UNUSUAL

внешний вид: синие джинсы + белая майка; черные кеды; волосы распущены;

Это была нелепая, совершенно ненормальная привычка звонить домой раз в месяц чтоб услышать голос матери и убедиться в том, что она жива. В том, что Ирен была нездорова Хельга знала с детства. После своего ухода из дома, переезда в другую страну и полное отстранение от музыки, Циммерманн не возвращалась обратно в Германию и не думала об этом. Она вообще редко вспоминала о своём прошлом, но порой ловила себя на мысли, что воспоминания кровоточили, как рана, которая никогда не затянется. Она не могла перестать видеть ужасные дни о тех ночах, когда отец насильно сажал её за рояль и заставляла играть Моцарта три, а иногда даже четыре часа подряд. После подобных снов Хельга просыпалась с какой-то нестерпимой болью в пальцах и не могла понять – играла ли она на фортепиано на самом деле, или просто видела сон? Она не сожалела о том, что ушла из дома. Не сожалела о том, что оставила свою карьеру позади. Она любила музыку, очень сильно любила, но не могла пожертвовать всем ради неё. Да и в какой-то степени она винила её за то, что её жизнь не удалась. Еслиб не талант к музыке, то у неё могла бы быть совершенно нормальная жизнь, а отец бы не ненавидел её за это.
Циммерманн завернула за угол, всё ещё держа в руках купленную бутылку мартини. Всего лишь несколькими часами раннее она решила позвонить к своим «родным» дабы услышать голос матери, только увы, ей не суждено было это сделать, так как по словам милейшей бабушки «Ирен умерла две недели назад. Мы хотели тебя найти, но это же невозможно». Хельга хотела возразить, только почувствовала, что голос у неё пропал. Она долгое время слушала гудки по ту сторону трубки, после чего со всей силой ударила ею по бутке несколько раз, при этом разломав её на несколько частей.
Она не понимала почему настолько остро восприняла эту новость, ведь Ирен уже давным-давно не была самой собой, но надо признать, что Хельга любила её настолько, насколько была способна на это. Она просидела час на тротуаре, всё не способная понять случившееся, после чего встала на ноги и зашла в самый ближайший магазин, где и собственно купила этот несчастный мартини.
В такие моменты понимаешь, что друзей у тебя и нет. В смысле, они есть, но все чем-то заняты и тебе в принципе не к кому идти. Хельга могла бы вернуться домой, развалиться на кровать и напиться в хлам, но ей хотелось поговорить с кем-то. Она даже не знала о чем, но лишь бы поговорить. Циммерманн с удивлением заметила, что находится не так далеко от дома Харпера, поэтому её выбор был очевиден.
Хельга кое-как добралась до его дома и вошла в здание. Истерично нажимая на кнопку вызова она наконец-то вошла в лифт. Только дверь открылась напротив квартиры Александра, как Хельга решила уйти, но вовремя спохватилась – идти ей было некуда, а день был слишком ужасным чтоб оставаться одной. Сделав небольшой вдох, Хельга вначале постучала неуверенно, а потом принялась барабанить по двери. У неё была самая настоящая истерика и она словно бы вымещала всю свою злость на этой несчастной деревяшке, но не на Харпера, же?
Наконец-то парень открыл дверь и Циммерманн пожала плечами, мол, извини, я не хотела сносить твою дверь, после чего протянула бутылку с мартини и не дожидаясь приглашения, вошла внутрь.
-Извини, я сегодня не в духе, хотя... – Циммерманн села на диван, - когда это я в духе? – попыталась она пошутить, после чего посмотрела на Алекса. –Скажи мне что-нибудь, умоляю, я сойду с ума от этой тишины! Мне кажется, что просто возьму и сдохну если кто-нибудь со мной не поговорит!