внешний вид Цена любого предательства — это всегда чья-то жизнь.
Пол года в карцере. Пол года подозрений и унижений. Пол года жизни на грани смерти, когда из тебя пытаются выбить признание в том, чего ты не совершал. И каждый раз они терпели фиаско, ведь ты кремень, тебя не сломить. Если бы они только знали, как правильно на тебя надавить, может быть и добились своего и сейчас бы ты уже как пару месяцев гнил в своей одиночной камере, но этого не случилось и уже не случиться, потому что твои сослуживцы во время нашли неопровержимые доказательства того, что все в чем тебя обвиняли не твоих рук дело. Но прошлого не вернуть.
Не вернуть судьбе шести месяцев боли, страха за то, что любимая женщина останется одна с двумя детьми, не вернуть и ужаса, который она пережила, получив письмо о твоей гибели при выполнении, которое было отправлено тем утром, когда доказательства еще не были рассмотрены судом. Но все это можно просто оставить в прошлом. не забыть, но скрасить эти черные, болезненные воспоминания чем-то ярким. Так сказать наверстать упущенное.
Всего лишь меньше месяца назад ты резким движением открыл входную дверь вашего с Мэган дома и обнаружил свою любимую жену на кухне в состоянии близкой к истерике. В руке она сжимала клочок бумаги - письмо, сообщившее ей о том, что ее супруг героически погиб при исполнении своего долга, а по ее щекам нескончаемым потоком лились слезы. Надо сказать, что даже когда ты поднимал на нее руку и бил с неистовой силой и яростью, она не плакала так горько. Ты все еще отчетливо помнишь, как прижимал жену к груди в попытках унять ее слезы и всхлипы; как обещал ей никогда ее не покидать и как говорил ей о том, как же сильно ты любишь ее и что всегда будешь возвращаться домой, к семье. Ты трепетно хранишь этот момент в своей памяти, поскольку не прошло и получаса, тебя увезли на скорой в больницу для обследования и лечения, ведь желание этих ублюдков выбить из тебя признание любой ценой, стоило тебе разных внутренних повреждений, каждое из которых требовало внимание специалистов.
Но все когда-нибудь становиться невыносимым. Вот и сегодня тебе стало невыносимо лежать в палате с писком аппарата и симпатичными медицинскими сестрами, которые сновали вокруг да около в своих коротких халатиках, вероятно, пытаясь привлечь внимание статного военного, пусть и женатого. Поэтому ты решил – хватит!
Сообщать Мэган о том, что ты в наглую, почти угрожая лечащему врачу, выписался из больницы, ты не стал. Поэтому просто вызвал такси и добрался до дома.
Хотел, конечно, прикупить букет цветов, но потом подумал, что для нее гораздо больше будет значить то, что ты наконец-то дома; будешь спать с ней в одной постели, обнимая и сопя в шею, а утром будить поцелуями и, возможно, чем-нибудь интереснее обычных поцелуев.
Это было обычное воскресенье, в которое все нормальные семьи после воскресного похода в церковь сидят дома, смотрят телевизор и читают книги. Ты надеялся, что Мэган и дети дома, в крайнем случае, собираются, чтобы вечером навестить тебя в больнице. С трогательным предвкушением радости на лицах дорогих тебе людей, ты поворачиваешь ключ и привычным широким шагом проходишь в дом, громогласно объявляя:
-Папа вернулся! – На губах улыбка, несколько секунд ожидаешь, прислушиваясь и желая услышать топот ног детей со второго этажа и шкварчание чего бы то ни было на скороде на кухне у жены, но в ответ дом приветствует тебя лишь тишиной. –
Мэган? – Ты закрываешь дверь, кидаешь куртку на спинку стула и проходишь в гостиную, где все непривычно мертво. Складывается впечатление, что в этом доме давно не было чего-то простого; будто бы семья уже несколько месяцев не собиралась на этом самом диване для долгого разговора о чем-нибудь совершенно обычном, пустом. Нет разбросанных тетрадей, рюкзаков и еще тех привычных вещей, которые ты любишь всем сердцем в этих детях и в этой семье.
Кухня встречает тебя стерильной чистотой и отсутствием в холодильнике чего-либо съестного – может быть жена ушла в магазин вместе с детьми? Стоя посреди кухни, ты желаешь проверить свою догадку, поэтому достаешь из заднего кармана джинс сотовый телефон, находишь в телефонной книге номер жены и нажимаешь кнопку вызов. Не успеваешь поднести трубку к уху, как где-то за спиной, ты слышишь приглушенное звучание мелодии ее телефона.
-Конечно, Мэган, ты забыла свой телефон дома и теперь не узнаешь, что я вернулся, - бурчишь ты, идя на звук мобильного, так как не сбрасываешь вызов, чтобы было проще отыскать телефон. Подходя к кладовой с верхней одеждой, ты по звуку находишь телефон в кармане пиджака жены и только затем нажимаешь отбой на своем, убирая его обратно в карман.
Наверное, если бы ты увидел лишь один пропущенный вызов, просто положил телефон тужа, где его нашел. Но вот когда ты видишь пропущенных звонков зашкаливающих за сотню, начинаешь невольно подозревать что-то плохое. Номер не определился в записной книге, поэтому чтобы понять кто был столь настойчив, ты начинаешь звонить по этому номеру с телефона жены. На другом конце очень быстро берут трубку.
-Мэган, слава Богу! Почему ты не отвечала? – Голос мужской, в нем слышаться взволнованные нотки, -
я звоню тебе весь месяц, что случилось? Я чем-то обидел тебя в ресторане? Или поцелуй? Мэган, ты там? Мэган? -Кто это? – Грубо осведомляешься ты, сжимая свободную руку в кулак.
На том конце бросают трубку, вероятно, осознавая все, что случилось за последний несколько минут, а может и за последние несколько месяцев. Ты смотришь на этот чертов номер, затем переписываешь его в свой телефон, чтобы выйдя на работу узнать, что это за подонок ухлестывал за твоей женой в то время, пока ты был в тюрьме и, вероятно, больнице. А затем в тебе просыпается неистовая ревность.
-Шлюха, - зло выпугиваешься ты, когда находишь первый звонок от того ублюдка, датируемый тем временем, когда ты был еще заключен под стражей и последний, в тот самый чертовый день, когда она рыдала у плиты от того, что получила похоронку. –
Пугливая дрянь, - губы были вытянуты в тонкую линию, на виске и шее от злости и ненависти к жене и ее поступку пульсировали венки и единственное, чего тебе хотелось прямо сейчас, спросить ее, так ли хорош этот ублюдок в постели, как он сам – ее законный муж, имеющий право на все.
И в этот момент ты позволяешь опустить себе тот факт, что в своих поездках ты изменял ей, но то была работа, которую ты отлично разделяешь с семейной жизнью, но после этого, после ее предательства, которое более не требует доказательств, стоит ли хранить ей верность на гражданке? М?