Отправлено: 08.12.13 21:52. Заголовок: Радость моя; 07.04.2011

Радость моя
Amber MacAlister, Einar MacDougall

07 апреля 2011 года;
Армейский медицинский центр им. Уолтера Рида, Вашингтон, США.
После встречи с ней в Басре, он потерял покой. Не зная, кто она и откуда, долгие месяцы он не находил себе места, желая лишь одного — разыскать её.
Но в жизни так бывает — когда отчаянно чего-то желаешь, ты не получаешь этого. Он встретит её только спустя несколько лет, по воле случая заглянув навестить старого друга.

Радость моя, подставь ладонь, можешь другой оттолкнуть меня.
Радость моя, вот тебе огонь, я тебя возлюбил более огня.

 Отправлено: 21.12.13 17:55. Заголовок: внешний вид: синяя в..

внешний вид: синяя ветровка на молнии - застегнута до середины, синие джинсы, белая рубашка, на левой руке механические часы на черном кожаном браслете, черные ботинки;

Всемирный закон подлости:
чем сильнее пытаешься –
тем меньше у тебя на это шансов.

Жизнь текла. После переезда в Америку, ты уже меньше думал о той рыжеволосой девушке, но только ровно до тех пор, пока не появлялось свободное время, в которые ты просто не знал, как выкинуть из своей головы ее лицо, ее голос, заботливые прикосновения и попытки остановить кровь из в очередной раз разбитой брови. В такие моменты, вместо того, чтобы спокойной жить дальше, ты вновь и вновь думал о том, как найти ее в этом огромном мире с семью миллиардами человек на шести континентах. И каждый раз приходил к выводу о том, что это нереально.
Ты вновь опускаешь руки, пытаешься забыть все, что было, чтобы жить дальше: найти невесту, чтобы устроить свою жизнь, как того хочет матушка, но каждый раз просыпаешься, смотришь в потолок, закрываешь глаза и слышишь ее голос и видишь ее глаза. Сошел с ума…

Этим утром бывшие сослуживцы сообщили о том, что старый друг – Карл – попал в армейский медицинский центр. На молчаливый вопрос, ему ответили, что ничего серьезного. Армейская дружба этих парней нерушима. Каждый из них грудью закроет амбразуру ради друга, как и принесет сумку фруктов больному.
Проходит ровно час с момента звонка до того момента, как ты появляешься на пороге палаты Карла. Кривишь губы в улыбке, ведь вы не виделись пару месяцев:
-Что, старый бродяга, умудрился завалиться на больничную койку? – Ты садишься на стул, а Карл пытается сесть, но, по-видимому, у него сломаны ребра, поэтому он лишь кряхтит, а затем откидывается на подушку и хрипло смеется.
-Издеваешься, зараза.
Ты ставишь пакет с апельсинами и яблоками на тумбу.
-Чертяга, как тебя угораздило то? – Карл и ты лишь тепло улыбаетесь, он протягивает тебе руку, и ты ее с радостью пожимаешь. Больше нет в ваших голосах этих издевательских ноток.
-Тыл оказался не таким прикрытым, как я думал, когда спасал жизни. Это не то, что у нас было в Басре-1. – Карл осекается, смотря на Айнара и прекрасно зная его историю с поездкой в Басру в качестве журналиста. – Эй, ты найдешь ее, мир же круглый.
Ты скептически улыбаешься, а затем опускаешь голову.
-Да-да, - отзываешься, смотря в пол. – Найду…
Но в свои слова ты совсем не веришь. Тебе пора перестать жить мечтами, надеждами, а вспомнить о том, что есть реальная жизнь, по которой нужно идти дальше.

И ты идешь. Прощаешься с Карлом, обещая забежать на будущей неделе, выходишь из палаты и в конце коридора, словно мираж, видишь копну рыжих волос в гражданской одежде. Сердце замирает, ты быстрым шагом подходишь к девушке, касаешься ее плеча, она оборачивается и тут сердце уходит в пятки.
Не она.
-Простите, - убираешь руки в карманы ветровки и идешь дальше, опустив глаза. Мир против тебя, или ты просто не заметил, что когда окончательно опустил руки, судьба готова столкнуть тебя с ней.
Не упусти шанс, не упусти ее.

 Отправлено: 22.12.13 20:03. Заголовок: Внешний вид: классич..

Внешний вид: классические джинсы и белая блузка, лёгкий приталенный плащ бежевого цвета, тонкий синий шарф; волосы собраны на затылке.

— Верните её! Зои, беги за МакАлистер — у Дункана открылось кровотечение. Верните её, она ещё не успела уехать! Зои!
Полная женщина-ординатор бежала по коридору, сметая всё на своём пути и громко звала девочку-медсестру, не на шутку перепугавшуюся из-за этого шума. Та, прежде чем понять, что происходит и почему её имя звучит вместе с криком на весь коридор, поперхнулась горячим кофе и чуть не выронила бумажный стаканчик, только что вызволенный из автомата.
— Она, ну… ну, — женщина задыхаясь добежала до медсестры и, выхватив у неё из рук стаканчик, подтолкнула её к лифту, — у машины! Только что ушла. Беги за ней!
— У рыжей снова выходной накрылся, — покачал головой Артур, одной рукой поправляя фонендоскоп, другой побалтывая стаканчик с горячим шоколадом. — Она только сегодня обрадовалась, что ляжет спать пораньше.
Второй кардиолог лишь пожал плечами и отложил папку с историей болезни на стойку.

— Палата 753, кровотечение. Готовьте операционную.
— Кто будет оперировать?
По коридору бегали интерны и медсёстры, кто-то за стойкой вызывал реаниматолога.
— МакАлистер. За ней уже послали.

Рыжая уже сняла машину с ручника и начала отъезжать с парковки, когда взъерошенная и напуганная Зои преградила ей путь. Объяснять было ничего не нужно. Амэ подала немного вперёд и, заглушив двигатель, с отчаянием хлопнула дверцей старенького Дюранго.
— Дункан? — Вопросительно посмотрела на девочку, закидывая сумку на плечо.
— Да!
— Ты не беги так, отдышись. Спасибо, Зои.

Когда МакАлистер поднялась в хирургию, в коридоре всё уже успело успокоиться. Дункана уже перевозили в операционную и готовили к манипуляции. Выбежав в холл пятого этажа, где находилось отделение, Амэ со всей дури врезалась в крепкого мужчину, в последний момент поймавшего её за руку и, тем самым, не давшего ей оказаться на полу.
— Простите, — простонала рыжая, только сейчас поднимая взгляд на человека, спасшего даже не столько её, сколько предстоящую операцию.
Вы верите в случайности? На этой планете семь миллиардов девяносто пять миллионов двести семнадцать тысяч девятьсот восемьдесят человек. Примерно. Каковы шансы совершенно случайно встретить человека, живущего на другом континенте и не имеющего никакого отношения к армии США в режимной больнице Вашингтона, вот так вот просто спеша в операционную?
Амбер МакАлистер не верила в случайности. Наоборот, она верила в то, что на этой планете с её семью миллиардами девяносто шестью миллионами — почти, — как раз всё происходит далеко не случайно.
На неё смотрели зелёные глаза, которые однажды и навсегда стали дня неё тем самым подтверждением, что всё будет хорошо. Глаза, которым веришь даже тогда, когда, кажется, не можешь верить больше никому; когда надежда оказывается бессильна, а отчаяние смешивается с запахом страха и крови убитых солдат. И эти глаза снова говорят, что всё будет хорошо. Амэ цепляется за руку, вновь кажущуюся самым крепким и самым надёжным из всего, что осталось в этом мире, и единственное желание в этот момент — никогда её не отпускать. Но там, в операционной, Дункан истекает кровью в ожидании хирурга, за которым и без того слишком долго бегали — счёт идёт на какие-то жалкие минуты или секунды. А потому в следующий миг пальцы разжимаются и скользят по его коже, взгляд ещё на мгновения задерживается на его лице, но Амбер снова убегает, боясь обернуться.

В операционной непривычно тихо. МакАлистер молчит, а вместе с ней молчат и остальные. И от тишины этой начинает звенеть в ушах так, что редкое позвякивание инструментов кажется чересчур громким. Редкие фразы, связанные с ходом операции, воспринимаются под конец, как поздравление с Рождеством или, как минимум, пожелание долгих лет жизни.
Спустя полтора часа, рыжая выходит из операционной, как в воду опущенная. На ней нет лица, а взгляд зелёных глаз смотрит в пустоту.
— Амэ, ты в порядке?
Амэ лишь бессильно кивает, уставившись в одну точку и не спеша снять хирургический халат.
— Ты молодец, МакАлистер, слышишь? — Иззи, местный реаниматолог, похлопывает шотландку по плечу и уходит, так и не дождавшись ответной реакции. А у неё перед глазами лицо человека, имени которого она теперь точно никогда не узнает. И никому не объяснить того, что она чувствует в этот момент, насколько опустошена и раздавлена.
Она потеряла его в Басре, в полевом госпитале армии США, куда они попали, бежав из плена. Казалось, впереди ещё столько времени, но всё произошло быстрей, чем кто-либо думал.
После того, через что им пришлось пройти, жалкой будет любая попытка объяснить, что он для неё значит и будет значить всегда.

Чашка горячего кофе, душ и нормальная одежда — всё проходит в каком-то забытьи. Амэ спускается в холл, чтобы в тишине позвонить домой и предупредить Лиама о том, что уже не приедет. Элементарно нет сил, чтобы вести машину, да и выспаться ей сегодня уже точно не посчастливится.
Здесь уже не души, поскольку приёмные часы уже давно закончились. А за окном весна. Так бывает где-то в начале апреля; вечерний тёплый ветер играет в волосах у прохожих, предвещая дожди. И так отчаянно хочется на волю. Амэ долго вглядывается в вечерний пейзаж за окном. Слишком долго — ей начинает казаться, что в отражении она снова видит его лицо.

 Отправлено: 18.01.14 15:46. Заголовок: Ты не успеваешь прой..

Ты не успеваешь пройти и нескольких метров от рыжей девушки, которую ты принял за ту самую, когда на пятом этаже медицинского центра начинает твориться черти что. Суетящиеся медицинские сестры, одна тучная женщина, зовущая какую-то Зои, которую ты отчего-то инстинктивно пытаешься найти глазами в коридоре, чуть не сбивает тебя с ног, но ее не в чем винить – это серьезное лечебное заведение, где в любую секунду может случиться все, что угодно. Тебе кажется, что это «все, что угодно» может произойти исключительно с пациентами, но сколько бы ты смог поставить на то, что в этот раз и тебя не обойдет эта воля случая?
Несколько минут ты, отойдя к самой стене, чтобы пропустить сначала возвращающегося ординатора – уж больно опасного вида эта женщина, особенно когда торопиться, затем, чтобы пропустить торопящихся медицинских братьев с пациентом, которому сейчас срочно требуется медицинская помощь. Когда все вновь стихает, ты собираешься покинуть данное заведение, чтобы появится здесь вновь только на следующей неделе. Но у лифта тебя настигает та самая воля случая.
На бегу в тебя врезается хрупкая молодая девушка, с рыжими волосами – сердце вновь пропускает несколько ударов, ты же лишь хватаешь девушку за руку, предотвращая ее падение.
-Вы в порядке? – Игнорируешь ее ты, интересуясь ее состоянием, когда… ваши взгляды встречаются. Ты, было, открываешь рот, чтобы с улыбкой на лице сообщить о том, что нужно быть немного осторожнее, ведь на бегу можно врезаться во врача или итого хуже в пациента, которому разрешили пройтись, но слова застревают в горле, так же как и любые другие мысли вытесняет одна единственная. Она. Это она.
Твой мир переворачивается с ног на голову в этот момент.
Та самая девушка, которую ты защищал в Басре не потому, что хотел казаться смелым, а для того, чтобы она осталась жива (и она осталась), сейчас стояла перед тобой. За последние несколько лет, казалось бы, с тех пор, как ты видел ее в последний раз на больничной койке, надеясь, что еще есть время на «познакомится» и разговоры до полуночи, она нисколько не изменилась. Столь же пронзительный взгляд заботливых глаз, столь же трепетные прикосновения… скользящие. Ты не сразу понимаешь, что она отпускает твои руки, ты инстинктивно разжимаешь пыльцы, на подсознательном уровне понимая, что у нее нет времени, и она ускользает от тебя словно сон, появившись из ниоткуда и уйдя в никуда. Ты смотришь ей вслед, в надежде, что она вновь обернется, хотя бы на секундочку, хотя бы одними губами назовет свое имя. Но, увы, она растворяется за дверью палаты словно мираж.
Она реальна. Это не сон, потому что ты банально чувствуешь, как щипаешь себя за руку, чтобы точно удостоверится, что не спишь. Позади тебя поднимается медицинская сестра, которую звала полная дама. Она дышит немного тяжело, а ровняясь с тобой, говорит следующее:
-Молодой человек, часы посещения, - она подтверждающего кивает на часы на стене, - уже окончены. Приходите завтра.
Ты как в толще воды, лишь отдаленно слышишь ее голос, киваешь и вызываешь лифт, но не собираешься уходить. Ты не знаешь, сколько тебе придется ждать в холле или, быть может, на парковке, или и во все просто на улице, чтобы вновь ее увидеть; чтобы судьба подарила вам двоим не просто пятнадцать секунд безмолвного молчания, а настоящую встречу, которой, ты уверен, будет бесконечно мало, но ты совершенно точно готов ждать столько, сколько потребуется, зная хотя бы, что она так близко.

Ты долго уговариваешь охрану в холле, чтобы тебе позволили подождать в здании одного человека хотя бы до полуночи. Ты клятвенно заверяешь ребят в форме, что тот, кого ты ждешь, работает здесь – иначе ведь и быть не может, но, к сожалению, не знаешь имени. Каким образом они позволяют тебе такое, ты не знаешь, но искренне благодарен им за очередной шанс, которого тоже может оказаться вполне достаточно для встречи. А затем приходит долгое время ожидания, во время которого ты то выпиваешь стаканчик кофе, то начинаешь мерить холл большими шагами, а то и во все начинаешь считать проезжающие мимо желтые такси. А мысли, мысли твои далеко за пределами этого времени, они там, где она спасала твою жизнь, а ты изо всех сил старался защитить ее. Ты вспоминаешь, как бережно она переворачивала тебя на спину, когда всего избитого тебя вновь закидывали в какой-то охраняемый барак для пленных; вспоминаешь, как она из своей, более чистой одежды, умудрялась сделать повязки или просто стирала кровь с лица. А ты всегда, по крайней мере, тебе так кажется, говорил ей, что все будет хорошо и уже очень скоро вас отсюда вытащат военные.
Твою личную тишину нарушает приглушенный женский, что немаловажно, голос, доносящийся откуда-то из-за поворота. Ты чуть отводишь пальцем манжету рубашки (куртку ты снял, когда первый раз прекратил измерять шагами холл). Прошло два часа, ни минутой больше. Ты вновь вслушиваешься в приглушенные нотки и понимаешь, что это она, это она и вновь подаренный судьбой шанс, который ты не собираешься упускать.
Ты выворачиваешь из-за поворота, она стоит лицом к окну, смотрит на редко проезжающие машины, а ты тихо-тихо, боясь спугнуть, подходишь ближе, пока не различаешь в отражении ее усталое лицо.
-Я так боялся, что больше не увижу тебя, - еле слышно начинаешь ты хриплым голосом, - после Басры, - этих слов становится и во все не слышно, о чем ты не жалеешь, лишь прочищаешь горло. Делаешь еще шаг к робкой девушке, которая, кажется, глазам своим не верит. Ты смущенно улыбаешься, опускаешь глаза. Это действительно неловкая ситуация. Казалось бы, вы достаточно знаете друг друга именно по времени, нежели по каким-то увлечениям или образу жизни, но так и не знаете имен. – Я думал, у нас будет больше времени, чтобы познакомится… - Ты чуть улыбаешься. Все как-то смешно, глупо и неправдоподобно, на первый взгляд, и лишь вам двоим известно, как это сложно, искать так долго и найти так случайно. Ты касаешься ее руки своей, чуть сжимая ее пальчики. Ты все еще не веришь ни своим глазам, ни своим ощущениям. – Меня зовут Айнар. И я рад, что я нашел тебя.

 Отправлено: 28.02.14 19:36. Заголовок: Она не боится смерти..

Она не боится смерти. Чужой — да, но отнюдь не своей. В конце концов, Амбер МакАлистер хорошо понимала, куда она едет и под чем подписывается. Гораздо лучше, чем думали про неё те, кто с усмешкой смотрел на рыжеволосую старшекурсницу, упорно настаивающую на должности помощника военного хирурга в одной из горячих точек. Она понимала, что там она принесёт больше пользы, чем, если бы послушавшись своих профессоров, она теряла уважение к себе и унывала от безделия в частной клинике. А что до всего остального — у внучки полевого санитара, дочери военного корреспондента и дважды сестре военнослужащих армий Великобритании и США не было иллюзий по поводу того, что их будет ждать в Басре.
Но существуют вещи пострашней старушки смерти. По крайней мере, тогда Амэ однозначно выбрала бы именно смерть, — если, конечно, ей благородно предложили бы сделать подобный выбор.
Благородства у этих людей не было.
Равно как и человечности. И единственная девушка среди военнопленных была у них как бельмо на глазу.
Она не сразу поняла, что происходит, когда кто-то отбил руку, схватившую её за предплечье. После нескольких суток, проведённых в полумраке барака для военнопленных, яркий солнечный свет сильно резал глаза, ослепляя и полностью дезориентируя. Голова кружилась от удара по затылку, но больше — от ужаса осознания того, что её ждёт. И едва ли можно было разобрать, что происходит вокруг. Лишь слух уловил глухие удары и несколько уже знакомых арабских ругательств, выплюнутых в лицо её защитнику. Кто-то снова схватил её за плечи и с силой швырнул обратно в барак. Дверь захлопнулась, вернув её в темноту. А там, за крепкой стеной, ещё долгое время избивали человека, осмелившегося защитить её честь, а, может быть, и жизнь.

* * *

— Операция была… — она обрывает фразу на полуслове, всё ещё прижимая к уху телефонную трубку и, тем самым заставляя Лиама нервничать. Но там, в отражении, на неё смотрит человек, которого она так отчаянно искала все эти годы. Ей ведь, конечно, никто не предоставил данные о британском военнослужащем, который стал её защитником и хранителем в иракском плену. Ей вообще ничего нельзя было знать. Хотя нет, не нельзя… у этих людей есть формулировка, сполна пропитанная отчаянием и безысходностью — они говорят: «Не положено». И эти два слова, они как крепкая стена — сколько бы ты не бился, только чудо может помочь тебе преодолеть её. В этот раз чуда не произошло. У военных врачей нет допуска к подобной информации, даже если эта информация о человеке, спасшем их жизнь. Хотя, Амэ не отчаивалась, в конце концов, самое настоящее чудо произошло с ней раньше, в том самом бараке, когда безымянный шотландец осмелился противостоять кучке зверей, — не людей уж точно, — оберегая девчонку, решившую, что ей по силам лечить людей на поле боя.
Позже ей и вовсе скажут, что шотландцев среди британских солдат, оказавшихся с ней в плену, не было. Но ведь она точно знала, что один шотландец там точно был, с его трогательным «dinnae gurne»*, чёткими «r» в конце слова и безразличности к подавляющему большинству дифтонгов.
Он снился ей каждую ночь, она искала его в толпе, вглядываясь в лица незнакомых людей. Каковы были её шансы встретить его здесь, в госпитале вооруженных сил США? Каковы были шансы, что он, узнав её, будет ждать почти полночи, пока не закончится операция?..
У Амэ захватывает дыхание. Тонкая рука опускается вниз, увлекая за собой кажущийся теперь потяжелевшим телефон, а вместе с ним отдаляется и «падает» обеспокоенный голос брата, — звонок срывается.
Амбер оборачивается, не веря до конца в то, что снова смотрит в эти добрые и вечно улыбающиеся серо-зелёные глаза.

* * *

— Тише, — сложно сказать, кого больше она пыталась успокоить — себя или его, безуспешно пытавшегося подняться с холодного, залитого кровью пола. Он лежит лицом вниз и на теле его, кажется, не осталось ни одного живого места. — Тише, — почти беззвучно шепчет она ему на ухо, чтобы их цербер не вернулся обратно на звук её голоса, — я сама, позволь мне. Слышишь? Я сама...
Не сумев унять дрожь, она всё же находит в себе силы и аккуратно переворачивает его на спину. Она не замечает, что затаила дыхание, и делает судорожный вдох лишь тогда, когда начинает не хватать воздуха.
— Тише, всё будет хорошо, — едва шевеля губами, повторяет шотландка, проводя холодной ладонью по окровавленному лицу, — оно горит. А у неё нет ничего, чем можно было бы обработать раны. Сумку с медикаментами повстанцы вырвали у неё из рук ещё в машине и всё, что у неё оставалось — это едва ли чистая одежда, из которой она как-то сумела сделать несколько подходящих полосок ткани, чтобы остановить кровотечение.

* * *

Она молчит. Прислонившись спиной к оконному проёму, она держит в опущенной руке телефонную трубку и не может произнести ни слова, всё так же вглядываясь в его глаза. Он говорит, а Амэ молча слушает звук его голоса.
И невозможно выразить словами то, что происходит в её вырывающемся из груди сердце. Никто не поймёт. Разве что слепой, что обрёл зрение, или глухой, вновь услышавший шум океана. И, если сказанное им сейчас могло показаться кому-то нелепым, но только не ей.
— Амбер. Меня зовут Амбер. — Тихо отвечает рыжая не отрывая взгляда от своего защитника. Кончики её губ едва заметно дёрнутся, осмелившись на улыбку. Амэ, как тогда, поднесёт к его лицу ладонь и аккуратно, едва касаясь кожи, проведёт пальцами по его щеке. Спустя мгновение она сделает шаг ему навстречу и, оказавшись так близко, как только можно, склонив голову, коснётся кончиком носа его груди. Как раз там, где бьётся его сердце.
Робкая, хрупкая, она не найдёт такого слова, которое могла бы сказать в ту минуту. Это и было её ответом, её «рада, что ты нашёл меня». Громким в сердце — беззвучным в голосе, но понятным для них двоих, переживших весь тот ужас и так долго искавших друг друга.


^* Dinnae gurne — не хмурься, не отчаивайся.
Шотландцы любят заменять английскую частицу not на no или же, еще чаще, на nae [ne]. Dinnae = don’t. Gurne [гарн] — типичное шотландское словечко, дословно означающее: «хмуриться».

 Отправлено: 07.05.14 14:16. Заголовок: Этот момент, момент,..

Этот момент, момент, когда ты находишь то, что ищешь так долго, ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь. Запомнишь эту радость, что заполняет душу и сердце, запомнишь ее такой – трогательной, робкой, уставшей после тяжелой операции; ты запомнишь то, как встретил ее снова и эти воспоминания навсегда перекроют тот страх и ужас за ее жизнь в чертовой Басре, но не смогут устранить его навсегда.
Девушка опускает руку с телефоном, подходит ближе, заставляя тебя все больше думать о том, что это всего лишь сон, который с прикосновением растает в лучах утреннего солнца, слепящего глаза.
-Амбер, - ты тихо-тихо произносишь ее имя, боясь, что она исчезнет, когда девушка касается твоей щеки кончиками пальцев, так же как и ты, вероятно, не веря в то, что все происходящее не сон, что от этой жизни и встречи нельзя проснуться. Ты прикрываешь глаза, когда чувствуешь ее горячее, живое дыхание на своей груди. Словно тебе было недостаточно своего прикосновения к ее руке; словно было не достаточно ее прикосновения; словно тебе вообще не достаточно сейчас всего для того, чтобы точно ответить на свой вопрос «это не сон?».
Ты плотно сжимаешь губы, втягивая аромат ее волос носом. Она действительно стоит рядом. Она действительно слышит, как бьется твое сердце спустя столько лет. И оно бьется только благодаря ей. Ей, такой яркой, солнечной, живой. Твоей. Это судьба, ведь правда?
Ты отпускаешь ее пальчики, а затем позволяешь себе обнять свою спасительницу, прижимая к себе.
-Не могу поверить в то, что все это действительно с нами происходит. – Голос спокойный, немного робкий. Ты замолкаешь, твое сердце колотится как сумасшедшее, чувствуя, что настал конец бесконечным поискам той, что ты так и не успел поблагодарить за спасение своей жизни; поискам той, в которую влюбился без остатка.

Наверное, вы бы так и стояли в немом объятии, если бы не врачи и медсестры, что сновали туда-сюда и неизменно кидали на вас взгляды. Некоторые из них, зная, сколько опасности таит их работа или работа солдат, улыбались глазами, понимая, что их Амбер нашла своего военного, другие же – толи из зависти, толи из каких других соображение (может быть даже ревности) зло фыркали. Но для вас двоих больше не существовало внешнего мира, были только вы – ты и она.
Ты чуть отстраняешься первым, обнимая девушку теперь уже лишь одной рукой. Другой ты убираешь с ее лба прядь выбившихся из прически волос, улыбаешься, смотря ей в глаза.
-Это может показаться тебе странным, сумасшедшим, даже неправильным, но я в тебя влюбился. Влюбился тогда, влюбился сейчас и не посмею тебя потерять снова. – Слова вновь тихие, но уверенные, четкие. Слова, навевающие прошлое.

И это самое прошлое, эта самая Басра, будто вспышка, встает перед глазами. Картины из темного барака не дают тебе выбора, они врываются в твое сознание, вновь напоминая тебе о том, как ты первый раз увидел хрупкое чудо, что знало на что идет, но вовсе не было готово к тому ужасу, который приходилось переживать пленникам. По крайней мере, как тебе казалось, это не тот же ужас, что каждый Божий день переживал ты, видя рожи этих иракских чудовищ, что каждый раз являлись за ней, но уходили с тобой – мятежником, что не желал мириться с их нормами; который не желал давать в обиду хрупкую девушку. И каждый раз ты точно знал на что идешь, кидаясь вперед на сволочей; и каждый раз проливалась твоя кровь; и каждый раз ты слышал ее голос, который только и выдергивал из костлявых лап смерти, что кружила над всеми и тобой в особенности.
И теперь, когда все это было позади; когда она стояла с тобой в полной безопасности, ты мог жить дальше. Жить вместе с ней. Что и хотел делать здесь и сейчас.

-Спасибо тебе за то, что делала там для меня и за то, что здесь делаешь для таких же парней. – Ты, наконец, усаживаешь уставшую девушку на железный стул, а сам присаживаешься рядом, сжимая ее руку в своей. Жизнь возвращает вас в прежнее русло, медленно и неохотно отпуская в реальность, зная, что вы не упустите друг друга теперь уже никогда.
В ее руке отчаянно трезвонит телефон, ты лишь улыбаешься ей, только сейчас понимая, что твое отражение в стекле, помешало ее разговору. Что твое появление в ее жизни нарушило обыденное течение времени для нее, для тебя.
– Прости, что не дал договорить по телефону, наверное, лучше будет, если ты перезвонишь. – Ты абсолютно спокоен, чуть улыбаешься, кивая на очередной входящий вызов. А затем добавляешь с открытой улыбкой, - обещаю, что не испарюсь, как в том госпитале.
Конечно же не испаришься, потому что по крайней мере на сегодня у тебя есть планы и ты очень надеешься, что твоя планы совпадают с ее.
-Твоя смена… - начинаешь ты, когда гаснет экран телефона и внимание Амэ вновь переключается на тебя, сидящего рядом, держащего ее за руку и улыбающегося, не верящего в свое счастье. – Твоя смена… она уже закончилась? Я бы мог подвести тебя до дома или угостить поздним ужином, если ты голодна? – Ты переводишь дыхание, волнуешься как первокурсник, которому нравится сокурсница, но который так и не смог ей признаться в этом. – А еще… может как-нибудь поужинаем вместе? Как у тебя будет свободное время…