Отправлено: 04.02.14 02:07. Заголовок: if you could hear me calling you somehow; 27.02.2013

 Отправлено: 04.02.14 02:08. Заголовок: Зима лениво, в качес..

Зима лениво, в качестве прощания, сплевывает на город снегом, заставляя плотнее затягивать капюшон на теплой куртке и материться, когда под белым и припорошенным оказывается лед, на котором ноги ожидаемо разъезжаются в разные стороны, предсказывая скорую встречу носа и асфальта; зима еще пытается хорохориться, - то швырнет метель, парализовав движение на несколько часов, обратив улицы в один бесконечно недвижимый и сигналящий клубок нитей, то резко снизит температуру, заставляя провода нарастать толстым слоем льда, крошиться и падать на землю, оставляя без света и электричества целые районы, то подмораживает котельные, пробивая трубы, разливая воду, что скоро промерзнет и в любом доступном месте можно будет открывать бесплатный каток под кодовым названием «встретимся в ближайшей травме»; зима еще не готова уступить свое место весне, смотрит на неё, как на молодую любовницу, которой – не соперница и не конкурентка, - так, может только злиться из-за угла, да хватать за длинные косы, но гнев её, - грешен, бессилен и ни к чему не приводит, - зима отступает, заворачиваясь в саван, передавая время, как неверного мужа, его новой любви.
Агнес Джервис оставляет попытки поймать такси на запорошенной снегом улице, словно забытой всем миром, стертой со всех планов и карт, так что теперь её больше никто не найдет, - дома останутся неровно светить окнами на дорогу, гости, - прощаться у порога, а фонарь – мелькать перегорающей лампочкой, вырисовывая черные тени на бесконечно белом; идти недалеко, едва ли два квартала, как лениво подсказывает память, впрочем, - за неё, предательницу, американка не ручается и не готова дать даже самого ломаного гроша, - за последние десять месяцев город почти стерся из памяти, заменился чужими, где она никогда не бывала, людьми, которых не видела, фальшивыми историями, в которые приходилось верить, - в них не было ни слова о городе, который почти десять лет назад стал приютом и крышей над головой, и еще меньше, - о людях.
О людях Агнес Джервис запрещала себе помнить, чтобы не спутать имен, чтобы даже забыть о том, как они звучат, как можно перекатывать на языке буквы в них, - пряно-пьяные, отдающие долгими ночами и ленивыми утренними часами, когда уходить – не обязательно, но все равно – собираешься и не прощаешься, закрывая дверь.
Ту самую, что сейчас она открывала с тихим щелчком легко поддающегося замка, словно не оспаривающего её право на то, что она делает; она не знала, сколько дубликатов от квартиры Циммерманн существовало в природе, и, по правде, - не особо над этим задумывалась, равно как и над тем, сколько тел принимали простыни на кровати, и кто ходил тут босым, натыкаясь на все углы. В мире, где зима ревнует весну, будучи безбожно в неё влюбленной, - все это, - не более, чем пустые условности.
- Хэй, шлюшка, надеюсь, я только что испортила тебе вечер и твой любовник уже готов сигануть в окно, впрочем, - если нет, - удача любит отчаянных, - Агнес Джервис скидывает с ног сапоги, оставляет куртку на стуле в прихожей, словно нарочно не вешая на крючок, бесконечное язвительное – «и вот я дома, попробуй меня выгнать», - но немке явно просто лень, - потому что когда девушка доходит до порога спальни, останавливаясь в дверном проеме, - та даже не собирается вылезать из постели, натянув одеяло в попытке согреться.
Во всем этом хаосе, я бесконечно говорю тебе «здравствуй».
Девушка, даже не подумав снять джинсы или свитер, ложится поверх покрывала, поворачиваясь на бок, лицом к Циммерман, и, не сдержавшись, корчит рожу.
Потому что на очередное «прощай» больше не способна.

 Отправлено: 25.02.14 09:18. Заголовок: ты возвращаешься и м..

ты возвращаешься и молчишь так тихо!
мы ходим и дышим
кто сказал что ночью нужно спать?

Тонкие пальцы едва касаются клавиш, - неуверенно, словно впервые, под подушечками ещё чувствуется некое отчужденность, словно этот инструмент всегда стоял где-то рядом, но был крайне далеко, - как незнакомая соседка с черными, как смола, волосами, которая улыбается слишком уж лучезарно и заставляет сердце сжиматься от неестественной боли, словно в перчатке с тонкими, даже острыми шипами. В этой жизни не наступит время, когда игра на фортепиано превратится во что-то большее, впрочем, стоит признать, что для человека, в чьих венах вместо крови течет мелодия, иначе и не может быть, - но иногда очень сильно хочется переступить через себя, через этот детский, слишком уж наивный страх и научиться принимать музыку такой, какая она есть на самом деле, а не с воспоминаниями детства, что ножом вонзились где-то в области грудной клетки и каждый раз причиняют нестерпимую боль, словно кто-то переворачивает рукоятку и громко смеется со словами «тебе не стать лучше». Он прав, ей – Хельге Циммерманн, никогда не стать лучше, хотя бы потому, что она ещё не встречала человека хуже себя, - слишком наглая, слишком невыносимая, острая на язык, слишком грешная (если подумать, что ад и рай всё же существуют), слишком грязная внутри, даже если и внешне бела, как снежинка, - только, когда пальцы вот так касаются клавиш фортепиано ей кажется, что грязь начинает плавится, стекать по телу и исчезать, - это на какой-то короткий промежуток времени, но его хватает чтоб улыбнуться после, поставить чайник и забыться в реальности, которая так не похожа на сны.
Хрупкие ладони опускаются на колени и несколько мгновений немка просто смотрит на инструмент, который стал одновременно проклятьем и благословением для неё, - иногда она не может не думать о том, что же случилось бы еслиб она не научилась играть на нём, или же была менее талантливой, чем отец, а может если бы она родилась в совершенно другой семьей...
Это всё глупо, слишком глупо. Хельга устало встает, - способность моментально отключается и соседи могут слышать звук шагов своей непутевой соседки-немки, которая слишком шумит и чья дверь кажется никогда не запирается, так как у неё каждую ночь новый гости. Несколько секунд Циммерманн смотрит на черно-белые клавиши, на толстую пыль, что пленкой лежит на поверхности фортепиано, после чего отворачивается и идет в сторону спальни, - если эту нору можно так назвать. Она не ставит чайник, так как чувствует себя очень усталой, поэтому даже не снимая ботинки, Хельга падает на кровать. Схватив один конец одеяла, она перекидывает его через плечо и утыкается лицом в подушку, - каждый раз после очередной игры на фортепиано её тянет на сон, и даже когда она краем уха слышит щелчок в двери и звук знакомых шагов, Хельга только усмехается уголком губ, но никак не встает.
-Любовник уже сиганул через окно, - лениво протягивает девушка и улыбается, смотря на черноволосую, - тебя он боится больше чем Годзиллы, ты же знаешь, Нэш? – и почему-то сразу же забываются все воспоминания, что были «до», кроме тех, что есть сейчас, секундой раннее, что скрываются в глазах Агнес Джервис, которой довелось когда-то раннее оказаться на пути светловолосой немки и остаться там константой, - впрочем, Хельга, которая не любит ничего «надолго» и боже-упаси «навечно», всё же рада этой странной встрече одним весенним вечером, когда в воздухе стоял запах сирени.
-Ну, расскажи мне, любовница дьявола, ты понесла возмездие во имя луны, или на этот раз тебе банально помешали? – Хельга усмехается и утыкается носом в плечо Агнес потому, что она чувствует что-то, что не может объяснить, но чего нужно бояться даже такому человеку, как Хельга Цимерманн.