность, что к началу осени она вернется к своим непосредственным обязанностям в организации полностью.
Конечно, больница святой Елизаветы мало чем напоминала курорт, и обычно домой Лианна возвращалась чуть ли не поздней ночью, будучи выжатой как лимон. Работа в другой организации была проще, но здесь случаи были куда более интересные, чем проведение тестов для сотрудников НЭШБ.
Вот как, например, сейчас. Лианна, кажется, успела довести главврача до приступа суицида (по крайней мере, именно такое отчаяние выражало его лицо), но она упросила его передать пациента, который застрелил 12 человек, ей. Хотя бы на несколько дней, чтобы она могла его понаблюдать. Он находился здесь уже неделю, но даже не заговорил. Целые дни проводит в своей палате и отказывается так или иначе заводить любой диалог, предпочитая ему молчание.
Все утро она перечитывала материалы его личного дела, пытаясь определить, как вести себя с ним. Читала заключения психиатра, заметки о судебном деле, которое получило широкую огласку в прессе. Случай был интересным, и поэтому это лишь подстегнуло Лию попробовать установить хоть какой-то контакт с пациентом. Другим врачам так и не удалось найти к нему подход, но она успела выцепить из всего объема информации небольшую деталь, которая, как ей показалось, могла бы помочь.
Девушка аккуратно приоткрыла дверь и оказалась внутри одиночной камеры, которая являлась палатой, где держали пациента. Тот лежал на кровати, согнув ноги в коленях и уткнувшись ничего не видящим взглядом в одну точку. На ее появление он практически не прореагировал. Как будто бы ее здесь и не было.
С виду обычный парень, про которого можно было подумать, что он оказался здесь случайно. Встретив такого на улице, ни за что не подумаешь, что он способен пустить пулю в кого-то. Только проработав в подобном месте, перестаешь даже пускать в голову мысль «Он не похож на убийцу». Убийцы никогда не похожи на себя. Иначе их всех давно бы поймали. Вот и сейчас в ее мыслях даже не было подобия намека на такие рассуждения. Она видела перед собой человека с покалеченной психикой, которая сподвигла его на совершение преступления.
- Здравствуй, Аллен, – достаточно четким голосом произнесла Лия, останавливаясь в полушаге от кровати, предварительно закрыв за собой дверь. - Меня зовут Лианна Фивершем. Как ты себя чувствуешь?
Она не стала добавлять про то, что она его «лечащий врач». В конце концов, это всего на несколько дней, так что лечащим врачом ее можно назвать с натяжкой. Но парень все равно продолжал молчать, никак не откликаясь на ее речь. Она задала еще несколько достаточно стандартных вопросов, которые также остались без ответа.
- Я читала в твоем личном деле, что ты закончил музыкальную школу, – как ни в чем ни бывало продолжала Лия. Она избегала слова «газеты» и любой связи со СМИ, чтобы не нервировать пациента лишний раз. - К сожалению, виолончели в нашей клинике нет, но есть пианино, которое стоит в общем зале. Оно довольно старое, но в хорошем состоянии. И на нем давно никто не играл. Может ты смог бы исполнить что-нибудь на нем? Как думаешь?
Можно было бы, конечно, попросить санитаров помочь оттащить парня в общий зал, но в данном случае надо было, чтобы он согласился пойти сам, иначе это просто не сработает.

 Отправлено: 29.03.14 19:15. Заголовок: Слушай, как бы сильн..

Слушай, как бы сильно не били волны - держись. Держись сколько есть силы, хорошо?

Тишина для меня равносильна смерти. Мое наказание в тишине, в вакууме, сгущающем пространство в желеобразную массу, забивающую уши и не оставляющую места звукам. В этой тишине невозможно расслышать даже биение собственного сердца. А бьется ли оно еще? Я не слышу глухих ударов тока крови о сосудистую стенку, не слышу хлопков закрывающихся клапанов, я не слышу ничего. Может быть, я действительно умер? Может, мое тело высохло, сведенные судорогой мышцы затопила молочная кислота, вены спались, кожа потрескалась, истлела. В этой тишине невозможно чувствовать, невозможно думать. Я не ощущаю своего места в пространстве, теряю способность осознавать время. Что это если не смерть? Гладкая белоснежная поверхность потолка кажется мне всем миром потому, что кроме ее я ничего не вижу. Мои глаза уже устали, ощущение не похожее на песок, нет, похожее на тупые ржавые иглы, царапающие роговицу, снимающие оболочки глаза одну за другой. Хочется опустить веки, но прямо сейчас я не понимаю, как это сделать. Я не умею закрывать глаза, даже если больно, я не умею плакать даже рефлекторно, в слезных железах не вырабатывается секрет. Смерть, пожалуй, выглядит все же иначе. Ты теряешь сознание в какой-то момент и погружаешься в темноту, но вокруг меня светло. Слишком светло и слишком тихо. Это точно потолок передо мной? Лежу ли я на спине или сижу, тогда значит, я смотрю на стену, а вовсе не на потолок. Это имеет какое-то значение? Существует разница между полом, потолком и четырьмя стенами, которые меня окружают? И окружает ли меня хоть что-нибудь?
Худшее наказание из всех возможных придумано мне собственным телом. Мертвым телом, которое не способно издавать никакие звуки, которое не способно рождать музыку. Это моя собственная ловушка, выбраться из которой можно только разгадав загадку. Почему начинающий композитор Аллен Эйкин убил музыкантов собственного оркестра? Этот вопрос мне задавали в полиции, его же дублировали мне врачи. Чтобы решить проблему, надо понять причину, подтолкнувшую меня совершить этот поступок, если не узнать причины, то не узнать и пути исцеления от моей тишины.
Убийца не может создавать музыку. Он вообще ничего не может создавать потому, что сила создателя в любви, в сердце, которое не способно совершать грехи подобные тому, который совершил я. Убийца не достоин, слышать звуки, его решение — лишить себя самого ценного, того, что составляло ранее все его существование.
Я помню запах крови и запах смерти. Помню мертвые лица, но не помню, как держал в руке пистолет и спускал курок. Когда я открыл глаза после краткого мгновения темноты и увидел перед собой оркестровую яму наполненную телами, то осознал произошедшее, лишь услышав глухой удар пистолета об пол. Моя рука выронила его. Это я понял еще секундой позже, когда смог чувствовать пальцы. Я никогда раньше не держал пистолет. Никогда не стрелял, но отчего-то мои ладони помнили это ощущение очень отчетливо. А еще они помнили голубые глаза, которые я раньше никогда не видел, и взгляд, который просачивался в меня через впадину зрачка, как струя воды в колодец. Все это голубое влилось в меня, заполняя глазные яблоки доверху, затапливая темную радужку, меняя ее цвет. Как если бы чье-то синее море затопило мою коричневую сушу.
Могло ли это море быть виновато вместо меня?
Кажется, кто-то на суде говорил о том, что в моей семье плохая наследственность. В моей настоящей семье, если быть точным, но я не знал о ней ничего и даже сейчас, я лишь с трудом могу вспомнить что слышал о ней от прокурора. Нельзя перекладывать на других свою вину. Нельзя обвинять гены в том, что совершили твои собственные руки.
Может, я правда сошел с ума? Вокруг меня так много белого, мои уши забиты, тело не слушается, на глазах лопаются капилляры. Эта кататония, не признак ли болезни? Я даже не могу сказать, сколько прошло времени с тех пор, как я впервые увидел этот потолок. В тишине время не имеет значения, в тишине ничего не имеет значения.
Я пролежал так день, неделю или месяц? Сколько прошло с тех пор, как со мной говорили в последний раз? Может несколько часов, а может год. И все это продолжалось до тех пор в моей собственной Бесконечности, пока я не услышал несколько глухих ударов…
Сердце. Рядом со мной билось чужое человеческое сердце, и этот ритм для меня в одно мгновение выстроился в ряд нот, которые еще тогда, до белого потолка, я бы обязательно кинулся записывать в нотную тетрадь. А потом раздался голос, и сердцебиение прекратилось, когда мое тело вспомнило о своем наказании. Слизь в слуховых ходах уплотнилась, обратившись в неоформленную каменную массу, сдавившую виски. И каждое слово, каждый звук заставлял эту массу двигаться, царапая интиму, разрезая ее как бумагу. Боль. Может ли такая боль быть насколько…физической?

***

Уходи
Он не мог заставить себя повернуть голову, но внезапно белый потолок стал черным и Аллен осознал, что сумел закрыть глаза. Как он это сделал — неизвестно, когда как еще совсем недавно юноша долго пытался вспомнить какие мышцы для этого стоит задействовать.
Не разговаривай со мной, просто уходи
Голос не был знаком Аллену, а это значило, что его врач опять сменился. Мало кто из специалистов клиники соглашался работать с ним, конечно, из этого парня и слова не вытянешь. Его бы галоперидолом или в гипогликимическую кому, тогда проблем будет меньше. Должно быть, этот доктор — новенькая, раз решилась принять на свои плечи такого трудного пациента.
Я больше не слышу музыку, пожалуйста, оставь меня. Я должен быть в тишине.

 Отправлено: 07.04.14 16:51. Заголовок: Терпение по отношени..

Терпение по отношению к пациентам давалось Лианне куда проще, чем толерантное отношение к обычным людям. Она никогда не срывалась, не грубила им ни при каких обстоятельств. И что самое удивительное – ей не требовалось прилагать для этого больших усилий. Это не было даже профессиональной этикой. Это скорее была другая сторона девушки, которая проявлялась в ее работе. Терпеливая, спокойная, лишенная вечной злости на окружающих. Больше похоже на раздвоение личности и начинающуюся шизофрению (только диалоги сама с собой не ведет), конечно, но об этом Лия предпочитала не задумываться слишком сильно. Как говорится, сапожник без сапог.
Аллен продолжал лежать на кровати без движения, никак не реагируя на ее слова. Он будто и не слышал, что она вошла в его палату. Впрочем, ее предупреждали о том, что так и будет. Поэтому подобная ситуация нисколько ее не удивила. Напротив, случись все иначе, вот тут стоило бы забеспокоиться и бить тревогу.
Если верить медицинским записям, то в первые дни к нему применялась электросудорожная терапия, чтобы вывести его из состояния кататонии. После того, как пациента поместили в клинику, у него наблюдалась двигательная заторможенность, а также отсутствие любой реакции на происходящее и посторонние звуки. Процедура несколько помогла, но, судя дальнейшим заметкам, сейчас Алену скармливают такой «коктейль» из лекарств, который способен и слона возомнить себя котенком, который хочет целый день лежать на спинке под лучами теплого солнышка. Респиридон и амоборбитал натрия. Только вот от последнего толку не было никакого, учитывая, что его дают, чтобы пациент мог вспомнить все то, что с ним происходило в моменты провалов в памяти. Да еще и реланиум прописали на тот случай, если у него вдруг случится психоз. Хотя, наверное, продолжай пациент буйствовать, тогда Лие было бы куда проще. Достаточно было бы просто коснуться его, чтобы привести в нормальное состояние. Здесь же ее дар, скорее, успокоит Эйкина вплоть до коматозного состояния. И это отнюдь не метафора.
Пальцы чуть сильнее сжали папку с документами, которую Лианна держала в руках. С этим пациентом потерпели поражение уже несколько врачей – ни один так и не сумел добиться от него хотя бы одного внятного ответа. Уже пробовали гипноз, от которого толку как от мятных конфеток. Теперь вот решили испытать лекарственный метод. Так или иначе, все переживали неудачу за неудачей. Она могла стать следующей. Но, представляя в голове укоризненно качающего головой главврача и его «Я же говорил, голубушка, вы взяли себе планку выше, чем можете прыгнуть. Идите, выпейте чайку, да поработайте в архиве, а пациентом займутся другие специалисты», Лианна готова была просто взорваться только от одной мысли об этом, и это лишь подстегивало ее действовать дальше.
Упоминание о музыке не принесло никакого эффекта, впрочем, сильно Лианна на это и не рассчитывала. Все дается постепенно, тем более в подобных случаях.
- Сейчас ты, скорей всего, и не хочешь ни с кем разговаривать, но ты не можешь вечно прятаться в своем мире, – продолжила говорить Лия, глядя на Алена, который закрыл глаза в какой-то момент. - И, вероятно, ты хочешь, чтобы я ушла, но я не могу этого сделать. Я и вправду хочу помочь тебе.
Каждое слово было произнесено спокойно, без волнения или спешки – именно так, чтобы она была услышана. Он ведь слышит ее, пусть даже не реагирует никоим образом. Диссоциативное расстройство личности – один из самых сложных случаев, описанных в психиатрии. Иногда на то, чтобы воссоединить все личности в одну требуются годы терапии. Но чтобы это сделать, сначала надо «вытащить» на свет ту самую личность, которая помнит, что произошло в моменты провалов.
И причина, по которой Лианна хотела вытащить Алена в общий зал, была именно в этом. Музыка, если верить записям, является важной составляющей его жизни. И велик шанс, что если он снова станет играть, то это поможет ему восстановить в голове те события, что произошли.
И теперь было очень важно проверить правильность своей догадки. Осталось только убедить пациента последовать ее совету. А для этого он должен хотя бы ответить ей.
- Нельзя постоянно оставаться в тишине, лишая себя того, что сопровождало тебя всю жизнь. Музыка ведь никуда не ушла, потому что это часть тебя. Ты ведь это прекрасно знаешь.
Ее голос продолжал нарушать тишину, воцарившуюся в палате. Она словно рассказывала сказку на ночь ребенку. Только вот от «ребенка» не было ответа и какой-либо реакции. Лия говорила, совершенно не задумываясь. Она редко взвешивала свои слова – никогда не было в этом необходимости.
Немного поразмыслив, Лианна присела на краешек кровати. Стульев в помещении предусмотрено не было – ими можно воспользоваться в качестве оружия для побега, огрев ими какого-нибудь психотерапевта или медсестру. С одной стороны, конечно, так безопасней, а с другой – уже до жути хотелось сесть куда-нибудь.
- Позволь мне помочь тебе, Аллен. Всего лишь одна попытка, и все.

 Отправлено: 18.04.14 21:38. Заголовок: Сейчас ты скорее все..

Сейчас ты скорее всего не хочешь ни с кем разговаривать, но ты не можешь вечно прятаться в своем мире. И, вероятно, ты хочешь, чтобы я ушла, но я не могу этого сделать. Я и в правду хочу помочь тебе.

Работа психологов заключается в излечении души. Эту профессию выбирают для себя люди, уверенные, что так хорошо постигли тайны человеческой природы, что другие, не способные к этому, должны платить им за советы. Молодая докторша, должно быть, еще совсем недавно вышла из-за школьной скамьи, но даже он считает, что может излечить меня. Считает что там, где десятки других, более квалифицированных врачей, потерпели поражение, она одержит победу. Поэтому сейчас она говорит, что хочет помочь. Понимает, что я хочу остаться в одиночестве, но все равно решает остаться, чтобы...помочь. Не потому ли, что это ее работа, а я лишь один из череды других ее пациентов, который заинтересовал ее потому, что оказался особым случаем? Я слышал, что другие врачи говорили про меня, когда уходили. Когда сменялись голоса, когда они отходили к угол моей палаты, чтобы переброситься парой фраз, уверенные, что я достаточно глух, чтобы не услышать их. Я знаю, что почти все специалисты уже опустили руки в тщетной попытке вывести меня из моей тишины, которую они между собой называют кататонией. Как смело решаются они называть то, что происходит со мной. Как смело они берутся рассказать за меня о моих бедах. Найти причину моих бед в тяжелом детстве и плохих генах. И эта молодая докторша ничем не отличается от тех других. Она хочет помочь, но кто сказал, что мне можно помочь? Для решения мне нужно немного, мне нужно время и покой, чтобы разум мой сумел справиться с головоломкой, которая удерживает мое тело в плену лабиринта. Решишь головоломку, пройдешь лабиринт, снова услышишь звуки. Может ли она помочь мне в этом? Видела ли она тот лабиринт, в котором я нахожусь? Ее голос спокойный, как ее учили. Она взвешивает слова и пытается убедить меня в своей нужности. Какая ужасная у нее работа, доказывать людям свою полезность...

Нельзя постоянно оставаться в тишине, лишая себя того, что сопровождало тебя всю жизнь. Музыка ведь никуда не ушла потому, что это часть тебя. Ты ведь это прекрасно знаешь.

Я повернул голову, и открыл глаза. Мне хотелось заглянуть в ее лицо, чтобы понять - она действительно что-то понимает? Говорит о музыке в неодушевленном роде, утверждает, что знает о ней больше меня и знает обо мне больше меня самого. Скажи мне, доктор с голубыми глазами - ты ли то самое море, которое затопило мою душу и привело меня сюда? Можешь ли ты слышать голос моего сердца, который даже я сам не могу различить в покрывшей меня тишине? С чего ты взяла, что можешь судить о том, что я знаю, а что нет? Если я заговорю - ты поможешь? Если я скажу тебе, что да, я действительно понимаю, что музыка никуда не ушла, что она просто остановилась для того, чтобы подобно надежде маячить впереди, подталкивая меня к движению в лабиринте. Скажу, что музыка ждет меня снаружи, ждет, когда я дойду до нее, что ты мне ответишь? Если я соглашусь в тем, что моя проблема исходит из детского стресса, что будет дальше? Мне говорили, что я пережил клиническую смерть и это действительно так. Я провел в больнице много месяцев, восстанавливаясь от полиорганной недостаточности, я узнал о том, что я лишь приемный ребенок в своей семье, пусть и любящей меня безгранично. В моей жизни было полно стрессовых ситуаций и это так хорошо подходит под вашу клиническую картину. Подтверждает ваш диагноз и...заставляет вас думать, что теперь вы знаете обо мне все? Сможешь ли ты вылечить меня одними словами? Не используя джоули, как оружие, не наполняя мою кровь ноотропами и галоперидолом?

Лиа Фивершем присела на край его кровати и этим самым вынудила Аллена поджать ноги. Его кататония уже давно стала сходить на нет, но тело оставалось гиподинамичным, тем не менее, мозг, все-таки уже лучше контролировать тело. И сейчас он подал мышцам сигнал к сокращению. Человек, чужой человек, женщина в белом халате как одна из тех, кто совсем недавно применял к нему силу электрического тока, оказалась так близко, что разум воспринял это как опасность. Потому, что в психологии есть такое понятие как личное пространство и есть целая наука изучающая расстояния на которых следует держаться во время общения. Лиа перешла границу. Аллен поджал ноги и сел на другой половине кровати, пытаясь вернуть утерянное положение безопасности. Он не мог заставить себя встать и отойти, поэтому максимально отодвинулся, роняя на пол подушку и скрестив ноги по-турецки. Его глаза снова посмотрели в лицо докторши.

Позволь мне помочь тебе, Аллен. Всего лишь одна попытка и все.

Их были тысячи. Тысячи помощников, тысячи попыток. А лабиринт один и всего одна возможность покинуть его. Прости, но я не пойду за тобой. Я не пойду ни за кем потому, что боюсь снова оказаться в тупике. Я должен сам найти выход, сам выбрать себе направление. Потому, что я устал пробовать вместе с вами. И мне больно, слишком больно, чтобы продолжать терпеть. Мое сердце никто не слышит, его не услышать и тебе. Оно бьется слишком тихо, слишком неэффективно, а твой собственный голос только заглушает его. Ты слишком много знаешь. Вы все слишком много знаете. Вы никогда не слышали моей музыки, вы никогда не видели нот.
Вы не умеете слушать.
Уходи.