UNUSUAL

appearance;

- ...так вот, представь, они, оказывается, не любят кофе. Серьезно - может, потому, что по всей стране налажено производство, но я спросил - какой кофе вы любите, и на меня посмотрели, как на идиота, - жизнерадостно размахивая стаканом, из которого только чудом не выливался недорогой ром, продолжал рассказывать Андерс, - и девять человек из десяти обожают какао. Нет, это выше моего понимания, - фыркнул Томас, - я бы, живя там постоянно, только кофе бы и пил. Сутками.
Если бы Томаса Андерса попросили назвать лучший паб во всем Вашингтоне, он бы назвал "Madam's Organ" сходу, - приятная атмосфера, живая музыка и отсутствие какого бы то ни было пафоса покорили его еще лет пять назад, когда он оказался здесь впервые; захаживая сюда в дневное время, он написал за одним из облюбованных столов множество набросков к будущим романам, - а случайные знакомства именно в этом пабе каким-то магическим образом практически всегда оказывались интересными. Вот и сегодня, спустя день после возвращения из Бразилии, где он провел практически месяц, Томас притащил друга именно сюда, и теперь потчевал его историями о путешествии.
- О, а еще - каждую вторую женщину в Рио зовут Джулия, - расхохотался Андерс, - только представь, я пару раз думал, что надо мной просто все издеваются, но, честное слово, я столько Джулий за всю свою жизнь не встречал. И все между собой похожи - магия какая-то, - махнув бармену, мужчина попросил обновить выпивку и повернулся к Гудману, - ладно, я могу вечность об этом разговаривать, расскажи лучше - как ты сам?
Он не сразу понял, что телефон уже какое-то время настойчиво вибрирует в кармане, но, наконец, вытащил его, - извини, - посмотрел на Гудмана Томас и, не глядя на экран, взял трубку, - алло?
Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, - с ним разговаривали на польском, но это была не Шанс.
- Рута? - удивленно переспросил Андерс, узнав, наконец, голос матери Лёте, - да, я в полном порядке, Рута, что-то случилось?
Впоследствии Томас иногда думал, что лучше бы он тогда не поднимал трубку.
Еще пара дней в счастливом неведении ему бы точно не помешали.
Но все, что могло случиться, уже случилось, - и взволнованная речь на польском, которая была отлично понятна мозгу, но никак не желала доходить до сердца, заставила улыбку Томаса Андерса исчезнуть на глазах; от него требовалось что-то, - что-то, наверное, нужно было сказать, спросить, уточнить, но, - все и так было ясно, Рута Лёте прекрасно донесла до мужчины суть.
Боже.
Господи боже.
- Я...господи, - судорожно выдохнул Андерс в трубку, все пытаясь подобрать слова, но не находя их, ни одного, вообще; если бы звонил кто-то другой, не мать Уршули, писатель мог бы убедить себя в том, что звонок - не более, чем чья-то в крайней степени идиотская шутка; однако, такой возможности у него не оказалось, - я перезвоню вам, хорошо? Держитесь, я...я соболезную. Я позвоню вам.
Зажав телефон в руке, Томас Андерс уставился на Виктора во все глаза; не глядя подхватив с барной стойки стакан, он осушил его одним махом и поставил обратно, - абсолютно нетипичные для фантаста механические движения выдавали его с головой.
- Она, - он снова переходит с польского на английский; это случается с ним слишком редко, - начав предложение, Томас Андерс не знает, как его закончить, - она... - это должна была быть простая дружеская встреча, которую не хотелось портить, так же, как не хотелось портить настроение кому-то еще; но Томас слишком ошеломлен, чтобы сказать что-то внятное, - ее больше нет. Прости, я сейчас.
Встав на ноги, Андерс резко разворачивается и ускоряет шаг, на ходу пытаясь затолкать телефон в карман.
Еще одна прелесть этого паба - широкий балкон, нарочно предназначенный для курильщиков, - Томас выходит на него через минуту, вытаскивая сигареты, и спотыкается, без толку пытаясь прикурить.
Руки дрожат.
Руки дрожат, и когда зажигалка, наконец, срабатывает, как надо, это кажется чем-то почти сверхъестественным; Томас тяжело упирается ладонями в перила и не знает, что ему делать.
Он просто не знает.