внешний вид Внезапный блеск в глазах, эта проснувшаяся, погребенная годами ранее под развалами тонкой душевной организации наивность, вперемешку с невероятной нежностью, разрушают ее изнутри, но Дезире «пока» или «еще» слепа. Чувства слишком забытые, чтобы не захмелеть от их действия, как от крепкого вина. Яд отравленных поцелуев и обещаний просачивается в кровь, расползается по венам, парализует и медленно убивает живой организм, но время прозреть еще не пришло, а когда придет — будет слишком поздно.
Пальцы с трепетом касаются стопки школьных тетрадей, похороненных в одном из ящиков письменного стола, шелестят по страницам, обводят закорючки идеально ровного почерка с характерным наклоном. Ни помарки, ни лишнего знака, ни наспех нарисованной картинки на полях. Все четко, чисто, безупречно. Дезире тянет ручку комода, вытягивая ящик, и видит чистые наглаженные рубашки, галстуки, брюки. Проходит дальше по комнате, цепляясь взглядом за мелочи, редко моргает, отпечатывая увиденное на внутренней стороне века, точно делая полароидные снимки, и замечает целую полку с фотографиями. Там много
Его: юного, улыбчивого, светловолосого. Много незнакомых лиц, мест, а значит и историй, о которых она непременно хочет когда-нибудь от него услышать. Взор останавливается на темноволосой девушке, которой на фотокарточках слишком много. Дезире осторожно берет одну из рамок, подносит поближе, чтобы внимательно рассмотреть. У незнакомки красивая фигура, точеные плечи, яркие, врезающиеся в память глаза и губы, которые так и манят к себе взор. Дыхание становится тише, когда Рамирез внимательно всматривается в голубые глаза, впившиеся взглядом в ту девушку. Все внутри замирает, ведь она узнает этот взгляд. Чей-то голос, сам по себе мягкий и добрый, звучит сейчас, точно звон битого стекла, словно звук царапающих школьную доску ногтей, когда выдает все тайны и подтверждает догадки.
Он ее любил.
...А сейчас?
Она сама не своя. Ревность пожирала ее изнутри с того самого ужина в доме Монаханов, а сейчас доедала остатки. Злость билась клыкастым зверем в темной клетке, разгрызая железные прутья, точно солому. Дезире пыталась забыть, но тот голос в ее голове звучал все громче, навязчивее. Она улыбалась Сету, но каждый раз, встречаясь с ним взглядом, хотела закричать от отчаяния, мертвой петлей обвившегося вокруг ее тонкой шеи. Мексиканская кровь желала скандала, вырванного из груди ядовитого признания, а кровь англичанки призывала к спокойствию и терпению, к благоразумию и смирению. И Дейзи захлебывалась от чувств, от трагедии в ней совершавшейся.
До тех пор, пока чаша терпения не переполнилась до краев.
Дезире поступала глупо, она отчетливо понимала это, садясь в такси и диктуя водителю адрес с измятого листа, что уже долгое время каждый день хотя бы по разу разворачивала, гипнотизировала взглядом цифры и вновь с остервенением сминала, пряча в самый дальний угол своего тайника. Но честнее и правильнее казалось увидеть саму причину ее растерянных чувств и разобраться на месте как в себе, так и в том, как стоит поступить, нежели устраивать истерику мужчине.
От ревности девушка позабыла, как дорого ей обходится свободное время, какую ценность из себя представляет, чтобы вот так растрачивать его по пустякам. Но рассудок был затуманен одной лишь навязчивой мыслью, не дававшей жизни Рамирез, и она не думала ни о чем, кроме предстоявшей встречи лицом к лицу с кошмаром последних ночей. Она даже не решилась ответить Монахану, позволив автоответчику обеспечить ей алиби.
Дезире Рамирез не знает ровным счетом ничего о том, что будет дальше, высаживаясь из такси у нужного дома и совершенно бездумно кидая свежеотпечатанную двадцатку водителю сквозь открытое окно. Она не знает практически ничего о девушке с большими янтарными глазами, кроме сухих фактов вроде имени, профессии и того, что Сет, черт его дери, Монахан, был влюблен в нее со школьных времен, что еще совсем недавно они были парой, а сейчас по словам сестры копа — хорошие друзья. Слишком хорошие, чтобы нервная дрожь не пробирала стриптизершу до костей, а ладони не сжимались в кулаки так сильно, что ногти оставляли на коже после себя белые полумесяцы.
Время казалось почти осязаемым, когда, поднимаясь по лестнице, мексиканка начала слышать каждый шорох ей же производимый. Сердце застряло в горле, а черепная коробка вот-вот должна была разлететься на части, не выдержать чересчур сильного давления. Ей даже потребовалось посчитать про себя до пяти и сделать глубокий вдох и выдох, чтобы возобладать над желанием повести себя самым отвратительнейшим образом, на который была способна, в тот момент, когда увидит Сабрину Макгроув.
Сабрина — имя точно пропитано ядом.
Дезире приближается к нужной квартире и отдавшись воле случая нажимает на кнопку звонка.